6. Иррационализм Кьеркегора.

В противовес немецкому классическому идеализму  и  развитию, которое придал ему  Гегель,  Кьеркегор  настаивал на вторичности рациональности  и  первичности чистого существования (экзистенциальности), которое после определённого диалектического пути развития личности должно найти свой смысл в вере. Этот  и  ряд других моментов послужили распространению точки зрения, согласно которой датский мыслитель является представителем иррационализма.

Проблема смысла индивидуального человеческого существования в мире, утратившем незыблемость, находится в центре внимания датского философа Серена Къеркегора (1813— 1855). Для Шопенгауэра крайне важно было отстоять возможность человека противодействовать слепой силе «хотения». Кьеркегор отстаивает свободу человека перед «общим» — миром культуры, отстаивает радикальное одиночество человека. Как возможно решить задачу философу, который живет в мире всеобщего? Надо изменить внешний и внутренний облик философии, из философии общих правил превратить ее в философию исключений. Философские идеи излагаются не в форме научных трактатов, философия сближается с искусством. Дневник, переписка, эссе — вот, по мнению Кьеркегора, более подходящая форма для философии. Молчание постоянно присутствует в его работах. Загадка, намек, ирония — необходимый элемент философствования. Один из псевдонимов Кьеркегора — Иоханнес де Силенцио — «молчание». Основные работы С.Кьеркегора — «Или — или», «Страх и трепет», «Болезнь к смерти», «Повторение».

По мнению Кьеркегора, философия — это не наука. Наука абстрагируется от субъекта, это мышление без мыслящего человека. Философию нельзя знать, в ней можно быть или не быть. Культ системосозидания в философии, сложившийся по отношению прежде всего к гегелевской системе, внутренне безнравствен. Единичному предлагается раствориться во всеобщем. Современная культура несет в себе зерна фальши: свою «тоску по всеобщему» философ удовлетворяет за письменным столом и за университетской кафедрой, индивидуальные склонности — в свободное время. Такая философия несет гибель индивиду; безумие — обратная сторона рационализма. Философия должна быть экзистенциальной.

Экзистенция — индивидуальное человеческое существова- ние. Термин этот прочно вошел в философию XX века. Основные параметры человеческого существования — это свобода, возможность выбора, страх и отчаяние. Страх характеризует отношения человека с миром, он неотделим от человеческой жизни. Прежде всего это страх перед возмездием за содеянное, страх за собственное несовершенство, боязнь греха и ощущения его неизбежности. Отчаяние — это взаимоотношения человека с самим собой. Сомнение — это отчаяние мысли, отчаяние же — это сомнение личности. Отчаяние нужно уметь «захотеть». Отчаяние — это состояние разочарования в себе как существе греховном, эмпирическом, это состояние вины, состояние внутреннего неприятия себя. Отчаяние — это основа для свободного выбора, только через отчаяние человек может «выбрать» себя в своем высшем значении. «...Предайся отчаянию, и легкомыслие уже не в состоянии будет довести тебя до того, чтобы ты стал бродить, как не находящий себе покоя дух среди развалин потерянного для него мира; предайся отчаянию, и мир приобретет в твоих глазах прелесть и красоту, твой дух не будет более изнывать в оковах меланхолии и смело воспарит в мир вечной свободы».

