VIII. 5. Следствия нашего определения рациональности

Теперь мы обратимся к рассмотрению некоторых следствий нашего по­нимания научной рациональности. Начнем с вопроса о том, что собой пред­ставляет "рациональная реконструкция" истории науки? И. Лакатош, работы которого привлекли внимание к этому понятию, под рациональной реконст­рукцией истории понимал, по-видимому, следующее. Представитель той или иной методологической концепции, опираясь на специфическое понимание научных методов, на свое представление о том, что в развитии науки важно, а что — несущественно, что — закономерно, а что — случайно, производит чистку истории, стремясь выделить единую линию развития научных идей, или "внутреннюю историю". Вот эта внутренняя история, очищенная от всего случайного, внешнего, представляющая развитие науки как внутреннюю, ло­гическую связь идей, гипотез, экспериментов, теорий, проблем, и есть то, что Лакатош называет "рациональной реконструкцией" истории. Короче говоря, "рациональная реконструкция" истории науки — это выявление ло­гики развития научных идей. Кажется, именно в этом смысле и понимает рациональную реконструкцию большая часть современных методологов.

Такое понимание выглядит вполне приемлемо, хотя и нуждается в не­котором уточнении. Исходным пунктом подобных реконструкций является тот или иной набор методологических норм и принципов, опираясь на ко­торый, методолог представляет развитие науки как процесс спонтанного развития некоторых идей, детерминируемый только своими внутренними законами. Каждая методологическая концепция истолковывает эти законы по-своему и изображает развитие науки специфическим образом. "Так, — говорит Лакатош, — внутренняя история для индуктивизма состоит из при­знанных открытий несомненных фактов и так называемых индуктивных обобщений. Внутренняя история для конвенционализма складывается из фактуальных открытий, создания классифицирующих систем и их замены более простыми системами. Внутренняя история для фальсификационизма характеризуется обилием смелых предположений, теоретических улучше­ний, имеющих всегда большее содержание, чем их предшественники, и прежде всего — наличием триумфальных 'негативных решающих экспери­ментов'. И, наконец, методология исследовательских программ говорит о длительном теоретическом и эмпирическом соперничестве главных исследо­вательских программ, прогрессивных и регрессивных сдвигах проблем и постепенно выявляющейся победе одной программы над другой"²¹⁷⁵. В итоге каждый методолог искажает историю по-своему и как будто нет никаких границ для методологического произвола по отношению к истории.

243

Но это неверно. Это лишь иллюзия, что методолог в своей рациональ­ной реконструкции начинает "с начала", т.е. фиксирует некоторые идеи, а затем показывает, каким образом эти идеи развивались, порождали другие идеи, гипотезы, эксперименты, объяснения, которые, в свою очередь, при­водили к новым гипотезам и т.д., и все это происходило в силу внутренней логики развития. Реально каждый методолог начинает "с конца" — с зако­нов, теорий, гипотез, принятых в настоящее время и являющихся послед­ним словом науки. Современное научное знание — вот чего не может от­вергнуть или исказить методолог, из каких бы философско-методологических принципов он ни исходил. Если это признать, если согласиться с тем, что современное научное знание — наряду с методологическими принци­пами — представляет собой общий исходный пункт рациональных рекон­струкций, то сразу же все становится яснее и проще.

Любая рациональная реконструкция истории науки представляет собой просто-напросто вычленение той линии развития, которая привела к совре­менным теориям, к современному знанию. Такую реконструкцию методо­лог или историк науки осуществляет, выделяя в истории те элементы, т.е. те идеи, гипотезы, эксперименты, открытия, теории, которые в той или иной степени способствовали появлению и разработке ныне признанных теорий. Все, что не способствовало появлению или утверждению сегодняшнего зна­ния, объявляется заблуждением и отсекается. Выделенные элементы логи­чески связываются и таким образом получается единая линия развития нау­ки, венцом которой является современное знание. — Это и есть существо всякой рациональной реконструкции. Какие бы элементы ни выбирал мето­долог из истории, как бы он их ни связывал, его произвол ограничен тем, что, в конце концов, он должен придти к современному знанию. При этом действия тех ученых, которые внесли некоторый вклад в становление со­временного знания, оцениваются как рациональные, а действия тех, кто от­стаивал и развивал идеи, не вошедшие в рациональную реконструкцию, — как нерациональные. Например, деятельность И. Кеплера как астронома, который внес вклад в развитие современной астрономии, считается рацио­нальной, но его деятельность в качестве астролога, которая протекала вне линии развития современной науки, не может быть признана рациональной. То же самое можно сказать о богословских исследованиях Ньютона.

