3.2.3. Политические ситуации и группы влияния в региональных политических процессах: методология научногоисследования

В научных исследованиях региональных политических процессов как «изменения во взаимодействии» большое значение отводится анализу динамики политических ситуаций, связанному с изучением изменений в конкретном соотношении политических сил в регионе. В настоящее время существуют различные методологические подходы к изучению региональных политических ситуаций, каждый их которых акцентирует внимание исследователей на определенных их аспектах. Среди них в первую очередь следует выделить институционально-правовой, идеологический, психологический, конфликтологический, элитистский и ресурсно-акторный подходы.

Институционально-правовой подход акцентирует внимание исследователей на функционирование политические институтов в регионе, прежде всего связанных с деятельностью органов государственной власти, составляющих формаль­но-правовой каркас региональных политических ситуаций. В рамках идеологического подхода предметом научного исследования являются идеологические аспекты регио­нальных политический ситуаций. При этом особое значение придается изучению не только тех или иных идеологем, но и конкретизирующих их программ политической деятельности, цели и задачи которых определяют политические процессы в регионе. В русле психологического подхода особое внимание уделяется психологии политического поведения региональных акторов в конкретных политических ситуациях. При конфликтологическом подходе главный акцент делается на изучении конфликтогенных ситуаций в региональном политическом про­цессе. При использовании элитистского подхода главное внимание уделяется изучению соотношения политических элит в регионе, формам и способам их политического взаимодействия. В рамках ресурсно-акторного подхода акцент делается на изучении ресурсной базы политических интеракций в конкретных региональных ситуациях.

Научное исследование политической ситуации в регионе предполагает также изуче­ние среды, в которой эта ситуация сформировалась. Наиболее продуктивными в этом плане являются политико-культурный и политико-экономический подходы.

В рамках политико-культурного подхода внимание исследователей акцентируется на изучении массовых политических представлений, ценностей и установок регионального социума, определяющих специфику региональной политической культуры. Эта культура оказывает существенное влияние на формирование региональных политических ситуаций, предполагая доминирование тех или иных форм и способов политических интеракций в регионе, в том числе связанных с политическим участием или принятием политических решений, изменяющих соотношение политических сил в регионе.

В рамках политико-экономического подхода главное внимание уделяется экономическим факторам и их влиянию на расстановку политических сил в регионе. При этом в первую очередь изучаются экономические ресурсы, которыми располагают различные региональные политические акторы и которые оказывают существенное влияние на соотношение политических сил в регионе.

Целостное видение политической ситуации в регионе предполагает необходимость комплексного использования различных методологических походов ее научного исследования. При этом специалисты отмечают, что такое использование имеет свою внутреннюю логику, отправной его точкой является институционально-правовой подход, позволяющий выявить политико-правовые особенности функ­ционирования органов государственной власти в регионе. Затем следует переходить к элитистскому и ресурсно-акторному подходам, которые дают возможность выявить реальную расстановку политических сил, установить характер по­зиционирования политических акторов и разработать сценарно-базовые варианты развития политической ситуации в регионе. Затем с целью уточнения отдельных аспектов региональной политической ситуации можно использовать идеологический, психологический и конфлик­тологический подходы.

При этом специалисты отмечают, что переход от институционально-правового подхода к элитистскому и ресурсно-акторному при изучении конкрет­ной политической ситуации в регионе возможен с помощью позиционного анализа региональных полити­ческих элит (см. схема 9).

Схема 9.

Логика использования методологических

походов к изучению региональных политических ситуаций

В социально-гуманитарных науках существуют различные представления о том, что такое «региональная элита». В рамках меритократическго подхода региональной элитой считаются находящиеся у власти или при власти обладатели особых позитивных личных качеств. В рамках альтиметрического подхода под региональной элитой понимают совокупность лиц, занимающих статусные позиции в структурах региональной власти или непосредственно влияющих на эти структуры в процесс принятия политиче­ских решений.

Как считают специалисты, при изучении региональных политических элит целесообразно использовать принятый в современной политической науке альтиметрический, или функциональный, подход. При этом, однако, одни исследователи под региональной политической элитой понимают совокупность должностных лиц в органах государственной власти и местного само­управления, непосредственно (по должности) влияю­щих на процесс принятия политических решений в регионе.

