Большой и маленький

рассказ

Ему нравилась небольшая тенистая аллея в стороне от корпусов. Он любил приходить туда один, и мог находиться в ней бесконечно долго. Если бы его не уводили, он оставался бы там вечно.

В этот день, он, как всегда, сидел в своей аллее. Издалека доносился непривычный шум. Потом всё стихло. Он не знал, сколько сейчас времени, и долго ли он находился один. Он вообще не понимал время. Оно было слишком сложным для него. Текло то вперёд, то назад, то вовсе куда-то исчезало.

Захотелось есть. Поднялся с земли и побрёл к корпусам. Над лагерем стояла тишина. Никого не было видно. Дети не бегали, не играли. Воспитатели ни на кого не орали. Всё казалось необычным. Ему всегда хотелось, остаться одному, погрузиться в своё одиночество. Желание сбылось. Люди только мешались, всё портили. Не давали заниматься своими делами, постоянно вмешивались, заставляли что-то делать. Даже, находясь на расстоянии, приносили массу дискомфорта. Мешали смотреть, слушать и думать.

Пошёл к зданию столовой. Оно находилось страшно далеко - метрах в ста. Бывало, приходил туда последним, и ему ничего не доставалось. Иногда, он шёл до неё целый день, но так и не мог дойти. Сейчас ему удалось. Подошёл к дверям и стал ждать. Столовая оказалась пустой. Ждал долго, но двери так и остались закрытыми. «Наверное опоздал», - подумал он и пошёл обратно.

С ним никто не дружил, и мало кто обращал внимание. Он не испытывал потребности в общении. Так было комфортно. Он мало что понимал, но смирился с этим. Вначале, переживал, пытался понять, но всё становилось ещё более запутанным и он, в конце концов, перестал пытаться вникнуть во что-либо вообще.

Большой белый шар, на который почему-то трудно смотреть, начал неспешно опускаться. Отведя глаза, сел на камень и стал разглядывать песок. Ему нравилось рассматривать предметы. На людей он глядеть не любил. Они были для него слишком быстрыми. Он любил смотреть долго. Казалось, если неотрывно смотреть, можно понять что-то важное. Правда, понять до конца, так и не получалось, наверное потому, что смотрел недостаточно продолжительно.

Сейчас он смотрел на песок. Песок, как и остальные предметы, - всегда разный. Сегодня он жидкий. И не желтый, как обычно, а свинцово-серый. Он растекался повсюду и норовил забраться под одежду, просочиться в стоптанные ботинки, заползти за шиворот. Поняв, что бороться с песком не получается, он стал слушать. Слушать можно также долго, как и смотреть. Кстати, смотреть при этом совсем не обязательно. Даже лучше – не смотреть вовсе. Целиком превратиться в одно большое ухо, и замереть, улавливая звуки. Лучше всего слушать тихие звуки. Они всегда разные, осторожные, робкие. Чем тише, тем дольше их хочется слушать, и тем большее удовольствие от этого получаешь. Ему хотелось услышать самый тихий на свете звук, абсолютно тихий. Казалось, что самый совершенный звук – абсолютная тишина. Таким звуком, наверное, можно наслаждаться вечно. Получился бы идеальный звук, но, как известно, идеальных вещей не бывает. Ему очень хотелось его услышать, но то, чего очень хотелось - никогда не сбывалось. Так, он всегда очень хотел, чтобы его забрала из детдома мама. Поначалу, он ждал ее каждый день. Потом перестал. Еще через какое-то время, начал забывать прежнюю жизнь – до детского дома. Сказочная, неправдоподобная – может, её не было вовсе. Спустя некоторое время, он стал забывать маму. Конечно, он не мог её забыть, просто черты начали стираться из памяти, и теперь она представлялась в виде неясного образа. Тогда он понял, - она никогда за ним не вернётся.

Он продолжал слушать.