244

Рациональная реконструкция подобного рода, вообще говоря, всегда может быть осуществлена. Если дано некоторое состояние знания, то всегда можно реконструировать процесс, который привел к этому состоянию. Поэтому когда Кун говорит, что крупные трансформации — смену парадигм — нельзя представить как логический переход, он, по-видимому, ошибается. Мы всегда представляем предшествующую историю как целенаправленный, ло­гически развертывающийся процесс. Правда, рациональная реконструкция истории никогда не может быть окончательной. Историки последующих эпох всегда изменяют рациональные реконструкции своих предшественни­ков. Это неизбежно и вполне понятно, ибо изменяется научное знание, слу­жащее отправным пунктом реконструкций, следовательно, меняется цель, под которую подстраивают историю. А это влечет за собой исключение од­них и включение других, ранее не включавшихся, элементов в магистраль­ную линию развития науки. Процесс рационального "переписывания" исто­рии науки так же бесконечен, как бесконечно развитие самой науки.

Рассмотрим несколько более подробно переход от старой теории T₁ к новой теории Т₂ в отношении оценки его рациональности. В период своего господства Т₁ считается последним истинным словом науки и служит бази­сом рациональных реконструкций истории. Развитие истории реконструи­руется таким образом, как если бы оно было направлено к созданию Т₁, как к своей высшей цели. Вычленяются некоторые идеи, развитие которых привело к гипотезам, экспериментам, первым формулировкам законов, к фактам, которые впоследствии были ассимилированы Т₁ Эта линия развития, приводящая к Т₁, выделяется как магистральная линия развития данной об­ласти знания. Все элементы Т₁ считаются истинными (если бы что-то счита­лось ложным, оно было бы немедленно заменено). Эти элементы отыскива­ются в предшествующей истории и рассматриваются как зерна истины в во­рохе заблуждений. История предстает в виде кумулятивного процесса посте­пенного накопления зерен истины и освобождения их от плевел лжи. Все ме­тоды и приемы, использованные учеными при получении истинных результа­тов, считаются рациональными, а все иные — нерациональными, ибо они не вели к истине. Если знание современной эпохи мы считаем наивысшим дос­тижением всей истории человеческого мышления, — а такое убеждение вполне естественно, — то подобная оценка неизбежна. Много методов и спо­собов познания мира использовало человечество в своей долгой истории, но лишь некоторые из них приводили к результатам, которые вошли — пусть в переработанном виде — в современное знание, следовательно, именно эти приемы и методы — самые лучшие, наиболее рациональные. Может быть, со временем выяснится, что это не совсем так, но сейчас у нас нет никаких осно­ваний для того, чтобы судить иначе.

245

Но вот появляется новая теория Т₂ и после конкурентной борьбы с Т₁ получает признание. Рационален этот переход или иррационален? За двад­цать лет, прошедших со дня выхода в свет книги Куна, было много спо­ров по этому вопросу: одни считают переход от Т₁ к Т₂ рациональным, другие — нерациональным, или рациональным в каком-то неясном смыс­ле. Теперь мы можем увидеть, что обе стороны отчасти правы, ибо все зависит от точки зрения, с которой мы смотрим на переход. Конечно, сторон­никам Т₁, убежденным в ее истинности, всякое покушение на нее будет ка­заться святотатством: выступлением против истины, пропагандой лжи, следо­вательно, иррациональным деянием. Для них переход от Т₁ к Т₂ является пе­реходом от истины к чему-то иному, отступлением от истины. Может ока­заться так, что новая теория Т₂, вступившая в конкурентную борьбу с T₁ вскоре будет разоблачена как ложная иллюзия и все отвернутся от нее. Тогда сторонники T₁ с триумфом будут праздновать победу разума и истины над поветрием иррационализма.

