Концептуализация музыки в поэзии в.Ходасевича

В.Ходасевич – поэт со сложной и интересной биографией. Непростым представляется и его поэтический мир, в котором объективировано множество концептов, в том числе и концепт «музыка». Этот концепт имеет темпоральную доминанту и тесно связан с концептом «время». Обращаясь к Богу, поэт перечисляет все, данное ему (пять чувств, время), и говорит о том, что его душа принадлежит искусству: «Ты дал мне пять неверных чувств, // Ты дал мне время и пространство, // Играет в мареве искусств // Моей души непостоянство» [Здесь и далее: Ходасевич 1992: 190].

Время в поэзии В.Ходасевича хочет быть воспетым: «Века, прошедшие над миром, // Протяжным голосом теней // Еще взывают к нашим лирам // Из-за стигийских камышей» [65]. Но певец поет не о вечном, а о временном: «Но горе! мы порой дерзаем // Всё то в напевы лир влагать, // Чем собственный наш век терзаем, // На чем легла его печать» [65]. Песня для поэта – мерило времени («И всё – как в старых песнях пелось…» [20]), однако и она конечна («Свечи гаснут, розы вянут, // Даже песне есть конец…» [75]). Песни В.Ходасевич называет в ряду важных жизненных ценностей («Страшно признаться, что нет никакого мне дела // Ни до жизни, которой меня ты учила, // Ни до молитв, ни до книг, ни до песен» [57]), в качестве аксиологической категории (««Довольно! Красоты не надо. // Не стоит песен подлый мир»» [164]), а также в числе понятий, концептуализирующих любовь («Я устал быть нежным и счастливым! // Эти песни, ласки, розы – плен!» [79] и др.). Песни важны, поскольку с их помощью все кратковременное получает долгую жизнь («За то, что ты, царевна, в мире // Как роза дикая цветешь // И лишь в моей, быть может, лире // Свой краткий срок переживешь» [84]). Пение (для поэта – написание стихов) у В.Ходасевича равноценно жизни: «Ни жить, ни петь почти не стоит…» [209]). В данных примерах рассматриваемый концепт соотносится с концептом «поэт».

Поэт оперирует стереотипом служения родному языку («В том честном подвиге, в том счастье песнопений, // Которому служу я в каждый миг, // Учитель мой – твой чудотворный гений, // И поприще – волшебный твой язык» [158]). Он любит родной язык: «Заумно, может быть, поет // Лишь ангел, Богу предстоящий, – // Да Бога не узревший скот // Мычит заумно и ревет. // А я – не ангел осиянный, // Не лютый змий, не глупый бык. // Люблю из рода в род мне данный // Мой человеческий язык: // Его суровую свободу, // Его извилистый закон…» [219]). Для него прецедентным является образ мифического певца Орфея («И мы, заслышав стон и скрежет, // Ступаем на Орфеев путь, // И наш напев, как солнце, нежит // Их остывающую грудь» [65]). Для поэта слово является весомым и значимым даже со стороны формы («Но звуки правдивее смысла, // И слово сильнее всего» [210]), оно в стихотворении «Баллада» переплетается с музыкой («И музыка, музыка, музыка // Вплетается в пенье мое…» [211]). Ментальная установка автора может вступить в противоречие с позицией поэта-творца («Всё допустимо, и во всём // Злым и властительным умом // Пора, быть может, усомниться, // Чтоб омертвелою душой // В беззвучный ужас погрузиться // И лиру растоптать пятой» [278]), а может гармонировать с ней («И повинуясь только звуку // Души, запевшей, как смычок…» [203], «Пою предсмертные моленья, // В душе растет победный звон» [289]). Душа – вместилище эмоций и чувств, а часто и различных звуков. Многие звуки связаны с эмоциями и чувствами («Ах, в часовне предутренним звоном // Отмечается горе мое» [41]), звон колоколов побуждает поэта к философским размышлениям («Смотрят из окон огни… // Звон колокольный вливается благостно… // Плачу, что люди – одни…» [284]). Колокольный звон в поэзии В.Ходасевича сакрализуется («Колокольный звон! // В церковь, к свечкам, к темным ликам // Грустно манит он» [294]).