Другие исследователи в состав региональной политической элиты включают также акторов, которые не обладают властными должностями, но непо­средственно влияют на политическую ситуацию в регионе. Это – политические лидеры и ключевые представители политических партий и общественных движений; национальные и религи­озные лидеры; ведущие представители де­ловой элиты, участ­вующие в политической жизни региона и воздействующие на процесс принятия политических решений.

Кроме того, некоторые исследователи в состав региональной политической элиты включают и таких лиц, которые непосредственно не занимаю­тся политической деятельностью, однако косвенно оказываю­щие влияние на политическую ситуацию в регионе. Это – лидеры общественного мнения, например представители интеллектуальной элиты, которые влияют на общественные настроения в регионе и таким образом воздействующие на процесс принятия политических решений, осуществляемый властным региональным истеб­лишментом.

Позиционный анализ региональных полити­ческих элит предполагает изучение влияния политических деятелей через их положение во властной иерархии. При этом специалисты отмечают, что позиционный анализ предполагает не столько исследование формально-правовых норм функционирования региональных полити­ческих элит, тем более, что межрегиональные различия здесь невелики и во многих случаях просто несущественны, а изучение реальных групп влиянии в регионе. Это обусловлено тем, что формальная конфигурация ор­ганов государственной и муниципальной власти не отражает реальную расстановку политических сил в регионе, поскольку различные власт­ные структуры могут контролироваться из одного центра, быть под фактическим управлением одной группы влияния. И, наоборот, даже в региональной админи­страции, которую принято представлять в виде «команды», могут быть различные политические группировки.

Позиционный анализ региональных полити­ческих элит позволяет выявить конкретные факторы их дифферен­циации и консолидации, которые влекут за собой появление в регионе реально сущест­вующих групп влияния. При этом исследователи выделяют эндогенные и экзогенные факторы формирования региональных групп влияния.

Эндогенные факторы дифферен­циации и консолидации региональных политических элит и, соответственно, формирования региональных групп влияния не­посредственно связаны с деятельностью органов государственной или муниципальной власти и политических лидеров в регионе.

Органы региональной власти являются не только фор­мально-правовыми образованиями, но и сплоченными иерархически устроенными политиче­скими организациями со своим руководством и корпоративными интересами. Превращение того или иного органа государственной или муниципальной власти в реальный центр, вокруг которого складывается группа влияния, зависит от того, каковы его полномо­чия и возможности, а также от эффективности их использования в конкретных политических ситуациях.

Региональные группы влияния складываются также вокруг тех или иных политических лидеров, обладающих определенной политической автономией и ярко выраженными политическими амбициями. Поэтому к эндогенным факторам формирования региональных групп влияния относятся как амбиции региональных политических лидеров, так и личные конфликты между ними, выступающие мощным политическим стимулом, влекущим за собой дифференциацию региональной политической элиты и ее консолидацию во­круг политических лидеров. Появление лидера, умеющего заявить о себе, создать региональную группу влияния, наладить политические связи и обеспечить «механизмы» их поддержания, оказывает огромное воздействие на политическую ситуацию и ее изменение в регионе.

Исследователи выделяют два вида региональных групп влияния, складывающихся вокруг политических лидеров. Это – «кроссинституциональные» и «субинституцио­нальные» группы влияния. «Кроссинституциональными» называются созданные политическими лиде­рами группы влияния, которые присутствуют в нескольких региональных властных структурах. «Субинституцио­нальные» – это группы влияния, которые реально контролирует только часть региональной властной структуры.

Экзогенные факторы дифферен­циации и консолидации региональных политических элит – это факторы среды, в которой происходит формиро­вание региональных групп влияния. Эти факторы исследователи обычно делят на экономические, географические, этниче­ские и социальные.

Экономические факторы дифферен­циации и консолидации региональных политических элит связаны с борьбой за власть как средством реализации групповых экономических интересов. Это является мощным сти­мулом формирования региональных групп влияния, целью которых становится как защита контролируемых экономических ресурсов, так и получение новых путем осуществления политико-экономической экспансии. Эта экспансия связана с принятием региональной властью нужных для определенной группы влияния экономических решений или лоббированием ее эконо­мических проектов, нуждающихся в политической поддержке.