Через некоторое время, кроме звуков, которыми он наслаждался, стало доноситься что-то постороннее. Это было неприятно. Он поднялся и пошёл, посмотреть.

В песочнице на детской площадке сидел и плакал малыш. Совсем маленький – года на три младше.

Малыш, увидев Большого, немного успокоился, подошел к нему, взял за руку и сказал: «Пойдем ко всем».

Большой не хотел идти ко всем. Его никто прежде не брал за руку и не разговаривал, как с равным. Он попытался освободиться, но Маленький не отпускал.

Они прошли по территории, и никого не встретили. Кроме здорового черного пса, который также был озадачен свалившимся на него одиночеством.

Большой замер, попятился. Руки его мелко затряслись. Он панически боялся собак. Маленький следовал за ним.

Пес не обращал на них внимания, - вынюхивал что-то в земле и пытался раскопать лапами.

Отойдя шагов на двадцать, Большой овладел собой.

- Никого нет, – сказал Маленький.

Это было и так ясно.

- За нами вернутся? – В голосе не чувствовалось уверенности.

Большой не ответил. Он не разговаривал с людьми. Общался мысленно.

Сели на скамейку у главного здания, стали ждать.

Становилось прохладно. Никто не появлялся. Маленький захныкал.

Темнело. Небо стремительно наваливалось на землю стремясь подмять под себя дома, аллеи, беседки, детей. Деревьям надоело стоять на одном месте, и они стали двигаться, подбираясь все ближе и ближе к ребятам. Большому захотелось вскочить и убежать, но он сдержался. Встал и быстро пошёл к своему корпусу, где стояла его кровать, в которой он всегда ночевал. Маленький бросился вслед за ним.

Дверь не открывалась. Большой стоял перед ней и все дергал за ручку. Маленький поначалу терпеливо ждал, а потом снова стал хныкать.

- Пойдем домой. Я хочу спать. Почему все от нас спрятались?

Видя, что Большой не двигается с места, Маленький стал тянуть его за руку в сторону своего корпуса.

Там дверь тоже оказалась запертой.

Подул ветер, срывающий пожелтевшие листья. Стемнело. Маленький больше не хныкал. Крепко держал Большого за руку и прижимался к нему. Было очень страшно ночью одним на пустой территории. Малыши дошли до детской площадки, зашли в песочницу под навесом, сели рядышком.

Темнота сковывала движения и мысли, вместе с завываниями ветра будила воображение и наводила ужас. От холода и страха дети крепко прижимались друг к другу.

Через некоторое время, они стали клевать носами и заснули.

Раньше, ему ничего не снилось. Но в последнее время, стал приходить один и тот же сон. Вот и сейчас, стоило закрыть глаза, он увидел себя на маленьком трехколесном велосипеде. На нём темно-синий матросский костюм, к рулю привязан воздушный шарик. Он гуляет в сквере с мамой, и в какой-то момент, заигравшись, теряет её из виду. Опомнившись, озирается в испуге и, увидев удаляющуюся фигуру, бросается догонять её, но поравнявшись, видит, что это не она. И так происходит несколько раз, пока он на самом деле не находит маму. Но, как сильно ни крутит педали, ему никак не удается её догнать. Ноги становятся ватными и плохо слушаются. Он злится на них, плачет с досады, но всё безрезультатно. Маму не догнать. А ему очень надо нагнать и обязательно увидеть её лицо.

Когда дети проснулись утром, сидя в песочнице, и, склонив головы друг к другу, – Солнце уже встало. Беззаботно чирикали птицы. Лагерь по-прежнему был пуст, но страшным не казался.

После ночного холода пришлось долгое время разминать руки и ноги, чтобы те начали нормально двигаться. Сильно хотелось есть и пить. Мальчики пошли к столовой, причем Маленький бежал впереди, а Большой шёл сзади.

Столовая была пуста и закрыта. Рядом с ней стоял питьевой фонтанчик и оба смогли утолить жажду. Но голод не исчезал.

