Глава 31

Секунду мне казалось, что Майлс гигантским прыжком долетит до двери и разорвет маленького человека на части, отрывая по куску. Выражение его глаз напугало меня не на шутку.

Но он не двинулся с места. Он неподвижно сидел с горящими как угли глазами. Я услышал, что дверь закрылась. Усатый ушел, забрав с собой из комнаты весь воздух. Майлс продолжал смотреть туда, где он только что стоял.

Чанс погиб. Эта фраза крутилась у меня в голове. Чанс погиб. Чанс погиб.

Майлс задрожал. Я подумал, что он замерз, но потом увидел его глаза. Они почти потухли – пламя перешло в крохотный огонек. Майлс дрожал так же, как встряхивается лев, оторвавшись от преследовавших его охотников. Он подошел к окну и распахнул его, впустив обжигающе холодный воздух. Майлс словно исполнял некий обряд экзорцизма, чтобы очистить комнату от обходительной злобы этого человека.

Майлс повернулся к нам и чуть развел руками.

– Мы свободны, – сказал он.

– Что?

– Мы свободны. Мы добились своего. Мы получили обратно свои жизни.

– Но Чанс…

Майлс покачал головой:

– Чанс не маленький, знал, на что идет.

– Они убили его!

– Рано или поздно до него все равно бы добрались – не V&D, так сандинисты или «Талибан». Чансу было хорошо только в гуще битвы. Я вообще удивляюсь, что он столько протянул. Знаешь, что было бы для него трагедией? Смерть в доме престарелых в Бока‑Рейтон²² с испачканным гороховым супом подбородком. Его единственное преступление – что он втянул Джереми. – Майлс коротко потер руки. – Слушайте, мы получили возможность спокойно жить дальше. Это большой подарок. Ну просто лучше не бывает.

Я запротестовал, но Майлс поднял свою огромную длань с такой экспрессией, что я отступил.

– Как можно быть таким бесчувственным? – не выдержала Сара.

– Бесчувственным? – уставился на нее Майлс. Секунду спустя он взревел: – Это я‑то бесчувственный? Чанс был мне ближе, чем вы оба! Я буду грустить по нему долго после того, как он превратится в пометку на полях вашей памяти!

Его глаза действительно увлажнились.

– Майлс… – мягко начала Сара.

– Не хочу ничего слышать! Чанса не вернуть.

– Я не о Чансе, – продолжала она. – Майлс, они убивают детей. Двадцатидвухлетних юнцов, которые только начали жить.

– Тебе не победить V&D! – рявкнул он. – Допустим, расскажем мы, что знаем. И что будет? Мы живы только потому, что им проще оставить нас в живых, чем устранять последствия шумихи, которую мы подняли бы. Но в принципе у них есть возможность справиться и с шумихой. Мы живы по их милости, вот и все.

– Ты прав, – сказал я.

Майлс недоверчиво взглянул на меня. Сара смотрела на меня как на предателя.

– Что?

– Ты прав.

– По‑моему, такого ты еще никогда не говорил, – пробормотал Майлс.

– Обнародовав информацию, мы ничего не добьемся.

– Слава Богу, хоть кто‑то меня слушает.

– Значит, надо действовать иначе.

Улыбка Майлса исчезла, и он издал низкое рычание.

Пора было сказать, о чем я думал с самого возвращения из Нью‑Йорка. Последняя часть пазла. Ахиллесова пята V&D. То, что было перед нами с самого начала, но мы не замечали.

– Мне с самого начала что‑то не давало покоя, – начал я. – Помните, что сказала Изабелла? Одержимость, то бишь обладание, – состояние временное. Совершаешь ритуал, магия срабатывает, а потом – бам, и все закончилось. Часы бьют двенадцать. Так?

Майлс закрыл глаза, но промолчал.

Сара кивнула:

– Да.

– Так каким же образом они растягивают это на целую жизнь тела жертвы, пока не придет время перепрыгнуть в новое поколение? Шестьдесят лет! Как им это удается?

– Не знаю! – взорвался Майлс. – Кто я тебе, верховный жрец?

