Обнаружение наиболее искусных в толковании Предания

Уже в третьем веке Ориген поясняет, что в самом богословии есть ясные свидетельства Писания и Предания, а есть то, что не сказано явно. Так что - действительно есть «тайная доктрина христианства»? Почему о чем-то умолчали апостолы? Сам Ориген отвечает на это очень просто и неэзотерично: «Конечно, с тою целью, чтобы могли иметь упражнения и показать свой ум наиболее ревностные преемники их» (О началах. 1. 1, 3-4). Это различение собственно Церковного Предания и частных богословских упражнений прочно вошло в богословие. Например, св. Василий Великий при пояснении первой главы Бытия пишет, что Библия не объясняет подробностей миросозидания - «чтобы приучить наш ум к самодеятельности». А вот св. Григорий Богослов: «Поелику как гадаю я сам и как слышу от мудрых, душа есть Божественная некая струя и приходит к нам свыше или вся или правитель ее - ум». И св. Григорий Нисский так говорит о своем поиске: «Что касается нас, ищущих истину путем догадок и образов, то мы излагаем то, что пришло нам на ум, ничего не утверждая безусловно, как бы упражняясь».

Собственно же ересь появляется там, где богослов, зная ясно выраженное учение Церкви, противопоставляет ему свое, иное видение проблемы. Любая ересь есть церковноборчество.

«По недоразумениям и простоте впадающие в погрешительные мнения о предметах веры с любовью приемлют всякое вразумление и предостережение и никогда не восстают против общего Церковного учения с тем упорством, какое отличает еретиков, с надменностью хвалящихся своим отделением от Церкви»⁶⁵.

Это обстоятельство делает понятным странный случай, происшедший с аввой Агафоном: Желая испытать смирения старца, к нему пришли монахи и обвинили в тяжких грехах. Пока о нем говорили как о блуднике или ленивце, старец соглашался и лишь просил помолиться о нем, грешном. Но вот один из испытующих добавил «А еще говорят, что ты - еретик». «Ну, нет - только не еретик» - вдруг слышит он в ответ резкое возражение. Братия, пояснив старцу истинную цель своего прихода, спросила старца - почему он многие грехи за собою признал, а обвинение в ереси сразу отверг. Старец же ответил, что все грехи человеческие - от слабости, и нет человека, который хоть в какой-то мере не поддавался им. «Ересь же не от слабости, а от упорства воли».

Причины формулирования догматов

Те ереси, для отражения которых формулируются догматические определения, возникают, как правило, вследствие двух причин:

1. духовной нечистоты,

2. недиалектического мышления.

В духовной области неочищенная душа не менее небезопасна для окружающих.

Недиалектичность мышления сказывается в слишком философской постановке вопроса. Кант приучил нас ставить прежде всего вопрос: как собственно, то или другое христианское учение может быть мыслимо человеком? Богословие ставит вопрос несколько иначе: почему именно то или другое учение утверждается самим христианством? В таком случае у христианства есть возможность, оставаясь непостижимым, не становиться противоразумным.

Виды ересей

Каким бы путем ни возникали ереси, в них самих я мог бы выделить три вида:

1. прямые - утверждения, находящиеся в одном контексте и выносящие противоречащие догме суждения об одном предмете (скажем, если сказать, что Христос не воскресал).

2. «заблудившиеся» - когда по каким-то причинам некое суждение само по себе или правильное, или религиозно-безразличное выпадает из своего контекста и заносится в контекст богословский. Это происходит в силу некоей контекстуальной беспризорности. Булгакова никто не стал бы обвинять в ереси, если бы он мирно занимался своей софиологией в рамках онтологических конструкций, а не захотел бы дополнить Троицу своей «тварно-нетварной Софией».

3. «арифметические ереси», говорящие частичную правду, но воинственно не желающие видеть нечто большее. Это о них точно сказал Честертон - каждый еретик делает элементарную арифметическую ошибку: он часть считает больше, чем целое.

Ересь есть ограничение полноты и равновесия дыхания Традиции, есть диспропорциональное увеличение частного положения до размеров всеобщего и исключительного, произвольное избрание чего-то одного, части вместо целого, т. е. именно односторонность.

Ересь - это ограничение, это слишком прямолинейное выведение одной из тех тональностей, которые в Церкви слагаются в целостную симфонию. Паскаль о еретиках удачно выразился, что «ошибка их не в том, что они следуют лжи, а в том, что не следуют иной истине». Так для сектанта истина только то, что ему нравится.

Методика создания ереси прекрасно показана в статье Льва Толстого «Как читать Евангелие». Он советует взять в руки сине-красный карандаш и синим вычеркивать места, с которыми ты не согласен, а красным подчеркивать те, что по душе. По составленному таким образом своему личному Евангелию и надлежит жить.

Сам Толстой обкарнал начало и конец Евангелия (Воплощение и Воскресение). И в середине Христос был понужден на каждое свое слово смиренно просить разрешение яснополянского учителя всего человечества. Всего - включая Иисуса, которого по сути Толстой берет к себе в ученики. Чудеса Лев Николаевич Иисусу вообще запретил творить...

Странно, что Толстой, утверждавший общечеловеческую солидарность в вопросах этики, твердивший, что замкнутый в своем индивидуализме человек - ущербен, настойчиво писавший, что надо соглашаться с лучшими нравственными мыслями, высказанными учителями всего человечества и всех народов, не распространял эту солидарность и на область веры. Довериться религиозному опыту людей - даже тех людей, кого он включал в число своих учителей - он не смог. Сфера, где он был согласен быть солидарным с другими - осталась весьма ограниченной.