Такие группы влияния обычно формируются вокруг амбициозных представителей региональной деловой элиты и в этом плане можно говорить об экономическом характере этих групп влияния. Однако для реализации своих целей эти группы влияния начинают активно участвовать в политических процессах, приобретая при этом характер политических групп влияния. Такие группы влияния иногда становятся частью уже существую­щих политических групп, вы­ражающих интересы того или иного бизнеса.

Кроме того, экономические факторы дифферен­циации и консолидации региональных политических элит и формирования региональных групп влияния тесно связаны также с возможностями полити­ческого фандрайзинга – сбора средств для реализации политических проектов. Наличие доступных финансовых ресурсов у тех или иных представителей деловой элиты служит важным стимулом возникновения у них политических амби­ций, поскольку открывает большие возможности для участия в выборах или проведения определенной ин­формационной политики. Поэтому многие представители деловой элиты стре­мятся реализовать себя не только в экономике, но и политике, создавая при этом группы влияния и переходя, таким об­ратом, из «чистого бизнеса» в «политическое измерение». Мощным стимулом при этом является как желание развивать бизнес, получив для этого право непосред­ственного участия в принятии политических решений, так и стремление к личной самореализации, продолже­нию карьеры в новой сфере.

Географические факторы дифферен­циации и консолидации региональных политических элит связаны с тем, что отдельные территориальные структуры в ре­гионе могут иметь свои политические интересы, вокруг которых и происходит формирование региональных групп влияния. Целью таких «географических» групп влияния является участие в процессах распределения и перераспределения ресурсов на внутрирегиональном уровне в пользу тех или иных территорий. Очень часто «географические» группы влияния воз­никает в виде реакции на дискриминационную политику региональных властей по отношению к определенным территориям.

Географические факторы дифферен­циации и консолидации региональных политических элит связаны также с таким явлением, как землячество. Принадлеж­ность к одному землячеству, в основе которого лежат личные отношения между политическими акторами, ведет к формированию региональных групп влияния, созданных по земляческому принципу. Как правило, в их состав входят люди, которые не просто родились и выросли в одном районе, но и работали вместе.

Этнические факторы дифферен­циации и консолидации региональных политических элит связаны с наличием различных интересов у тех или иных этнических групп в регионе. Соответст­венно, возможно складывание «этнических» групп влияния на основе борьбы за интересы той или иной этнической группы в рамках региона. Однако следует учитывать, что формирование «этнических» групп влияния в регионе, с одной стороны, облегчено самим фактом принадлежности ее участников к одной этнической группе, что облегчает межличностные коммуникационные процессы и создает бо­лее тесные, доверительные отношения между ними, а с другой – затруднено внутри этническими противоречиями. Поэтому очень часто в роли «этнических» групп влияния в регионе выступают земляческие и родственно-клановые объединения субэтниче­ского характера, не являющиеся выразителями обще этнического интереса.

Социальные факторы дифферен­циации и консолидации региональных политических элит связаны с социальной стратификацией территориального социума. Поэтому возможно появ­ление таких региональных групп влияния, которые, отстаивая интересы определенных социальных страт, выступают с политических позиций социально-групповой солидарности.

Действие различных эндогенных и экзогенных факторов в каждом конкретном случае влияет на конфигурацию и структуру реально сущест­вующих групп влияния в регионе. Изучение структуру региональных групп влияния предполагает проведение следующих исследовательских операций:

1. Выявление значимых (влиятельных) политических акторов различного происхождения, выступающих центрами консолидации региональной политической элиты и принятия политических решений.

2. Идентификация и персонификация политических акторов, вокруг которых формируются региональные группы влияния.

3. Выявление и оценка связей между политическими акторами, форм и способов их реализации (см. схему 10).

Схема 10.

Методология научного исследования

региональных групп влияния (процедурный аспект)

При проведении первых двух исследовательских операций ученые обычно опираются на методы «экспертных оценок» и «участия в принятии важнейших стратегических решений». В основе метода «экспертных оценок», или «репутационного анализ», лежит учет экспертных оценок, определяющих рейтинг влияния тех или иных политических акторов. Метод «участия в принятии важнейших стратегических решений» связан с сопоставлением формальных полномочий политических акторов, выявляемых в рамках по­зиционного подхода, с экспертными оценками, которые дает репутационный ана­лиз. Это дает возможность выстраивания приближенной к реальности научной картины, позволя­ющей наиболее полно идентифицировать значимых политических акторов.