Допустим, однако, что Т₂ одерживает окончательную победу и получа­ет всеобщее признание как новый шаг в развитии научного познания. Тот­час же начинается работа по созданию новой рациональной реконструкции истории. В глубине веков отыскиваются зачатки идей, развитие которых подготовило появление Т₂, фиксируются открытия составляющих ее элемен­тов и т.п. Вырабатывается и новый взгляд на Т₁ Если ранее она была окру­жена ореолом совершенной и абсолютной истинности, то теперь открыва­ются ее недостатки, ее ограниченность, ее ошибочность в тех или иных от­ношениях. Короче говоря, только теперь она предстает в своем подлинном виде — как очередная относительная истина, обремененная грузом ошибок и заблуждений, как переходный этап в движении к новой, более совершен­ной истине. В соответствии с этим новым взглядом на историю, переход от Т₁ к Т₂ реконструируется как рациональный переход от менее совершенного знания к знанию более совершенному. Защитники старой теории, боров­шиеся против Т₂, оказываются обскурантами и иррационалистами. Таким образом, переход от Т₁ к Т₂ будет иррациональным с точки зрения Т₁ но рациональным в глазах сторонников Т₂. Короче, все это можно выразить так: победитель всегда рационален или, по крайней мере, всегда может ра­ционально обосновать свою победу.

Рассматривая ряд сменяющих друг друга теорий Т₁  Т₂  Т₃  ..., мы замечаем, что в этом процессе смены теорий рациональное становится не­рациональным или даже иррациональным, а иррациональное иногда оказы­вается рациональным. Каждая новая теория выступает в качестве цели все­го предшествующего развития науки и служит основой специфических ра­циональных реконструкций истории. Это переписывание, перестраивание истории будет продолжаться до тех пор, пока развивается человеческое по­знание, пока ряд теорий не закончен. Соответственно, и наши оценки тех или иных явлений истории науки никогда не могут стать окончательными, они также постоянно изменяются, ибо они столь же относительны, как и все наше знание. Только в том случае, если в один прекрасный день разви­тие науки вдруг прервется и, таким образом, мы получим завершенный процесс с некоторой конечной теорий Т, можно будет говорить об оконча­тельном распределении оценок. Приговор, вынесенный в этот день, уже не может быть пересмотрен. Мы видим теперь, что вопрос "Рационально развитие науки или иррационально?" в значительной степени лишен смысла. В развитии науки всегда можно выделить рациональную линию, но с точки зре­ния будущего эта линия может оказаться вовсе не рациональной.

246

Наконец, последний вопрос: если речь идет о выборе между конкури­рующими теориями Т₁ и Т₂, то какую стратегию можно было бы рекомен­довать при нашем понимании научной рациональности: какую теорию сле­дует выбрать? Может показаться, что из сказанного выше следует до неко­торой степени циничный ответ: выбирай ту теорию, которая победит, побе­да сделает твое поведение рациональным в глазах научного сообщества. К счастью, этот ответ не вполне верен, ибо то, что рационально с точки зре­ния некоторой частной, промежуточной цели, может оказаться иррацио­нальным с точки зрения более общей, конечной цели. Поэтому поддержи­вать и бороться следует за ту теорию, в истинность которой вы верите. — Это единственно рациональное поведение с точки зрения науки. Если же вы верите в истинность одной теории, но отказываетесь от нее и начинаете поддерживать ее побеждающую соперницу, то вы предаете истину и под­держиваете ложь — значит, с точки зрения науки поступаете иррациональ­но. Пусть, защищая отброшенную теорию, в истинности которой вы убеж­дены, вы будете выглядеть иррационалистом в глазах сторонников побе­дившей теории, в глазах всего научного сообщества, принявшего эту тео­рию. В своих собственных глазах вы — рационалист. И когда следующий виток познания приведет к новой переоценке ценностей, вас могут назвать единственным рационалистом, сохранившим приверженность истине в пе­риод господства лжи (как это произошло, например, с Л. Больцманом).