«Толстой не вынес задачи синтеза», - поясняет его трагедию А. Карташев, - Его разъела уксусная кислота аскетизма и сострадания, без надлежащего в православном смысле смирения и мистики апокалипсиса». О такого рода ересях тот же Честертон говорил так: «толстовцы недостаточно правы, чтобы вытеснить из мира всех других».

Знаменитые слова Ницше «Бог умер» также не вызывают ни малейшего несогласия христианина. Тем более, что на деле это слова Лютера, заимствованные из песнопения Великой Пятницы. И Гегель говорит о «безбожии Страстной пятницы». Так что христианин только слегка дополнит Ницше: «... и воскрес в третий день по Писанием». По сути атеист ставит точку там, где христианин ставит запятую.

Мусульмане скажут, что Иисус - пророк. И здесь христианин имеет полное основание согласиться с Кораном, оговорив правда, что по иным источникам, Иисус был еще и воплощенным Сыном Божиим. Весьма характерно именование арианской ереси (отрицавшей единосущие Сына Отцу и тем самым оставлявшей Бога Отца в одиночестве) в православной полемической литературе: «арианская (или иудейская) скудость». По выражению св. Григория Богослова, Арий «сократил понятие о Боге в одну ипостась».

Основное значение слова airesis - это выбор, избрание лучшего. В Септуагинте airesis означает выбор лучшей жертвы Богу (Лев. 22. 18, 21) или свободное лучшее решение (1 Мак. 8, 30). Во вторых, слово airesis употребляется в смысле философских направлений и школ. Диоген Лаэртский говорит о «ереси академиков». Если airesis как выбор есть явление желательное в жизни политической и среди учений философских, то в области религиозной оно считается всегда явлением предосудительным... Уже в Римл. 16, 17 и Гал. 5, 20 ереси есть нечто отрицательное. Предосудительна попытка отнестись к религиозному факту как к философскому учению.

Чрезвычайно важно, что наше различие как раз и пролегает в области литургических преданий, то есть в самом важном, что только есть в религии и что так недооценивали схоластические учебники богословия - в образе молитвы.

Заметим, кстати, что Лютеровское «sola fide» есть и в Православии. В ежедневной утренней молитве православный признается, что не надеется на дела для своего спасения: «и паки, Спасе, спаси мя по благодати, молю Тя. Аще бо от дел спасеши мя, несть се благодать и дар, но долг паче. Веруяй бо в Мя, рекл еси, о Христе мой, жив будет и не узрит смерти во веки. Аще убо вера, яже в Тя, спасает отчаянныя, се верую, спаси мя, яко Бог мой еси Ты и Создатель. Вера же вместо дел да вменится мне, Боже мой, не обрящеши бо дел отнюд оправдающих мя. Но та вера моя да довлеет вместо всех, та да отвещает, та да оправдит мя, та да покажет мя причастника славы Твоея вечныя».

Христос позвал апостолов - и можно было или принять Его - именно Его, Его Личность и Его Тайну, - или же всего же Его отвергнуть. «Выбор» действительно становится «ересью» перед лицом первичного Избрания: «Не вы Меня избрали, а Я вас избрал» (Ин. 15, 16). Именно потому, что апостолы сами избраны Христом, они не могут выбирать что-то в Нем. Из жизни Христа, из единого и цельного феномена Боговоплощения - нельзя «выбирать» нечто по вкусу: здесь мне нравится «мой друг Иисус», а вот здесь он погорячился.

С этим связана и та особенность Церковной истории, что в спорах с еретиками и гностиками Церковь не спешила оспаривать «внешних» и долго не выдвигала защитников христианства, равных по человеческому таланту и блеску гностикам (Василиду или Валентину). «Ибо людям она противопоставляла не людей, а Богочеловека, людским домыслам - Богочеловеческую Истину, в ней, в Церкви, живую. Церковь не состязалась с «совопросниками века сего», но - в этих спорах - раскрывала себя» (Л. Карсавин).

В христианстве «истина» - это не набор суждений о реальности, а сама Реальность. «Аз есмь Путь, Истина и Жизнь». Но если Истина есть Христос - то выбирать что-то свое и частное из Истины значит пытаться отщипнуть свой «кусочек Христа». В уже знакомом нам предупреждении ап. Павла о том, чтобы не увлекаться философией «по стихиям мира сего, а не по Христу», есть очень важное пояснение: «ибо в Нем обитает вся полнота Божества телесно, и вы имеете полноту в Нем» (Кол. 2, 9).

Язычников же возмущала именно эта самоуверенность христиан - как они имели наглость утверждать, что знают Истину, когда даже великий Сократ не притязал на это?! «Итак, - передает христианский апологет Минуций Феликс возмущение язычников - всем следует возмущаться и скорбеть, что люди, при этом самые невежественные, без всякого образования, ничего не смыслящие в самом ничтожном, осмеливаются высказывать твердое суждение о самом важном и великом, о чем в течение стольких столетий, вплоть до нашего дня, спорят даже философы многих школ».

В том-то и дело, что дар Истины у христиан был именно даром, нерукотворной реальностью... Но это - к вопросу о том, почему слово «ересь» из вполне респектабельного стало негативным.

Если бы Церковь была философской школой - в ней можно было бы вести себя как в бакалейной лавке, где каждый может брать или не брать то, что ему вздумается. Но Церковь - это движение, исходящее от Отца и в Сыне и Духом двигающееся к упразднению смерти. Человек, лишь отчасти принявший участие в этом движении, становится, по слову Отцов, несчастнейшим из людей: и здешней радости лишился и будущей не обрел...

Одно из важнейших призваний богословия - борьба с мифами и суевериями.