Для проведения третьей операции, направленной на выявление и оценку связей между политическими акторами, необходимо в первую очередь определить инте­ресы и цели разных политических акторов в рамках тех или иных связей. При этом наиболее сложной задачей, как полагают специалисты, является отделение групп влияния друг от друга, нахождение границ между группами, которые не имеют яв­но антагонистического характера, а также решение вопроса о выделении самостоятельной группы или ее отнесения к разряду автономных субгрупп. Для разграничения групп влияния следует прежде всего выявить уровень их политической са­модостаточности и автономии. Для оценки отношений между региональными группами влияния очень важен электоральный ана­лиз, т.е. изучение региональных выборов, а также федеральных избирательных кампаний на терри­тории региона.

Научное исследование региональных групп влияния предполагает также оценку их ресурсной базы, поскольку с ресурсами напрямую связаны коренные интересы этих групп, которые обычно рассматриваются в понятии контроля за ресурсами. Основными ресурсами региональных групп влияния являются политические, финансово-экономические и информационные. В конкретных политических ситуациях группы влияния стремятся или сохранить контроль над имеющимися ресурсами, или осуществить экспансию для их приращения. Одним из случаем такой экспансии является получение власти в регионе и, соответственно, обретение статуса доминирующей группы влияния.

К политическим ресурсам групп влияния относится их контроль над органами государственной и муниципальной власти, а также партий­ными организациями в регионе. Поэтому выделяют два вида политических ресурсов – административные и партийные. Административные ресурсы связаны с иерархически организован­ным контролем за политическими структурами, институтами и процессами в регионе. Административные ресурсы возникают в процессе использования чиновниками административных полномочий или ста­тусного преимущества для достижения определенных политических или экономических целей, связанных с реализацией интересов определенных групп влияния в регионе.

Финансово-экономические ресурсы региональных групп влияния основаны на их контроле за отдельными секторами региональной экономики. Эти ресурсы используются в борьбе за полити­ческое влияние в регионе, которое, в свою очередь, позволяет наращивать финансово-экономическую базу отдельных групп влияния, получать «политически добавленную» стоимость.

Под информационными ресурсами понимают контроль групп влияния за информаци­онным полем, прежде всего средствами массовой информации в регионе. Наличие информационных ресурсов не только позволяет региональным группам влияния использовать их для достижении определенных целей, связанных с реализацией групповых интересов, но и свидетельствует о тяготении этих групп к публичному политическому влиянию.

Научное исследование региональных групп влияния предполагает их типологизацию. С учетом политического позиционирования групп влияния в регионе критериями такой типологизации могут выступать доступ к вла­сти и статус группы с точки зрения ее принадлежности к тому или иному уровню региональной власти. В исследовательской практике на основе этих критериев обычно выделяют следующие региональные группы влияния:

1. Правящие группы регионального уровня, обладающие сильной ресурсной базой.

2. Оппозиционные группы регионального уровня, обладающие сильной ресурсной базой и открыто противопоставляющие свои инте­ресы интересам правящих групп.

3. Латентно-оппозиционные группы регионального уровня с инте­ресами, явно противоречащими интересам правящих групп, но не располагающие достаточными ресурсами для достижения своих групповых целей.

4. Амбивалентные группы регионального уровня, интересы которых по одним вопросам совпадают с интересами правящих, по другим – с интересами оппозиционных групп, и отличающиеся неустойчивым политическим позиционированием.

5. Нейтральные группы регионального уровня, контролирующие определенные ресурсы, обеспечивающие их политическое влияние в регионе, но не вмешивающиеся в борьбу за региональную власть.

6. Локальные группы территориального уровня, занимающие позиции правящих или оппозиционных групп в отдельных городах и районах.

7. Латентные группы регионального или территориального уровня со слабой артикуляцией групповых интересов, и не обладающие необходимыми ресурсами для политического влияния в регионе (см. схему 11).

Схема 11.

