Санкт-Петербургское государственное бюджетное
учреждение культуры и дополнительного образования
«Институт культурных программ»
Курс литераторов
ДИПЛОМНАЯ РАБОТА
Тема: Рассказы «Ворона»
«Посадка»
«Отражение»
«Детский садик»
«Юг»
«Большой и Маленький»
Руководитель: Каралис Д.Н.
Исполнитель: Гейвандов О.С.
Санкт-Петербург
2013г.
ВОРОНА
юмористический рассказ
Ифигения Палладиевна вышла из своего дома и села на скамеечку во дворе. Мимо нее, совершенно случайно, пролетала ворона. Ифигении Палладиевне, вдруг, страшно захотелось зевнуть. Она зевнула, да так широко, что ворона залетела прямо ей в рот. Ифигения Палладиевна поправила на голове платок и стала сидеть дальше. Через некоторое время, ей снова смертельно захотелось зевнуть. Она зевнула, и оказалось, что на этот раз ей в рот залетела еще одна ворона. Ифигения Палладиевна поцыкала несколько раз зубом, поковыряла в носу и решила остаться на скамейке. Между тем, зевота продолжала ее одолевать. Ерзая на своей скамеечке, Ифигения Палладиевна изредка позволяла себе зевнуть, и каждый раз, ей в рот залетала очередная ворона.
Подышав свежим воздухом до обеда, Ифигения Палладиевна заметила, что все вороны во дворе закончились. Никто больше не летал, не каркал. Она попробовала зевнуть, однако, в рот при этом никто не залетел. Решив, что уже достаточно побыла на улице, Ифигения Палладиевна отправилась домой.
Посадка
юмористический рассказ
Борт 3754 собирался заходить на посадку. Всё было в порядке. Нормально работало, гудело, дрожало. Ничто не предвещало ничего необычного. Где-то снизу под облаками, как всегда была земля. Сверху было небо и даже Солнце.
Радист запросил разрешение на посадку и получил от диспетчерской службы утвердительный ответ. И вот тут-то, стажёр Ковырялко, совершающий свой первый преддипломный рейс и обалдевший от сознания, что огромная машина слушает его команды и позволяет собой управлять, включил в седьмом ряду центральной панели сто тридцать шестой переключатель и поставил его вместо крайне правого положения в среднее.
Командир экипажа в этот момент расслабился, видимо от того, что основная часть полёта уже позади, и всё идёт нормально, а может быть, оттого, что у него сегодня целый день болела голова после вчерашнего, пересохло в горле и с трудом ворочались глаза. Короче говоря, он не уследил в этот момент за Ковырялко, хотя и бил его постоянно по рукам во время полёта, а потому винил впоследствии за всё произошедшее только себя.
В общем, поставив тумблер в среднее положение вместо крайне правого, стажер Ковырялко неожиданно для себя, вдруг понял, что, скорее всего, что-то напутал. Пытаясь вспомнить одну из довольно трудных лекций по посадке в ручном режиме, ему казалось, что после перевода переключателя, машина должна выпустить закрылки и немного уменьшить угол тангажа, в салоне должна загореться зеленая лампочка «Пристегните ремни», командир экипажа должен облегченно вздохнуть и хлопнуть из своей именной авиационной фляжки 150 граммов коньяку, а в динамиках должен раздасться голос с наблюдательной вышки: «Зрительный контакт, птичка на подходе».
Вместо этого почему-то раздался странный свист, в потолке открылся потайной лючок, и командир экипажа со словами: «Твою…» вылетел в этот лючок так поспешно, что под креслом остались его сапоги, а на кресле – фляжка с остатками коньяка. Вместо зеленой лампочки загорелась почему-то красная, с надписью «Разгерметизация», радист Петренко, вместо того, чтобы засовывать в дипломат свои маршрутные карты, зубные щетки, нижнее белье и первым идти занимать очередь на выход - застыл в своем кресле, на его лбу выступили капли пота, а глаза округлились и увеличились до размера иллюминаторов в пассажирском салоне. Может быть именно это заставило Ковырялко задуматься о том, что не все пошло так, как надо, а может истерический крик с земли, раздавшийся в динамиках: «Бежим, а то эта хрень упадет прямо на нас».
Пытаясь найти поддержку в сложившейся непростой ситуации, Ковырялко оглядел кабину. Его взору представилась следующая картина. Пустое кресло командира корабля с небольшим отверстием над ним, из которого противно тянуло сквозняком. Далее, мирно спящий еще со взлета второй пилот, истеричные попытки разбудить которого у Ковырялко провалились. Затем радист Петренко с вновь приобретенной Базедовой болезнью, застывший в своем кресле и переставший реагировать на внешние раздражители. А также, три бортпроводницы, столпившиеся в дверях, с нежностью глядящие на Ковырялко и стараюшиеся наперебой привлечь каждая к себе его внимание. Последнее объяснялось тем, что он оставался единственным холостым членом экипажа.
Осознав, что ситуация безвыходная, Ковырялко решил взять дело в свои руки.