- Я хочу есть, - сказал Маленький.

Большой не ответил. Он тоже был голоден, но где ещё можно поесть, кроме столовой, не знал.

- А когда за нами вернуться? – спросил Маленький.

Большой молчал. Действительно, казалось, что все уехали, а их просто забыли.

- Мне в лагере больше нравится, чем в детском доме, а тебе?

- А мне и там и там одинаково, - подумал про себя Большой. – Хотя в лагере, пожалуй, лучше. Здесь больше мест, где можно побыть одному.

- Почему ты со мной не разговариваешь? – Снова спросил Маленький. – Ты, что, не умеешь говорить?

Большой повернулся и пошел к качелям.

Качаться на качелях – было его любимой забавой, одной из немногих. Он мог качаться на них так же долго, как и находиться один. Когда он качался на качелях, никто и ничто его не беспокоило. Он мог совершенно спокойно предаваться своим мыслям, и те текли удивительно легко и связно в такие минуты.

Маленький с воодушевлением забрался на качели и усердно принялся раскачиваться. Он только недавно научился качаться самостоятельно.

Большой качался на соседних качелях, но удовольствия не получал. Ему мешал разговорами Маленький.

- Мне недавно пять лет исполнилось, я уже совсем большой. А тебе сколько?

- Восемь, - подумал про себя Большой.

- Меня Мишкой зовут. Но на самом деле я – не мишка, не бойся. Это просто меня так называют. Я их сам боюсь. Они вооот такие большие и страшные, – он развел руки в стороны. - А я - нет. А тебя как зовут?

- Петя, - с трудом вспомнил Большой, - но чаще – дубина безмозглая, аут, овощь, даун, иди отсюда козел…

- А, почему ты со мной не разговариваешь? Не умеешь? У нас в группе есть один мальчик – новенький. Он тоже не разговаривает. Его недавно привели. Он сперва плакал и домой просился, а потом перестал плакать. И говорить тоже. Теперь молчит всё время.

Большому захотелось побыть одному. Он слез с качелей и пошёл.

- Ты куда? – Позвал его Маленький.

Большой не ответил.

- Не уходи, мне одному страшно, - захныкал Маленький и побежал вдогонку.

Он догнал Петю и крепко вцепился ему в руку.

Они молча шли по главной аллее, ведущей к воротам. Дальше шла дорога, по которой их привезли сюда на автобусах в начале лета. Дети это помнили. Ворота оказались запертыми, но рядом в заборе виднелась прореха, достаточная, чтобы через неё выбраться наружу. Только зачем? Куда, и главное сколько нужно идти дальше, ни Большой, ни Маленький не знали.

Постояв немного в нерешительности, мальчики пошли вдоль забора. Лагерь располагался на большой территории. Обустроенная и облагороженная внутри, она оставалась дикой, нетронутой возле ограды. Живя в лагере, им не приходилось бродить около забора. Сейчас же это казалось настоящим приключением.

В одном месте им пришлось продираться сквозь густые кусты, растущие вплотную к ограде, и Маленький, порвал рубашку о ветки. В другое время он, наверное, не обратил внимания на такую мелочь, а сейчас это вызвало у него острую жалость к себе, и он расплакался.

Обходя лагерь по периметру, скитальцы оказались с обратной стороны столовой, однако перед ней тянулся большой овраг с бегущим по дну ручьем. Дети никогда не замечали его, т.к. на территории – по дороге ведущей к столовой стоял деревянный мост. Здесь же овраг представлялся им существенным препятствием. Тем не менее, малыши стали спускаться, намереваясь преодолеть ручей и выбраться с противоположной стороны. Спускались осторожно, держась за ветки кустов и стебли папоротника. Наконец, достигли низа и оказались у воды. Отсюда склоны оврага казались намного выше, чем сверху. Ручей был неглубоким, но широким. Перешагнуть его никак не получалось. Дети сели на корточки, стали зачерпывать холодную родниковую воду в ладошки и пить. Вода казалась вкусной. Утолив жажду, они собрались дальше.