Когнитивная модель региональных групп влияния

При изучении региональных групп влияния необходимо учитывать динамику их политического позиционирования, которое меняется в ходе регионального политического процесса, особенно в связи должностными изменениями в органах региональной власти или итогами регио­нальных выборов. Изучая политическое позиционирование региональных групп влияния, следует учи­тывать их отношения с как с территориальным социумом в целом, так и его отдельными социальными группами. Эти отношения следует оценивать с точки зрения электорального влияния и электоральной поддержки, обеспечивающей легальность и легитимность полтического влияния этих групп в регионе.

Таким образом, расстановка политических сил в регионе и, следовательно, характер региональной политической ситуации определяется соотношением региональных групп влияния. В тех случаях, когда в регионе доминирует одна группа влияния, выражающая наиболее значимые региональные интересы, контролирующая региональные органы власти и располагающая сильной ресурсной базой, можно говорить о моноцентризме региональной политической ситуации. Наличие в регионе множества групп влияния различного происхождения, располагающими достаточными ресурсами для оказания влияния на политическую ситуацию в регионе, свидетельствует о ее полицентризме.

3.3. Региональные этнократии: методологические

проблемы исследования

3.3.1. Символический интеракционизм как методология

научного исследования региональных этнократий

Одной из тенденцией развития современного мира, наряду с глобализацией, является регионализация, которая проявляется в расширении границ между территориально-социальными комплексами, сохранении культурных различий этносов и других социальных групп, усилении чувства их исключительности, возникновении самодостаточных экономических и политических образований. В полиэтнических территориальных социумах регионализация сопровождается локализацией, которая выражается в интеграции этнических сообществ, стремящихся сохранить уникальные основы своего социального бытия, и стремлении их к политической автаркии.

Усиление процессов глобализации и локализации в новой конфигурации «мироцелостности» привело к актуализации такого особенного «лика политической власти», как региональная этнократия.

В «Своде этнографических понятий и терминов» (М., 1995), изданном Институтом этнологии и антропологии Российской Академии Наук, дается следующее определение этнократии: «Этнократия – (от греч. е thos – народ, krateia – власть; англ. – ethnic authority ) – система власти, при которой на государственных постах находятся (явно преобладают) люди одной национальности (этнической принадлежности), использующие эту власть в националистических целях. Этнократия – типичное и в целом естественное явление для национальных государств, в том числе и в таких, где утвердивший ее этнос не составляет большинства населения. Элементы этнократии проступали в той или иной степени в союзных и автономных республиках СССР, созданных для обеспечения наиболее благоприятных условий экономического и языково-культурного развития определенного («титульного») этноса. С развитием национального сепаратизма и суверенизацией республик явления этнократии обычно усиливаются в результате недемократической системы выборов, лишения иноэтнических групп гражданства и т.п., что ведет к обострению межнациональных конфликтов».

Один из известных российских специалистов Ж.Т. Тощенко рассматривает этнократию как форму политической власти, при которой управление экономическими, политическими, социальными и духовными процессами осуществляется с позиций примата национальных интересов доминирующей этнической группы в ущерб интересам других этносов. Суть этнократии состоит в целенаправленном выпячивании этнического интереса этноса в ущерб интересам и правам личности, которые не могут зависеть от ее этнической и религиозной принадлежности.

Региональные этнократии возникают не «снизу», а являются результатом деятельности этнополитических элит, которые, используя кризисное состояние общества, целеустремленно создают «почву», благоприятную для зарождения этнократических процессов. При этом они используют различные средства, но так или иначе связанные с использованием символического капитала власти. Поэтому одним из эффективных способов изучения региональных этнократий является методология символического интеракционизма, теоретические принципы которого были разработаны Дж. Мидом и Г. Блумером, а затем развиты в феноменологической социологии А. Шюца и концепции социального конструирования П. Бергера и Т. Лукмана.

С позиции символического интеракционизма деятельность людей осуществляется в соответствии с изменениями, которые происходят в окружающем их социальном мире. Однако для символического интеракционизма не существует так называемых социальных миров в «себе», для него есть лишь такие миры, какими люди конструируют их для себя и друг для друга в процессе взаимодействия.