– Майлс, слушай. Что я видел в тоннеле на той церемонии? Помнишь? Ну, там были танцовщицы и барабанщики, и какой‑то шаман с безумными глазами. За ними что я видел?

Он наморщил лоб, но покачал головой.

Это было перед нами с самого начала. Глаза Сары загорелись.

– За танцовщицами? – спросила она.

Я кивнул.

– За жрецом, за алтарем?

– Да.

– Машина какая‑то. Ты говорил, что там была машина.

– Вот именно.

– Машина или что‑то похожее, и что‑то скручивалось и извивалось, повторяя движения танцовщиц. Так ты сказал.

Я кивнул. Ее глаза прояснились и оживились.

Майлс слегка кивнул.

– Изабелла же ничего не говорила о машине?

Он молча покачал головой.

– Конечно, не говорила, – продолжал я, – потому что это вообще не из ритуала вуду.

Сара улыбнулась, вспомнив мой диалог с Изабеллой.

– Если бы кто‑то использовал вуду… – повторила она.

– …не будучи адептом культа…

– …для чуждых этой религии целей, – закончил Майлс.

Я кивнул:

– Что, если машина…

– …своего рода продолжение ритуала…

– …удлиняет сроки…

– …пролонгирует эффект?

Видя такое развитие идеи, Майлс покачал головой:

– Это прилада.

– Механизация.

– Конвейерное вуду, – улыбнулся я.

– Само собой разумеется, – продолжил Майлс, – если машина растягивает временное состояние до бесконечного, а мы…

– …уничтожим машину…

– …то одержимость закончится…

– …и тогда…

– Что тогда? – спросил Майлс. – Жертвы – как там Иззи их трактовала, «лошади»? – при них же личности остались.

– А они проявятся?

– Когда бог слезает с лошади, жрец снова становится собой, может, обессиленным, дезориентированным, но…

– …но здесь одержимость длилась не минуты, а десятилетия!

– Если лошадьми пользовались слишком долго, они погибнут? – спросил Майлс.

– Разве мы не должны выяснить ради них же самих? – возразила Сара.

Майлс хрипло засмеялся:

– Должны? Что это мы задолжали Найджелу, Дафне этой? Джону? Они использовали Джереми, а когда ему нечего было им предложить, выбросили без колебаний.

– И что? – сказал я. – За это они заслуживают смерти?

– Нет. Но рисковать ради них жизнью, в том числе моей, многовато будет. – Он засмеялся. – Стали бы они из‑за нас париться?

– Нет, – ответил я.

– Это не просто Найджел, Дафна и Джон, – сказала Сара. – Это все, кто приходил до них и после. Новый поток студентов каждый год.

– Ну что тебе до них? Это чужие люди, – сказал Майлс. – Они друг другу глотки готовы рвать за отличную оценку.

Сара подалась к нам.

– Какая разница, как кто поступил бы на нашем месте. Что толку гадать, почему судьба выбрала нас? Кроме нас, больше некому. – Она деловито посмотрела на меня и Майлса. – Я пойду, а вы как хотите.

Я выдержал ее взгляд и кивнул.

– Я тоже пойду, – сказал я.

Мы посмотрели на Майлса.

– Даже если твоя теория правильна, – он нахмурился, – речь идет о том, чтобы проникнуть в святая святых.

– Правильно.

– Это может быть твоей последней прогулкой.

– А может, и нет. Сам подумай. Церемонию им приходится проводить при каждой инициации. Остальное делает машина. Найджела они уже обработали, остальных, наверное, тоже. Много шансов за то, что сейчас в той комнате никого нет.

Он не стал спорить.

– Майлс, ты же знаешь все на свете. Ты разгадал эту вудуистскую шараду. Без тебя мы бы ничего не смогли.

Он поскреб бороду и пробурчал что‑то вроде «Ну что за хрень в квадрате!».

– Войти, разбить чертову машину и выйти? – уточнил он.

Я кивнул.

Он закрыл глаза.

– А поджечь‑то капище для прикола можно?

– Конечно.

Он вздохнул:

– Тогда почему бы и нет?

Сара издала восторженный вопль и обняла гиганта.