III. 2. На пути к анархизму

Является ли наука рациональной деятельностью? Подчинена ли работа ученого некоторым "разумным" стандартам и нормам? Можно ли отличить науку от философии, мифа, религии? — Значительная часть современных философов науки все еще утвердительно отвечает на эти вопросы. Да, счи­тают они, деятельность ученых регулируется законами логики и методоло­гическими правилами. С этим, по-видимому, согласно и большинство уче­ных. Задача методологии состоит в том, чтобы открыть и сформулировать в явном виде эти правила. Свод таких правил и даст нам искомый критерий научной рациональности. Правда, до сих пор нет единства по мнениях от­носительно того, какие методологические правила считать наиболее общи­ми и фундаментальными. Предлагавшиеся до сих пор правила научной иг­ры оказывались чрезмерно узкими, и для любого такого правила в истории науки находились противоречащие ему примеры. Однако методологи, на­зывающие себя "рационалистами", твердо убеждены в том, что рано или поздно ясные и четкие критерии рациональности и научности будут найде­ны. Усомниться в этом — значит впасть в "иррационализм" и предать нау­ку. Вспомним упреки в адрес Куна!

Фейерабенд не стал трусливо прикрываться маской "рационалиста". Он прямо и решительно провозгласил свой разрыв с попперианством и свой отказ от "рационализма". Над лозунгами "джастификационистов", "фальсификационистов", "рационалистов" и т.п. он высоко поднял знамя, на ко­тором написано: "эпистемологический анархизм".

а) Отказ от универсализма

Мы видели, что развитие философии науки со второй половины XX в. шло в направлении смягчения жестких разграничительных линий, стандар­тов и правил научной деятельности. Кун и Лакатош настолько расширили понятие научной рациональности, что оно практически стало охватывать все действия ученых. Однако Кун еще защищается от обвинений в "ирра­циональности" и говорит, что он всегда считал науку рациональной дея­тельностью. Фейерабенд же доводит эту тенденцию к ослаблению методо­логических норм до конца. Он выступает против всяких универсальных ме­тодологических правил, норм, стандартов, против всех попыток сформули­ровать некое общее понятие научной рациональности.

Прежде всего, Фейерабенд указывает на то, что реальная наука и ее ис­тория всегда богаче любой методологической реконструкции. История науки представляет собой хаотичное переплетение самых разнообразных идей, ошибок, заблуждений, интерпретаций фактов, открытий, эмоций ученых, социальных влияний и т.п. Господствующая в науке концепция выделяет в этом хаосе лишь те элементы, которые важны с ее точки зрения. Она определяет свою область, задает "логику" этой области, формирует специфический язык и создает свои "факты". Все, что не укладывается в рамки господствующей схемы, безжалостно отсекается и оттесняется в область "псевдонауки". Так создается определенная устойчивая научная традиция. Философски осмысливая эту традицию, методологи формулируют в явном виде ее основные принципы и методы, объявляя их "универсальными" и "единственно научными". Научное образование приспосабливается к гос­подствующей традиции и каждому индивиду навязывает ее жесткие стан­дарты, ее логику и ее факты. Все, что может привести к размыванию установленных границ, все, что выходит за рамки господствующих в данное время в науке схем, подавляется и искореняется. Нетрудно заметить, что это — изображение "нормальной науки" Куна.

108

Совершенно очевидно, что безраздельное господство подобной тради­ции чрезвычайно обедняет науку, лишая ее множества форм и способов деятельности, не попадающих в русло традиции. История науки в глазах сторонников господствующих представлений обедняется и искажается: от нее остается лишь бледный образ прямолинейного прогресса. Для более адекватного понимания науки и ее истории мы должны подняться выше существующих признанных схем и постараться охватить все богатство ис­торического процесса развития научного мышления. Но это означает, что нам нельзя заранее офаничивать себя какими-либо жесткими критериями и принципами. "Тому, кто посмотрит на богатый материал, доставленный ис­торией, — пишет Фейерабенд, — и кто не стремится улучшать ее в угоду своим инстинктам и в силу своего стремления к интеллектуальной уверен­ности в форме ясности, точности, 'объективности' или 'истинности', станет ясно, что существует лишь один принцип, который можно защищать при всех обстоятельствах и на всех этапах развития человечества. Это прин­цип —anything goes" ⁵,⁶⁹⁷.