Эти «миры» составлены из «объектов», под которыми понимается все, что человек воспринимает в таком мире, в том числе и ситуации, с которыми он сталкивается в своей по­вседневной практике, поступки других людей, приказы и пожелания правительств, соци­альные институты, а также такие абстрактные объекты, как представления о друзьях и врагах, нравственные прин­ципы, идеалы справедливости, чести и свободы.

Для разных людей значение этих объектов может быть различным, поскольку человек не просто реагирует на окружающий его жизненный мир, а формирует активное отношение к нему. Люди способны приписывать объектам окружающего мира определенные значения, интерпретируя его и создавая тем самым свой символический мир. И если люди намерены действо­вать, то они должны продемонстрировать себе и дру­гим значения этого символического мира.

С помощью различения окружающей среды и мира символических значений теория символического интеракционизма акцентирует внимание на том, что человек противостоит окружающей среде не просто как продукт, который определенным обра­зом «организован», например, через социализацию или развитие потребностей, и лишь автоматически реагирует на внешние стимулы. Наоборот, соглас­но теории символического интеракционизма чело­век сам создает свой мир в процессе его интерпре­тации, и в этом плане объекты окружающего человека мира являются продуктами символических интеракций.

В этой связи Г. Блумер отмечал, что совместная жизнь людей, с точки зрения символического интеракционизма, представляет собой процесс, в котором значение объектов создается, подтверждается, изменяется и отрицается. При этом люди понимают значение объек­тов по сути дела благодаря способам, с помощью которых другие лица, с которыми они взаимодействует, определяют для них это значение. Люди принимают указанное значение объектов или дают ему свою интерпретацию.

В теории символического интеракционизма важное значение имеет понимание условий социальных взаимодействий. Согласно этой теории социальные взаимодействия совершаются не потому, что люди ведут себя функционально по отношению к сложившимся социальным структурам или социальным институтам как необходимым условиям взаимодействия, а потому, что они придают этим условиям определенные значения и тем самым создают эти условия. Поэтому социальные взаимодействия являются процессами совместной жиз­ни людей, которые создают правила социальной жиз­ни, а не наоборот, не правила сами по себе создают и поддерживают совместную жизнь людей.

Таким образом, методология символического интеракционизма базируется на следующих теоретических по­сылках: 1) люди действуют в отношении объектов окружающего их мира на основе значений, которыми для них объекты об­ладают; 2) зна­чения объектов создаются или возникают во взаимодействии людей с социальным окружением; 3) значения используются и изменяются в процессе интерпретации людьми окружающих объектов; 4) интерак­ции в обществе происходит преиму­щественно на символическом уровне, на котором действующие люди определяют себя, узнают и интерпретируют совместные действия.

При изучении региональных этнократий в рамках методологии символического интеракционизма важное значение имеет теория символического капитала власти, в разработку которой большой вклад внес известный французский ученый П. Бурдье.

В научных социально-гуманитарных исследованиях с недавних пор популярной метафорой ресурсов стал «капитал» в терминах социального, человеческого, культурного, информационного и символического капитала.

В современной научной литературе существуют различные представления о том, что такое символический капитал. В целом эти представления можно свести к двум группам: 1) символический капитал – это специфическая форма проявления любого капитала; 2) символический капитал – это особый вид капитала. Некоторые исследователи считают символический капитал разновидностью культурного, другие, наоборот, культурный капитал относят к одной из важнейших форм символического капитала. Это во многом объясняется тем, что и культурный, и символический капиталы основаны на знании: в первом случае это полученное образование и общая культурная компетентность, во втором – экспертное влияние, т.е. власть, основанная на знании и признании авторитетности этого знания другими людьми. В рамках представления о символическом капитале как особом виде капитала, он трактуется иногда как репутация, внешность, имя, знаки достоинства и высокого социального статуса.

Идея символического капитала власти принадлежит П. Бурдье, причем в его работах понятие символического капитала власти используется в двух смыслах: и как форма проявления любого каптала власти, и как совокупность реальных и потенциальных властных ресурсов символического характера.

