1. Критерий истины - очевидность

Практика и обдумывание самых разнообразных споров по науке, политике и жизни - как имеющихся в литературе, так и реальных споров по тем же темам, и особенно упорных и даже ожесточенных в последнее время в интернет-конференциях (ФИДО) - в конце концов породили у автора этой заметки настоятельную потребность ясно понять, что же является самым сильным доводом в споре и по сути последним, решающим словом. Конечно, на всех не угодишь, и всегда найдется слепой или глухой в том или ином смысле или еще того хуже, но вопрос ставится на суждение, так сказать, разуму во всей его разумности. А потребность понять, даже не отчетливо осознанная, рождает усиленное по пристальности и времени внимание к данному вопросу, как бы постоянное удерживание его по крайней мере в боковом зрении. И в результате выработался вывод, что максимальным доказательством правильности теории или представления в реальности является приведение к очевидности этой правильности, к очевидности для опытного и знающего разума.

На первый взгляд может показаться, что достижение это не такое уж большое, ведь что-то подобное уже говорилось и, по-видимому, неоднократно. Так, беглый поиск привел к статье С.А.Зубкова «О познавательном статусе очевидности» [1], где рассматривается несколько аспектов феномена очевидности, в том числе гносеологиче­ский, причем весьма уверенно. Да уже А.Шопенгауэр восклицал [2]: «Почему здравствуют тысячи ошибок, если критерий истины - очевидность - столь прост?» Но все же и Зубков оставил некоторые вопросы нерешенными, и Шопен­гауэр остался в недоумении, да и почему-то мало кто из реально работающих ученых (включая и автора этой заметки) слышал о таком полезном методологическом средстве доказательства, так что к нему никто никогда практически и не апеллирует сознательно как к законному средству методологии, разве что все просто стараются привести побольше доказательств и получше их изложить, что в общем-то правильно, однако понимается не как научное доказательство, а как метод уговаривания, особенно слушаю­щей стороной. Общеизвестна как раз противоположная - и неудачная - попытка Декарта исходить в познании из очевидного. Так что в общем тут есть еще о чем подумать и что прояснить.

Автор этой заметки, не профессиональный философ, а физик, работавший еще и в математическом моделировании много лет в самой рутинной научно-исследовательской сфе­ре, пишет, чтобы поделиться своим опытом и некоторыми, как кажется, полезными итогами попыток понять получше возможности познания мира. Некоторые идеи почти явно витали в воздухе и в методологической (но не всякой!) литературе, однако все же в явном виде не были высказаны так, чтобы научное сообщество могло их четко услышать и принять как осознанное рабочее средство.

О том, что и ученые, стараясь сработать в естествознании или общественных науках доказательнее и четче, все же не совсем твердо и сознательно ориентируются в методологии познания и, соответственно, в своих делах, свидетельствует то, что почти всегда их научные построения легко может, так скажем, дискредитировать перед ними и более или менее обычным их окружением, а их самих поставить в тупик прохожий, сказав, наподобие агностиков, что так как мы не знаем всего на свете, то и нет возможности утверждать что-либо об истинности его построения. Пусть, мол, совершенно строго докажет свой вывод! Обычно ученые тут начинают просто восклицать и не более того. Особенно часто, по понятным причинам, возражение такого типа используются против атеистов.

Ну хорошо, пусть критерий истины - очевидность. Но что такое очевидность, и почему она оказывается критерием истины?

Здесь есть два важных основных аспекта.

1) Отличие и соответствующая необходимость разли­чения познания реальности от доказательства истинности (утверждения) в математике.

Известна шутка, возможно, возникшая, и неоднократно, из были, о лекторе, который по какому-то случаю сказал: «Очевидно, что то-то и то-то», - на что получил возражение: «Нет, это не очевидно», - после чего с полчаса думал и в конце концов заключил: «Нет, это все-таки очевидно!» Когда рассказывают эту историю, все дружно смеются. Однако она смотрится принципиально по-разному в разных науках.

Так, если речь шла о математике, то трудность, которую едва преодолел лектор, и которая оказалась в тот момент чрезмерной для слушателей, заключалась лишь в техническом собирании в уме формальных доказательств высказанного утверждения. И заключение «очевидно» лишь означало, что вся система доказательств достаточно обозрима для не вооруженного карандашом ума.

Если же речь шла об утверждении о природе или обществе, то положение резко меняется. Правильность объяснения не может доказываться по типу теорем (а неправильность на моделях может), как в математике, ввиду неисчерпаемости мира и обратности задачи познания [3]. Сколько разных утверждений было в истории об одном и том же вопросе! Так что тут трудность в выборе истинного или наиболее правильного утверждения или мнения заключается не в отсутствии карандаша, с помощью которого можно было бы записать для слабой памяти пункты доказательства, а в самом выборе критических пунктов и в оценке достаточности их набора для обоснования обсуждаемого утверждения. Мы здесь будем говорить только о трудности такого рода.

2) Различие этапов так называемого «озарения», когда в результате какого-то движения мысли в нужном направлении возникло понимание нового (пути или связи моментов), которое представляется решением проблемы, и обстоятельной проверки верности этого понимания с возможной его корректировкой или полным отбрасыванием.

В математике тоже есть этап озарения, догадки об идее и/или пути доказательства, но доказательство правиль­ности утверждения, когда оно формально завершено, больше не подвергается сомнению и является окончательным, тогда как в познании реальности само понимание окончательности решения данного вопроса является принципиальной пробле­мой, мнение об успешности решения которой вовсе не обязательно оказывается единодушным и даже попросту может быть ошибочным, что формальным образом выяснить точно невозможно.