В нескольких местах посреди ручья торчали камни. Круглые и скользкие. Можно было попробовать ступать по ним, чтобы не намочить ноги. Петя шагнул на один, затем балансируя руками – на другой и благополучно добрался до того берега. Миша попытался повторить, но поскользнулся на последнем камне, и упал в ручей. Тут же вскочил, обжегшись ледяной водой и с плачем стал карабкаться наверх.

Они вышли к столовой.

Ничего не изменилось. Столовая как и прежде была закрыта. Погода между тем продолжала портиться. Становилось холоднее, вдобавок начал накрапывать дождь.

Миша после купания в ручье дрожал, к тому же на него напала икота.

Ища укрытия от начинающегося дождя, бедолаги вновь добрели до знакомой беседки. Обессиленные сели в ней. Маленький прижался от холода к Большому, хотя Большому не очень понравилось. Ему досаждало постоянное присутствие рядом Маленького. Началась гроза. Дождь яростно забарабанил по навесу, норовя забраться внутрь беседки. Деревья застонали и закряхтели, шатаясь под ураганными порывами ветра. Голодные и мокрые, сидели дети на песке, дрожа, и с испугом глядя на ослепительные всполохи молний. Им мерещилось, что они не в знакомом лагере, а в страшной сказке. И при вспышках молний из темного леса выползают и движутся к ним жуткие чудища.

За всю ночь мальчики не сомкнули глаз. Дождь кончился только под утро. В забытьи они встретили рассвет и обессиленные задремали.

Проснулись в середине дня. Дождь перестал, но оставалось пасмурно и холодно. Дети так замерзли, что, казалось, никогда уже не смогут согреться. Обоих колотила мелкая дрожь, вставать и что-то делать не хватало ни сил, ни желания. Зато голода уже почти не чувствовалось. Долгое время сидели не двигаясь. Потом понемногу начали шевелиться, приходя в себя и оживая. Первым поднялся на ноги Большой. Маленький сидел и дрожал, периодически покашливая. Затем и он неохотно поднялся на ноги и жалобно захныкал. Они пошли к качелям. Но сегодня качели не произвели никакого впечатления на Мишу. Петя сел и начал раскачиваться. Маленький продолжал ныть, стоя рядом, но все меньше и меньше, наблюдая за качающимся Петей. В конце концов, вскарабкался тоже. Через пятнадцать минут малыши согрелись и настроение их улучшилось. Качались молча, если не считать, что Миша периодически заходился кашлем.

Неожиданно, он сказал:

- Если за нами не приходят, давай сами пойдем к ним. Я не хочу здесь больше ночевать. Мне страшно и холодно. Ты знаешь, куда надо идти?

В день переезда и первый день в городе, в детдоме стоял такой бардак, что никто не заметил пропажи детей. На второй день вечером их отсутствие обнаружилось, и воспитательница с шофёром отправились на поиски.

Накачавшись вволю, Миша и Петя слезли с качелей и пошли к питьевому фонтанчику у столовой. Вода была ледяная, пили медленно, маленькими глотками. Утолив жажду, стали думать, чем занять себя дальше.

Проходя по мостику через ручей, Маленький предложил кидаться в воду камнями. Петя, как всегда, промолчал, и Миша принял это за согласие. Набрал камней, подошел к деревянным перилам и принялся швырять камни в воду.

- А, ты, чего не бросаешь? – Спросил он Петю.

Не получив ответа и, запустив еще несколькими в воду, Маленький протянул последний Большому. Петя не двигался. Стоял, как всегда, о чем-то задумавшись.

Миша шагнул к нему, и вложил камень в руку. Камень выпал.

- Держи, я себе еще наберу. Будем вместе кидаться.