Нужно далее учитывать, говорит Фейерабенд, что мир, который мы стремимся исследовать, пока еще представляет собой нечто весьма мало известное. Трудно предположить, что за сравнительно ничтожный период времени развития человеческого познания нам удалось открыть основные законы и структуры реальности, выработать наиболее успешные методы познания. По-видимому, мы находимся в самом начале познания и освое­ния мира. Современные методологические предписания кажутся хорошими в сравнении с предписаниями прошлого. Однако с точки зрения будущего они могут оказаться совершенно наивными. Следует держать наши глаза и уши открытыми и стараться принимать во внимание все формы, методы, спо­собы познания. Кто знает, какие из них приведут к открытию наиболее глубо­ких тайн природы?

109

У Фейерабенда имеется еще один — может быть, важнейший — аргу­мент против универсальных правил и в пользу анархистской методологии. Создание определенной научной традиции, ее философское обобщение и закрепление, организация образования в соответствии с требованиями этой традиции — все это, считает Фейерабенд, несовместимо с гуманизмом. Каждый человек отличается своеобразием, индивидуальным темпераментом, вкусами, склонностями, способностями, условиями жизни. Когда мы за­ставляем человека подчиняться определенным принципам и стандартам, навязываемым современной наукой и ее логикой, мы калечим его индиви­дуальность, стесняем его свободное развитие. Ограничивая познавательную деятельность людей определенными догмами, мы не только стесняем и ка­лечим тех, кто оказывается все-таки способным усвоить эти догмы и подчи­ниться им, но большое число людей — темперамент и способности которых не втискиваются в признанные в настоящий момент формы образования и по­знания — оказывается отлученным от науки. Свободное развитие способно­стей каждого индивида, формирование гармонически развитой личности не­возможно до тех пор, пока человеческое познание насильственно втиски­вается в узкие рамки науки и логики сегодняшнего дня. "Следовательно, по­пытка увеличить свободу, жить полной и настоящей жизнью и соот­ветствующая попытка раскрыть секреты природы и человеческого сущест­вования приводит к отрицанию всяких универсальных стандартов и всяких косных традиций. (Естественно, это приводит также к отрицанию значи­тельной части современной науки.)"⁷⁹⁸

И, наконец, любая методологическая концепция, формулирующая не­которые жесткие, неизменные и абсолютно обязательные принципы науч­ной деятельности, рано или поздно становится помехой для развития по­знания. История науки показывает, что всякое методологическое правило нарушалось в ту или иную эпоху, тем или иным мыслителем. Более того, таких нарушений, считает Фейерабенд, нельзя избежать, ибо они необхо­димы для прогресса науки. Античный атомизм, гелиоцентризм, волновая теория света, квантовая теория — все они появились только потому, что отдельные мыслители сознательно или непроизвольно разрывали путы гос­подствующих методологических норм и правил. Фейерабенд конкретно по­казывает, что для любого методологического правила можно найти обстоя­тельства, при которых целесообразно не только игнорировать это правило, но и поступать прямо противоположным образом.

б) Контриндукция

Рассмотрим, например, правило, согласно которому именно "опыт", "факты" или "экспериментальные результаты" служат решающим свидетельством за или против научной теории. Согласование теории с опытными данными часто рассматривается как решающий аргумент в ее пользу; расхождение между теорией и фактами ставит теорию под угрозу устранения. Это правило лежит в основе эмпиризма и является существенной составной частью всех теорий подтверждения и проверки. Противоположным этому было бы правило, гласящее, что следует разрабатывать гипотезы, несовместимые с твердо установленными фактами и хорошо обоснованными теориями. Фейерабенд называет такое правило "контриндукцией". Какие аргументы можно привести в пользу контриндукции?