Рассматривая генезис и структуру бюрократического поля в рамках концепта «дух государства», П. Бурдье отмечал, что государство есть завершение процесса концентрации различных видов капитала: физического принуждения или средств насилия (армия, полиция), экономического, культурного или, точнее, информационного, символического  – концентрации, которая сама по себе делает из государства владельца определенного рода метакапитала, дающего власть над другими видами капитала и над их владельцами. Концентрация различных видов капитала (которая идет вместе с формированием соответствующих им полей) в действительности, как считал П. Бурдье, приводит к возникновению некого специфического капитала, собственно государственного, позволяющего государству властвовать над различными полями и частными видами капитала, а главное – над обменным курсом между ними (и тем самым над силовыми отношениями между их владельцами). Из этого следует, что формирование государства идет вместе с формированием поля власти, понимаемого как пространство игры, внутри которого владельцы капитала (разных его видов) борются именно за власть над государством, т.е. над государственным капиталом, дающим власть над различными видами капитала и над их воспроизводством (главным образом, через систему образования).

При этом П. Бурдье подчеркивал, что символическим капиталом может быть любое свойство (любой вид капитала: физический, экономический, культурный, социальный), когда оно воспринимается социальными агентами, чьи категории восприятия таковы, что они в состоянии узнать (заметить) и признать, придать ценность этому свойству. Говоря точнее, это форма, которую принимает любой вид капитала, когда он воспринимается через категории восприятия, являющиеся результатом инкорпорации делений и оппозиций, вписанных в структуру распределения этого вида капитала. Из этого следует, что государство, располагающее средствами навязывания и внушения устойчивых принципов видения и деления, соответствующих его собственным структурам, является исключительным местом концентрации и осуществления символической власти.

П. Бурдье считал, что через условия, которое государство навязывает социальным практикам, оно учреждает и внедряет в головы общепринятые формы и категории восприятия и мышления: социальные рамки восприятия, понимания или запоминания, мыслительные структуры, государственные формы классификации. В этом плане символический каптал власти, с одной стороны, служит основой специфического авторитета обладателей государственной власти, а с другой – является формой символического насилия и контроля.

В федеративных полиэтнических государствах символическим капиталом обладает не только центральная государственная власть, но и государственная власть в субъектах федерации, особенно если они образованы на основе национально-территориального принципа.

Символический капитал региональной власти – это те преимущества (способности, возможности), которыми обладают региональные политические этноэлиты для приписывания значений тем или иным объектам социальной реальности. Символический капитал региональной власти – это символические ресурсы, используемые в региональном управлении, направленном на этническую интеграцию и мобилизацию, регуляцию этнических отношений и защиту этнических интересов. Благодаря эти ресурсам региональная государственная власть может формировать в нормативно-ценностном пространстве локального этнического сообщества такие конструкты когнитивного и ценностного содержания, усвоение которых изменяет внутренний мир людей и задает определенные стереотипы восприятия социальной действительности.

Однако эти конструкты значимы лишь для тех, кто предрасположен к их восприятию, а эта предрасположенность заключена не только в рефлексирующем этническом сознании, но и в этнокультурных архетипах. Поэтому в процессе легитимации происходит непосредственное согласование между внедренными извне ментальными структурами и неосознаваемыми духовными «кодами» жизнедеятельности людей. Эти «коды» представляют собой этнокультурные доминанты поведения людей в любых обстоятельствах, в том числе и катастрофических, и являются своеобразным выражением на уровне культуры народа, его исторической судьбы, как некоего единства характера исторических задач и способов их решения, закрепившихся в народном сознании, в этнокультурных стереотипа. Государственная власть тем самым обеспечивает в этническом сообществе необходимый уровень «логического и морального конформизма» и создает легитимизирующие структуры массового этнического сознания.

Наиболее резкие сдвиги в сфере символического капитала власти происходят тогда, когда меняется не только власть в государстве, но и само государство. Так, возникновение суверенных национальных государств или государственных образований в рамках федераций необходимо влечет за собой создание различного рода «организованных мифов», символических образов социальной реальности. Эти образы являются своего рода «миф-очками», т.е.

когнитивными и ценностными «призмы», сквозь которые люди смотрят на эту реальность. Эти образы, выполняя функции этнической маркировки «своих» и «чужих», являются основой символической солидарности тех или иных этногрупп с национально-государственной системой, приобщения к этой системе и опознания «своих» в ее социальных сетях.