Об уклонении от выводов

Но все же как ни силен разум, а выводы человек сплошь и рядом делает не только по его указаниям, но и по привходящим обстоятельствам.

Так, вспомним, что все объяснения термодинамиче­ской необратимости из одной только механики (а не при механике!) - очевидно неправильны, поскольку есть запрещающая ее простая и ясная теорема Пуанкаре о (квази)обратимости движения механических частиц в модельном случае замкнутой изолированной системы (ну и другие подобные выводы из свойств механики). Есть также четкие свидетельства по меньшей мере принципиальной дефектности эргодического подхода (Н.С.Крылов, А.А.Вла­сов, Д.Тер-Хар, Р.Балеску). Однако эта очевидность большинство авторов не впечатляет и не убеждает в необходимости всерьез (а то и надолго) взглянуть на проблему и иногда хоть на время приостанавливать писание формул. Человек уклоняется от прямого вывода из бесспорных фактов, смазывает заключение в пользу прежней, фактически опровергнутой парадигмы. Так что попытки все же построить термодинамику впрямую из механики, так, чтобы термодинамика была столь же объективной, как и механика, и не была бы ничем принципиальным в своих результатах обязана субъекту, продолжаются. Хорошо еще, что были ученые, которых поистине мучила эта проблема и которые особо обращали на нее внимание научного сообщества. Особенно яркими и принципиальными здесь были Н.С.Крылов и А.А.Власов, а сейчас, по-видимому, Р.Балеску. Первые два предложили здесь свои решения, оба неверные. Последний сознательно предложил пока пользова­ться старым аппаратом, но помнить о его необоснованности. Во всяком случае, они не пытались замести трудности под ковер и постоянно указывали на несостоятельность обычного обоснования термодинамики и статистической механики.

Лучшее осознание дефектов теории после нахождения правильного решения

Но та очевидность несостоятельности обоснования термодинамики становится еще более убедительной, прием­лемой и еще более очевидной, можно сказать - максимально очевидной, когда появляется положительное решение, снимающее противоречия, объясняющее появление и место термодинамики иным путем, чем следствием из самой механики. То есть очевидность, ее мощь и весомость могут нарастать при расширении фронта охватываемых явлений и при соответствующем росте знаний. Тогда помимо того, что парадоксы снимаются, всё становится на свои места, и причины прежних затруднений становятся понятными. А ведь при наличии только отрицательных утверждений некоторая парадоксальная неясность, неочевидность всей проблемы все же остается: остается сама неясность того, что же делать с этой термодинамикой, какой же путь может быть, кроме как прежний отрицаемый? Само отрицание остается под сомнением, под давлением другого отрицания. Кажется, что положение не так серьезно, его можно исправить какими-то мелкими, хотя пока и непонятными корректировками. И при появлении приемлемого решения это давление старого с облегчением снимается.

Здесь действуют причины как психологические, так и связанные с объемом имеющегося знания. Более общее решение захватывает более широкий круг явлений и тем самым оказывается мощнее и сильнее и делает ситуацию максимально очевидной во всех предыдущих аспектах и некоторых новых. Без этого (расширения кругозора) даже при осознании противоречивости предыдущей парадигмы мысль все же тяготеет к ней, старается крутиться в ней или где-то рядом, не сходить с наезженной колеи, затушевать важность обнаруженных недостатков. Отрицательной инфор­мации бывает недостаточно для отказа от несостоятельного решения. Тут действует не логический разум, а как раз его недостаток, компромиссный отход от него. Задачей разума здесь является не поддаваться на соблазны привычного, не затушевывать трудностей.

Что делать, когда обнаружены трудности в прежней теории, а решения пока нет? Ну, вовсе не всегда следует выбрасывать старое, до поры, до времени можно использо­вать прежние рецепты в хорошо установленных практически областях, ведь старая теория вернее всего возникла не просто так, на пустом месте. Но в общем следует помнить о наличии в теории дефектов. Наилучшая стратегия в познании - это, конечно, сохранять и всегда, хотя бы за кадром, иметь в виду все достаточно прочно установленное знание, причем с выяв­ленными весами достоверностей, которые тоже есть знание. Требуется сознательное усилие или твердая привычка, чтобы при решении вопроса и оценке правильности решения использовать критерии из этого знания, а не склонности и пристрастия. Совершенно так же, как требуется, скажем, обращаться к сознанию и подавлять разумом непроизволь­ные, безотчетные страхи подсознания в темноте. Можно сказать, человеку все человеческое тут должно стать чуждо, он тут должен стать бесстрастной машиной по выработке вердикта. При принятии решения вопрос должен быть единственным: верно это или не верно, так это или не так. Это должно включать также и оценку надежности прини­маемого решения.

Обнаружение правильного решения освещает старые несообразности, делает их более отчетливыми, потому что объясняет причину их происхождения - прямо как при исто­рическом рассмотрении объекта. Бывает, такое понимание старых заблуждений и их неприятие становится настолько отчетливым, что затрудняет их изложение при написании отчета или рассказе о них - ведь как последовательно и логично изобразить несообразность? Старое представление с его противоречиями начинает казаться таким уродливым, что мысль протестует, отказывается последовательно излагать противоречивую вещь.

Есть сложные и совсем простые случаи, когда неправильность никак не понимается именно из-за незнания правильного. Вроде бы исходное и неправильно, но иначе, кажется, и быть не может, и исходное просто должно быть правильным, потому что само является (считается) эталоном.

Один такой очень важный, уже упоминавшийся пример - взятие математического критерия правильности - строгой формальной доказанности - за образец доказатель­ства истинности, правильности в познании реальности (см. обзор в книге [14]). Обычно методологической несостоятель­ности такого требования вообще не видят, хотя о неисчерпаемости мира знают. И применяют его с особой претензией на научность, тем самым делая эту ошибку респектабельной, как бы отмывая ее. Выше было описано доказательство естественного происхождения религии на основе реалистического подхода к доказательству в противо­вес математикообразному, из которого вообще ничего нельзя получить. Оригинально, что сторонник религии критикует применяющих математизированный критерий за вывод о невозможности доказать существование бога. «Философы вообще исказили образ науки. Они могут изречь: “Наука доказала, что Бога нет”. Более хитрый философ выдвинул популярный тезис о том, что ни доказать, ни опровергнуть существование Бога нельзя.» ([15], с. 32.) «Канту принадлежит лукавый тезис о том, что существование Бога нельзя доказать и нельзя опровергнуть. Этот лукавый тезис соблазнил многих русских интеллигентов, включая великого писателя Л.Н.Толстого.» ([15], с. 34.) Тезис-то хоть и популярный, но вовсе даже и не лукавый, а вполне чистосердечный, но просто неверный, и его неверность произносящие его не осознают, как и автор [15] не знает настоящего критерия, хотя, по-моему, он ему и не нужен.

* * *

Касательно расширения знания и роста очевидности стоит заметить еще следующее. Говорят, в многознании много печали. Это верно лишь частично, и в основном только на некотором этапе, когда наивный оптимист с удивлением и разочарованием обнаруживает, что не все так прекрасно в этом лучшем из миров. При дальнейшем узнавании, и особенно при жизни в деятельности, свет знаний и умения наоборот - придает спокойствие и уверенность, ведь свобода - познанная необходимость.