110

Начнем с того правила, которое побуждает нас изобретать и разрабатывать гипотезы, несовместимые с общепринятыми и в высокой степени подтвержденными теориями. Если у нас имеется хорошо обоснованная теория, то опровергающее ее свидетельство чаще всего можно получить только с помощью альтернативной гипотезы. Без такой гипотезы любое свидетельство можно привести в соответствие с существующей теорией. Поэтому разработка гипотез, несовместимых с принятыми в науке теориями, предохраняет науку от догматизма и окостенения. Кроме того, существование таких гипотез помогает нам лучше понять те теории, которых мы придер­живаемся. Многие свойства теорий обнаруживаются не при сравнении их с фактами, а при сравнении их между собой. Однако для такого сравнения нужно их построить, нужно иметь несколько альтернативных теорий в одной научной области. Но это означает, что "познание не представляет собой ряда совместимых теорий, приближающихся к некоторой идеальной концепции: оно не является постепенным приближением к истине. Познание скорее представляет собой возрастающий океан взаимно несовместимых (и, может быть, даже несоизмеримых) альтернатив, в котором каждая отдельная теория, каждая волшебная сказка, каждый миф являются частями одной совокупности, взаимно усиливают, дополняют друг друга и благода­ря конкуренции вносят свой вклад в развитие нашего сознания. Ничто не является вечным и ни одно мнение не может быть опущено в этом всеобъ­емлющем процессе. Плутарх или Диоген Лаэрций, а не Дирак или фон Нейман дают образцы познания этого рода, в котором история науки становится неотъемлемой частью самой науки, ибо она существенна как для дальнейшего развития науки, так и для придания содержания теориям, существующим в каждый данный момент. Эксперты и простые люди, профес­сионалы и любители, поборники истины и лжецы — все они участвуют в со­ревновании и вносят свой вклад в обогащение нашей культуры. Задача ученого состоит не в том, чтобы "искать истину", "восхвалять Бога", "систематизировать наблюдения" или "улучшать предсказания". Все это — побочные эффекты деятельности, на которую главным образом направлено его внимание и которая состоит в том, чтобы "делать слабое сильным", как говорили софисты, и благодаря этому поддерживать движение целого"⁸⁹⁹.

111

Второе правило, рекомендующее разрабатывать гипотезы, несовмес­тимые с наблюдениями, фактами и экспериментальными результатами, не нуждается в особом обосновании, т.к. нет сколько-нибудь значительной теории, которая согласовывалась бы со всеми фактами в своей области. Фейерабенд рекомендует сознательное применение этого правила. Наши экспериментальные результаты, отчеты о наблюдениях, факты содержат некоторые гипотетические предположения о мире и о взаимодействии субъекта с миром. Наш эмпирический язык, содержащий наиболее знако­мые и привычные для нас понятия, несет в себе определенную космологию. Принципы этой космологии невозможно проверить, находясь в рамках дан­ного эмпирического языка, используя теории, построенные на его основе, проводя наблюдения и эксперименты, результаты которых выражаются в этом языке. Для критики и проверки космологических допущений, лежа­щих в основе привычного для нас языка, нужно выйти за его пределы и сравнить его с иным языком, с иной космологией. Проверка и критика нашего перцептивного опыта, наших фактов, нашей картины мира возможны лишь в том случае, если мы создадим иную картину мира, другие факты, новый язык, который иначе организует наш перцептивный опыт. Ясно, что при этом мы должны действовать контриндуктивно.