Галерея лингвистических образов В.Ходасевича обширна и многообразна. Употребление названий музыкальных инструментов – средство усиления изобразительности. Поэт использует с этой целью следующие существительные: 1) клавесин («Что больше нет в саду цветов, // В гостиной – нет на клавесине…» [66]), 2) пьянино («Кастрюли, тарелки, пьянино гремят…» [250]) 3) барабан («Заяц лапкой бьет по барабану…» [90]), 4) бубен («И серб ушел, постукивая в бубен» [133]), 5) трубы («Услышишь трубы трубачей» [206] и др.), 6) окарино («Жди: резкий ветер дунет в окарино…» [238]), 7) кларнет («Кто-то свистит на кларнете…» [330]), 8) свирель («Поет свирель, вдали пестреет стадо…» [51] и др.), 9) арфа («Там всё огромно и певуче, // И арфа в каждой есть руке…» [197] и др.), 10) лира («И кто-то тяжелую лиру // Мне в руки сквозь ветер дает» [211] и др.), 11) скрипочка («А скрипочка поет и свищет // Своим приятным голоском» [369]), 12) гитара (««Накинув плащ, с гитарой под полою…»» [36]), 13) кифара («И рушат всё кифары стройной звуки» [341]), 14) орган («Светлое утро. Я в церкви. Так рано. // Зыблется золото в медленных звуках органа…» [19]) и др. Данные примеры показывают, что поэт чаще использует перечисленные музыкальные лексические единицы в прямом, чем в переносном значении. Лира имеет особое значение для поэтического мира В.Ходасевича. Название этого музыкального инструмента имеется в сильной позиции – в названии книги стихов «Тяжелая лира» (1922) [Русские писатели 1990: 356]. С лирой поэт сравнивает мысль: «Трудолюбивою пчелой, // Звеня и рокоча, как лира, // Ты, мысль, повисла в зное мира // Над вечной розою – душой» [346].

Концепт «музыка» у В.Ходасевича объективируется в форме пропозиций, представленных глаголом петь и его дериватами. Этот глагол приобретает следующие семы: 1) ‘интеллектуальная деятельность’ («И вот пою, пою с последней силой // О том, что жизнь пережита вполне, // Что Эвридики нет, что нет подруги милой…» [62] и др.); 2) ‘передача информации’ (одновременно с семой ‘интеллектуальная деятельность’) («И поет нам дождь неуемный // Про древние слезы Рахили» [97]); 3) ‘эмоциональное отношение к объекту’ («Я здесь учусь ужасному веселью: // Постылый звук тех песен обретать, // Которых никогда и никакая мать // Не пропоет над колыбелью» [269]); 4) ‘воспевать’ («Сердце мое поет только вас и весну» [111] и др.) и др. Специфичность когнитивной сферы поэта проявляется в том, что используются названия музыкальных жанров: 1) гимн («Гимн любви, как гимн воинственный, // Не укрылся от судьбы» [25] и др.), 2) песня («Под вечер путник молодой // Приходит, песню напевая…» [98] и др.), 3) романсы («Слова романсов, письма, встречи…» [1, с. 70]), 4) серенада (««Иль, может быть, услышав серенаду, // Ты из нее хоть что-нибудь поймешь?»» [36] и др.), 5) симфония («Стоит он посреди двора, боясь нарушить // Неслышную симфонию…» [156]), 6) фокстрот («За кружкой пива созерцает, // Как пляшут барышни фокстрот…» [224]), 7) кадриль («Четыре пестрые черты – // Шеренги ровные кадрили…» [33]) и др. Употребляет В.Ходасевич и названия музыкальных произведений: 1) «Травиата» («Ребенок спал, покуда граммофон // Всё надрывался «Травиатой»» [270]), 2) «Миньона» и «Кармен» («Маляр в окне свистал и пел // «Миньону» и «Кармен»») [356]).

Поэт использует метонимии, употребляя при этом слова из семантического поля ‘музыка’: «Гитарный голос ей понятен // Отзывом роковых страстей…» [187]) и др.

Образ песни и пения вообще в поэтическом мире В.Ходасевича многогранен. Песня имеет связь со сферой священного (««Но песнь моя есть фимиам священный!..»» [36] и др.), а также со сферой времени («Для странника равны они: всё той же // Он песенкою времени утешен…» [134]), «Но я знаю – песня новая // Суждена и мне на миг» [25]). Пение может быть различным с акустической точки зрения («Вольно поет синева // Песни, неясно звенящие» [324], «Глухое пение летит…» [244], «Не слышу стройного напева…» [288] «Напевы дивные внимать…» [255]).

Слово хор поэт использует как в прямом, номинативном значении («Но мимо: уж Она в соборе. // В снопах огней, в гремящем хоре» [246]), так и в значении совокупности кого-либо («Хор нянек праздных…» [379], «Родное вспоминает небо // Хор воздыхающих теней» [65]).

Таким образом, в языковом сознании В.Ходасевича концепт «музыка» является сложноструктурированным образованием, имеющим четкую темпоральную направленность и связь с доминантным концептом большинства творческих личностей, выражающих свою ментальную сущность посредством написания поэтических текстов, – концептом «поэт». В Ходасевич позиционирует тему музыки в своем поэтическом творчестве посредством создания пропозициональных структур и использования различных существительных, принадлежащих к семантическому полю ‘музыка’.

Список литературы

1. Ходасевич, В.Ф. Собрание стихов / Составитель А.Дорофеев / [Текст] / В.Ф.Ходасевич.– М.: Центурион, Интерпракс (Серия «Серебряный век»), 1992.– 448 с.

2. Русские писатели [Текст]: биобиблиограф. слов. [В 2 ч.] Ч. 2. М-Я / Редкол.: Б.Ф.Егоров и др.; Под ред. П.А.Николаева.– М.: Просвещение, 1990.– 448 с.

С.А Моисеева, И.А. Котенева

Белгород, Россия