Для начала, он вернул тумблер в исходное положение, и лючок над командирским креслом закрылся. Сквозить перестало. Стюардессы зааплодировали Ковырялко и бросились, отпихивая друг друга, целовать его. Освободившись от них, и обрадовавшись своей первой, маленькой, но такой важной сейчас победе, стажер воспрял духом и, первым делом, сказал в микрофон диспетчерской службе: «Эй там, на граунде! Ситуация под контролем. Говорит и.о. командира борта 3754, стажер Ковырялко. На какую мне, блин, тут полосу садиться?»
Ответа диспетчера он почему-то не услышал. Тогда Ковырялко поднялся из-за штурвала, встал на цыпочки и посмотрел через лобовое стекло вниз. Прямо под ним – чуть спереди была посадочная полоса, вся заставленная пожарными машинами и каретами скорой помощи.
В наушниках вдруг снова раздался оглушительный крик из диспетчерской башни, относящийся скорее к кому-то еще, нежели к Ковырялко: «Уводи пожарных, он же сейчас им прямо на головы свалится».
Ковырялкин взял штурвал в свои сразу ставшие мужественными руки и плавно потянул его на себя. Самолет медленно стал задирать нос и чуть не коснувшись полосы, сопровождаемый диким воем сирен, бросившихся врассыпную пожарных машин, начал вновь подниматься над землей.
Бортпроводницы захлопали и снова кинулись целовать героя. Ковырялко на этот раз позволил им несколько минут лобызать своего кумира, но потом вежливо отстранил, т.к. работа была еще не завершена.
Удачно, как ему казалось, манипулируя штурвалом, Ковырялко приобрел определенную уверенность в своих силах, хотя самолет шатало и бросало из стороны в сторону, и пассажиров кидало по всему салону так, что не осталось ни одного человека, кто сидел бы на своем месте, а наоборот, на чужом, причем иногда вниз головой или на чьих-то коленях.
Между тем, как сажать самолет, он не знал.
Рассудив, что не совершив посадку с первого раза, ему нужно заходить на полосу вторично, тем более что она теперь освободилась от пожарных машин, Ковырялко заложил мертвую петлю, которую хорошо помнил из факультативного курса: «Фигуры высшего пилотажа в современной боевой авиации». Находясь в наивысшей точке, он услышал вопль из диспетчерской: «Этот маньяк снова пикирует прямо на нас, ложись». И, одновременно, из-под его рубашки выпал мелко исписанный, многократно свернутый бумажный листок. На минуту удивившись, Ковырялко тут же признал в нем шпору, написанную на вчерашний экзамен по теории пилотирования, успешно им на тройку со второй попытки по этой шпоре сданный.
Подозвав одну из проводниц, стажер к великому счастью последней и завистливому негодованию двух оставшихся, усадил ее в командирское кресло, дал клочок бумаги и велел читать со слов: «Посадка в штатном режиме начинается со сброса высоты и включения указателя «Пристегните ремни».
Стюардесса читала, старательно разбирая каракули Ковырялко, а он, тем временем, уже сносно освоил управление ручкой, вспоминая многочасовую практику по полетам на ИЛ-2 времен Второй Мировой, ночами за компьютером.
Зайдя вторично на посадку и, наблюдая боязливо замершие возле полосы машины службы внештатных ситуаций аэропорта, Ковырялко, на этот раз, безошибочно перевел сто тридцать шестой переключатель в крайне правое положение.
Самолет выпустил шасси и стал плавно снижаться на полосу. Он еще не успел коснуться колесами земли, а стюардессы радостно крича и хлопая в ладоши уже бросились обнимать и целовать Ковырялко, норовя непременно сесть ему на колени, причем каждая старалась в этом преуспеть лучше других.
Когда самолет остановился, пассажиры, не дожидаясь трапа, стали выпригивать из лайнера через все существующие выходы и врассыпную разбегаться, так они, видимо, обрадовались успешной посадке.
Бортовая рация донесла из диспетчерской: «Охренеть! Они все-таки сели!»
Радист Петренко продолжал сидеть в кресле с круглыми глазами, являя восковую фигуру самого себя.
Ворвавшимся на борт спасателям с большим трудом удалось привести в чувство радиста и с еще большим – оторвать от замученного Ковырялко трех не на шутку разошедшихся стюардесс.
Из выводов госкомиссии, работавшей над инцендентом около трех лет, следовало, что причиной внештатной ситуации стал человеческий фактор.
Командира корабля, который как раз к этому времени смог выбраться из глухих лесов и с болтающимся сзади парашютом дойти до первых оазисов цивилизации, представили к награде за спасение пассажиров и экипажа.
Радиста Петренко выписали из больницы, так и не справившись с Базедовой болезнью. Вдобавок к ней, у него обнаружились заикание и врождённая фобия полетов.
Ковырялко объявили строгий выговор за то, что он, не имея допуска к полетам, взял на себя управление самолетом в критической ситуации. Однако, после успешной, все по той же шпоре, переэкзаменовки и повторной стажировки, его все-таки допустили к пилотированию.
Стюардессы тут же перевелись в экипаж Ковырялко.
Диспетчеры, несшие в тот злополучный день вахту, дружно уволились и переквалифицировались в лоцманов.