Обычно считают, что хороший ученый должен избегать пользоваться ad hoc гипотезами и если такие гипотезы все-таки иногда встречаются в отдельных дисциплинах, то это свидетельствует об их неудовлетворительном состоянии. В хорошей научной теории ad hoc гипотез быть не должно. В частности, Поппер указывал, что новая теория должна обладать избытком содержания по сравнению со старой теорией, которое с течением времени уменьшается благодаря ad hoc гипотезам. В противоположность этому мнению Фейерабенд подчеркивает неизбежность ad hoc гипотез в науке. Всякая новая теория возникает как ad hoc теория: ее содержание не превышает тех немногих фактов, для объяснения которых она выдвинута. Лишь последующая постепенная и длительная работа приводит к расширению ее содержания, к распространению ее на новые факты и области. Поэтому не следует избегать ad hoc гипотез. Напротив, можно (а иногда и нужно) вво­дить и разрабатывать такие гипотезы, увеличивать их содержание и постепенно устранять их исходную ограниченность.

Из своего анализа методологи еских правил и рассмотрения их отношения к реальной истории науки фейерабенд делает вывод о том, что нет и не может быть ни одного методологического правила, применение которого можно было бы рекомендовать во всех обстоятельствах. Но если таких правил нет, на деятельность ученого не накладывается никаких ограниче­ний. — Это и есть центральная идея методологического анархизма.

112

в) Эпистемологический анархизм

Итак, что же привело Фейерабенда к анархизму?

С точки зрения методологии, анархизм является следствием двух принципов: принципа пролиферации и принципа несоизмеримости. Соглас­но принципу пролиферации, нужно изобретать и разрабатывать теории и концепции, несовместимые с существующими и признанными теориями. Это означает, что каждый ученый — вообще говоря, каждый человек — может изобретать свою собственную концепцию и разрабатывать ее, сколь бы абсурдной и дикой она ни казалась окружающим. Принцип несоизмери­мости защищает любую концепцию от внешней критики со стороны других концепций. Если кто-то изобрел совершенно фантастическую концепцию и не желает с нею расставаться, то с этим ничего нельзя сделать: нет фактов, которые можно было бы противопоставить этой концепции, т.е. она фор­мирует свои собственные факты; мы не можем указать на несовместимость этой фантазии с фундаментальными законами естествознания или с совре­менными научными теориями, т.е. автору этой фантазии эти законы и тео­рии могут казаться просто бессмысленными; мы не можем упрекнуть его даже в нарушении законов логики, ибо он может пользоваться своей особой логикой. Автор фантазии создает свой собственный мир и все, что не вхо­дит в этот мир, не имеет для него никакого смысла. Таким образом, соеди­нение принципа пролиферации с принципом несоизмеримости образуют методологическую основу анархизма: каждый волен (даже должен) изобре­тать свою собственную концепцию; ее невозможно сравнить с другими концепциями, ибо нет никакой основы для такого сравнения; следователь­но, все допустимо и все оправдано.

История науки подсказала Фейерабенду еще один аргумент в пользу анархизма: нет ни одного методологического правила, ни одной методоло­гической нормы, которые не нарушались бы в то или иное время тем или иным ученым. Более того, история показывает, что ученые часто действо­вали и вынуждены были действовать в прямом противоречии с сущест­вующими методологическими правилами. Отсюда следует, что вместо су­ществующих и признанных методологических правил мы можем принять прямо противоположные им. Но и первые, и вторые не будут универсаль­ными. Поэтому методология вообще не должна стремиться к установлению каких-либо универсальных правил.

И, наконец, к анархизму толкают Фейерабенда его социально-политические взгляды. Он является одним из немногих современных фило­софов науки, которые подходят к рассмотрению науки и ее методологии с точки зрения счастья и свободного развития людей, т.е. с точки зрения гу­манизма. Фейерабенд отчетливо видит, что в современном обществе даже наука — это, казалось бы, чистое и бескорыстное стремление к истине — часто оказывается антигуманной. Она постепенно превращается в средство эксплуатации людей, в средство их оболванивания и отупления с целью превратить человека в покорного раба государственной машины. Фейера­бенд выступает против духовного закрепощения людей и восстает против науки, когда она используется как средство такого закрепощения. Анархизм Фейерабенда — это, в сущности, восстание против того духовного рабства, в котором держит людей буржуазная культура.

