Общая оценка законодательной деятельности в церковной сфере

Пересматривая старое римское законодательство, Юстиниан пользовался правилом: что угодно государю, имеет силу закона. В какой степени это относилось к законам церковным?

Юстиниан не только фактически усилил, но и теоретически обосновал участие императора в церковных делах в знаменитой своей теории симфонии. Эта теория излагается в предисловии к «6-й новелле».

Во вступлении к новелле Юстиниан формально определяет главный идеологический принцип:

«Величайшие дары Божии, данные людям высшим человеколюбием, - это священство (ιερωσύνη-sacerdotium) и царство (βασιλεία-imperium). Первое служит делам Божеским, второе заботится о делах человеческих. Оба происходят от одного источника и украшают человеческую жизнь, поэтому цари более всего пекутся о благочестии духовенства, которое, со своей стороны, постоянно молится за них Богу. Когда священство беспорочно, а царство пользуется лишь законной властью, между ними будет доброе согласие (συμφωνία) и все, что есть доброго и полезного, будет даровано человечеству».

Чего Юстиниан не мог определить - как эта симфония (согласие) будет установлена между такой эсхатологической реальностью, как Царство Божие, явленное в Церкви и таинствах, с одной стороны, и, с другой, такими неизбежными в обществе "человеческими делами", как насилие, войны, социальное неравенство и т.д., которые государство само по себе не может преодолеть или избежать. Так что во вступлении к 6-й новелле описывается не более чем стремление к идеалу, мечта⁵².

Теория симфонии в изложении Юстиниана есть, несомненно, отклик на теории церковно-государственных отношений, которые в конце V - начале VI в. излагали римские папы - Геласий и Симмах. Они стремились показать превосходство духовной власти над государственной в церковных делах, считая, что государь должен, приклонив выю, смиренно выслушивать, что говорят ему священники в делах веры. С одной стороны, это было выражением римского клерикализма.

Юстиниан перетолковывает теорию церковно-государственных отношений, которую он мог взять у этих римских и некоторых других иерархов. В предисловии к «6-й новелле» Юстиниана говорится не о главенстве духовенства, но о единстве и согласии царства и священства внутри Церкви.

Для верного понимания этого предисловия следует устранить распространенную ошибку, состоящую в отождествлении священства и Церкви. Юстиниан был достаточно хорошим богословом и достаточно свободным от клерикализма государем и не впал в эту ошибку. Слово «Церковь» вообще отсутствует в его предисловии. Но понятие Церкви здесь выражается уж никак не словом «священство», а скорее словом «человечество»: Юстиниан говорит о дарах Божиих человечеству, т.е. соотношение царства и священства понимается вовсе не как соотношение государства и Церкви, а как соотношение различных властей внутри Церкви. Юстиниан при этом пользуется понятиями Божественного и человеческого. Однако в соответсвии с Халкидонским догматом, который здесь как бы экклезиологически прилагается, он говорит о нераздельном единстве и также указывает на общение свойств между Божественным и человеческим.

Далее бросается в глаза асимметрия между двумя членами симфонии. В то время как «священство» есть собирательное имя для целого сонма патриархов, епископов, «царство», которое не отождествляется с государством, сосредоточено в единой личности императора. Как говорит Юстиниан, «священство служит вещам Божественным», «оно более Божественная часть Церкви», «но это отличие духовенства от прочих членов Церкви относительно», «дело священства - молитва», т.е. предельно широко понимаемая литургическая и сакраментальная жизнь Церкви. Но при этом утверждается супрематия царства. В одном из своих законов Юстиниан говорит: «Что же есть более великого, более святого, чем императорское величество?!» В одном из законов, прямо относящемся к церковной жизни («Новелла 133-я» - «О монахах и монахинях и их образе жизни»), Юстиниан говорит в предисловии: «Нет ничего недоступного для надзора царю, принявшему от Бога общее попечение о всех людях. Императору подобает верховное попечение о церквах и забота о спасении подданных. Император - блюститель канонов и Божественных Законов. Царь через Собор и священников утверждает Правую веру». По тексту «6-й новеллы», «царство заботится и о догматах, и о чести священников, и о соблюдении церковных правил», т.е. устраивает предельно широко понимаемую человеческую сторону Церкви.

Законы Юстиниана, действительно, касаются всех сторон церковной жизни. В них говорится не только о вероучении, но и о богослужении. Император усваивает себе исключительное право толковать законы, но похоже, что он усваивает себе также право толковать церковные правила, применять их в практической жизни. Пятый Вселенский Собор, прошедший при Юстиниане, не издал ни одного канонического правила. Так же поступил много времени спустя после Юстиниана VI Вселенский Собор. В то же время Юстиниан и его преемники очень активно занимались церковным законодательством.

При этом Юстиниан мог не только поддерживать те канонические нормы, которые существовали во Вселенской Церкви, но и создавать новые. Например, Юстиниан впервые ввел во Вселенской Церкви правило целибата (безбрачия) епископов. Прежде эта норма могла существовать как местная или как тенденция церковного развития. Но обязательной для Вселенской Церкви эта норма стала именно в законах Юстиниана.

Приходится констатировать, что в известном смысле Юстиниан считал себя главой Церкви. В действительности византийский император никогда не мог стать абсолютным монархом в Церкви, каким стал на Западе папа. На Востоке всегда сохраняла свое значение епископская иерархия, выражающая свою власть, в частности, на Соборах. Кроме того, в Церкви все большее значение получали носители новозаветного пророческого служения - монахи. Юстиниан хотя и стремился к тому, чтобы монахи подчинялись иерархической структуре Церкви - местным епископам, но видел, что монашество - важная конститутивная часть Церкви, и приветствовал участие монахов в церковных Соборах.

Эти три силы - император, епископат и монашество - в истории Византийской Церкви или плодотворно сотрудничали в духе Юстиниановой симфонии, или же приходили в столкновение друг с другом. В этом динамика и драматизм византийской церковной истории.

Русский византолог Острогорский пишет, что Юстиниану была совершенно чужда идея церковной автономии. Протопресвитер Иоанн Мейендорф говорит, что в юридической мысли Юстиниана нет совсем места Церкви «как обществу своего рода». Католический историк Жюжи определяет положение Юстиниана в Церкви как всевластие, высшую власть юрисдикции, и даже если не в теории, а на практике - некий род вероучительной непогрешимости. Похоже, что это все так. Авт (Асмус).