Со второй попытки Петя взял камень. Миша набрал себе еще и вернулся на мост.

- Бросай, - сказал он Пете, - смотри, как я.

Камешки летели в воду, и Миша старался закинуть их как можно дальше. Петя же только смотрел. Он не понимал, зачем кидать камни в ручей и, что здесь интересного.

- Ну, кинь, хоть один, - смотри, какой большой я тебе дал, - уговаривал Миша.

Наконец, Петя замахнулся и швырнул камень, но так неловко, что тот полетел не в воду, а на дорогу за мостом, на которой в этот момент появилась собака. Камень угодил прямо в неё.

Псина ощерилась и, зарычав, направилась к застывшим в ужасе детям.

Миша вжался в перила моста и не шевелился. Петя попятился и бросился бежать. Собака, не обратив внимания на Мишу, бросилась за Петей. Догнав его за несколько прыжков, пес вцепился зубами в брючину. Петя полетел на землю. Собака рычала, упиралась лапами и трепала штанину, словно пыталась стащить с мальчика брюки. Петя брыкался ногами, судорожно хватал руками землю и издавал нечленораздельные звуки похожие не то на стоны, не то на рычание. Несколько раз в беспорядочном брыкании попал собаке по морде, отчего та совсем озверела, вцепилась в ботинок и с таким остервенением стала его кусать, мотая головой из стороны в сторону, что стащила ботинок с ноги ребенка и принялась рвать его зубами. Стоная и всхлипывая, Петя отполз от пса на несколько метров, встал и, прихрамывая, засеменил прочь. Собака осталась расправляться с ботинком.

Не разбирая дороги и не чувствуя боли от укусов, Петя шел вдоль ограды за столовой все дальше от того места где на него напала собака и остался Миша. Руки дрожали, в глазах стояли слезы. Он пробирался сквозь кустарники, спотыкался, наступив босой ногой на сучок или камень, и не замечал этого. Перебираясь через овраг с ручьем, он пошел через него вброд, и ледяная вода заставила немного прийти в себя. Вскарабкавшись на другую сторону, он обессиленно сел на землю, прислонился спиной к сосне и задремал.

Он снова оказался в своем сне. Мама все также была впереди, такая близкая, но вместе с тем недосягаемая. Неожиданно для самого себя Петя остановился. Мама продолжала удаляться. Слезы текли по щекам, но теперь он плакал молча вслед удалявшейся от него, навстречу садящемуся Солнцу, маме. Вдруг, мама остановилась и обернулась. Сердце его забилось. Мама смотрела назад, ища его глазами и увидев, радостно замахала рукой. Она стояла прямо перед Солнцем, заслонив его головой, и он ясно разглядел ее лицо. Сердце защемило одновременно от боли и счастья, и Петя очнулся.

Сколько времени он так просидел - не известно. Из оцепенения его вывели слабо доносящийся издалека детский плач и причитания. Напуганный и отчаявшийся Маленький, забившийся от страха и одиночества в их беседку, плакал и звал его сквозь слезы.

Находясь под впечатлением чудесно закончившегося сна, Большой поднялся на ноги и, прихрамывая, поковылял на плач.

Увидев его, Маленький бросился навстречу, ткнулся головой в живот, обнял и зарыдал пуще прежнего.

Смеркалось. Становилось холодно. Поднялся ветер.

Ничего не говоря друг другу, дети взялись за руки и медленно побрели за ворота лагеря и дальше по дороге, по которой их привезли сюда.

Их нашли на следующий день ранним утром.

Они лежали обнявшись, чтобы согреться, в заиндевевшей траве у дороги.

Заморозки этой осенью начались необычайно рано.

Большой обнимал спящего Маленького и почти полностью прикрывал собой.

Ранние снежинки опускались на лицо Маленького и превращались в крохотные водяные капельки.

Ложась на лицо Большого, снежинки не таяли.