113

Развитие методологических идей, изучение истории науки и протест против буржуазной культуры — вот что привело Фейерабенда к анархизму. Правда, к этому следует добавить еще один немаловажный фактор — бур­ный, вулканический темперамент Фейрабенда, который увлекает его на крайности и не дает остановиться на полпути.

Фейерабенд отличает свой эпистемологический анархизм от политиче­ского анархизма, хотя между ними имеется, конечно, определенная связь. Политический анархизм имеет определенную политическую программу, он стремится устранить определенные формы организации общества. Эпистемо­логический же анархист иногда может защищать эти формы, так как он не питает ни постоянной вражды, ни неизменной преданности ни к чему — ни к какой общественной организации и не к какой форме идеологии. У него нет никакой жесткой программы, он вообще против всяких программ. Свои цели он выбирает под влиянием логичного рассуждения, настроения, скуки, в ре­зультате изменения личного жизненного опыта, желая произвести впечатле­ние на хорошенькую женщину и т.п. Для достижения избранной цели он дей­ствует в одиночку, но может примкнуть к какой-либо группе, если это пока­жется ему выгодным. При этом он использует разум и эмоции, иронию и дея­тельную серьезность, словом, все средства, которые может придумать чело­веческая изобретательность для достижения цели. Одно из его любимых раз­влечений состоит в том, чтобы приводить в смущение рационалистов, изо­бретая разумные обоснования совершенно неразумных концепций. "Не суще­ствует убеждения — сколь бы 'абсолютным' или 'аморальным' оно ни было, — которое он отказался бы критически обсуждать, и нет метода, который бы он объявил совершенно неприемлемым. Единственное, против чего он вы­ступает вполне определенно и твердо, — это универсальные нормы, универ­сальные законы, универсальные идеи, такие как 'Истина', 'Разум', 'Справед­ливость', 'Любовь', и поведение, обусловленное этими нормами. Однако он не отрицает, что очень часто бывает полезно действовать так, как если бы та­кие законы (такие нормы, идеи) действительно существовали и он бы серьез­но в них верил"⁹¹⁰⁰.

Рассмотрим, как мог бы действовать эпистемологический анархист в некоторой проблемной ситуации. Допустим, он живет в начале XVII века и прочитал труд Коперника. Какова будет его позиция? Какие действия он мог бы предпринять? То, что он будет говорить, зависит от его интересов и от той философии, которую он решит принять в данное время. Конечно, при этом он всегда может рационально оправдать свои действия в глазах тех, кому нужны такие оправдания, но для него самого они не важны. Предположим, что наш анархист заинтересован в сохранении социального мира и он понимает, что этот мир может быть нарушен в результате развития новых космологических представлений. В таком случае он постарается изучить теоретический потенциал коперниканства, породившего беспокой­ную группу людей — носителей мятежа и раскола. Он заметит, что эти лю­ди питают слабость к рациональной аргументации. Тогда он встанет в позу рационалиста и с помощью рациональных аргументов будет доказывать не­состоятельность теории Коперника.

114

Если же наш анархист настроен против существующих социальных институтов, если он не генерал и не епископ, если ему не позволяют жить счастливой и полнокровной жизнью, то он предпочтет изменить сущест­вующее положение вещей. Он займется поиском тех воззрений, которые противоположны фундаментальным положениям господствующей идеоло­гии. Поэтому он с радостью ухватится за теорию Коперника. Анархист по­нимает, что абстрактные идеи становятся средством преобразования дейст­вительности только в том случае, если они проникают в практику, в мате­риальную жизнь людей. Он займется улучшением календаря и уточнением положений звезд. Он построит телескоп и постарается с помощью наблю­дений найти прямые свидетельства в пользу учения Коперника. Он попыта­ется заинтересовать этим учением влиятельных людей. Он будет пропаган­дировать его учение устно и печатно в самых различных слоях общества. Он сознательно закроет глаза на трудности, встающие перед коперникан-ской точки зрения, постарается скрыть их или дать им объяснение.

Именно так, по мнению Фейерабенда, действовал один из создателей науки Нового времени Галилео Галилей.