Кьеркегор выделяет три основных формы человеческого существования и три типа личности, соответствующие этим формам. Первая форма человеческого существования — непосредственно-эстетическая. Такой эстетик живет мгновением, в погоне за чувственными удовольствиями. Более утонченный эстетик стремится к красоте — иллюзии свободы. Для эстетика основным является понятие иронии; говоря «да», эстетик одновременно говорит «нет». Ироник реальность воспринимает как игру, ничего не принимает всерьез, не выбирает, показывает сам себе язык в минуты священного экстаза. Ироник погружен в настоящее: он отрицает прошлое, иронизирует над ним; к будущему он относится как к неопределенному спект- ру возможностей. Образцом иронического мироощущения были для Кьеркегора идеи немецких романтиков. Ирония — необходимая составляющая эстетического мироощущения, обращение к ней помогает понять, что эстетически жить нельзя. Ирония для художника — это недовольство достигнутым, это превосходство творца над творением. Однако ирония легко перерастает в самодовольство: не дело мое превосходно, но я сам как господин, создатель, творец. Я наслаждаюсь собой, превращая себя в единственную цель, не принимая окружающее всерьез. Эстетизм ведет к утрате человеческой индивидуальности. Эстетик готов все принять и понять, не имея собствен- ной точки зрения: ведь эстетик не выбирает, он лишь иронизирует, играет, оставаясь в стороне. Легко признать за реальность то, в соответствии с чем не приходится действовать: признать Христа, ничем не жертвуя, превратиться в древнего грека, не принимая его обязанностей перед полисом. В такой всеохватной точке зрения растворяется без остатка человечес- кая индивидуальность, утрачивается чувство «я». С точки зре- ния мелькающих перед глазами эпох, народов конечное человеческое существование начинает казаться незначительным, человек оказывается затерянным в истории, в культуре, в собственных чувственных пристрастиях. Начинаются бесконечные поиски себя, бесконечная рефлексия, «меланхолия». Возникает чувство страха, потерянности, несвободы. Такова непосредственная личность императора Нерона, который исчерпал все, что мог дать ему мир, и пытается утвердить себя в бытии через его разрушение. Мнимая свобода эстетика приводит его к отчаянию, он решается на акт выбора, выбирая одну из жизненных возможностей.

Тем самым он входит в мир этического. Человек выбрал саму способность отличать добро от зла, он поставил себя в ситуацию «или-или». Различие между добром и злом нельзя познать посредством мышления. В процессе мышления я целиком подчиняюсь необходимости, добро и зло для меня безразличны, для философа не существует абсолютной, непримиримой противоположности. Этический человек в известной степени ограничен, он не стремится к всесторонности, он стремится к добру. Эстетик может сказать себе: «Во мне есть задатки Дон Жуана, Фауста, атамана разбойников; разовью-ка я все эти задатки». Эстетическое развитие личности похоже на развитие растения, благодаря ему человек становится тем, чем его наделила природа. Этик же обязан развивать только те задатки, которые ведут к добру. «Эстетическое мировоззрение, какого бы рода или вида оно ни было, есть в сущности отчаяние, обусловливаемое тем, что человек основывает свою жизнь на том, что может и быть, и не быть, т.е. на несущественном. Человек с этическим мировоззрением, напротив, свою жизнь основывает на существенном, на том, что должно быть ». Развитие эстетика идет по законам необходимости природы, оно несвободно. Его «я» дробится, у него нет «я», стоящего выше природного многообразия склонностей.

Для этического человека благодаря выбору возникает чувство вины и раскаяния. Он должен каяться «во всем и за всех, и в своих грехах, и в грехах предков, и всего человечества». Выбрать себя — значит взять ответственность за каждое свое дело и слово. Этик, в отличие от эстетика, обладает «жизненной памятью», он даже свои недостатки возводит в ранг свободно выбранных. Человек свою «природность», свои прошлые поступки, свои задатки, их причины и всю бесконечную цепочку предшествующих человеческому действию связей, в которые он включен, в конечном итоге мир в целом превращает в продукт свободной воли. Этик всегда «без вины виноват», его вина непомерна, он отвечает за все. Начиная с отделения себя от мира, этик кончает полным отождествлением с ним. Этик также впадает в отчаяние от сознания непомерности вины и ответственности, лежащих на нем. Долг тяготит его своей общезначимостью.

Этическое мироощущение не исчезает после акта нравствен- ного выбора, оно сохраняется в человеке, занимая подчиненное положение. Отчаявшийся этик может превратиться в рефлексивного эстетика. Непосредственное эстетическое чувство вступает в конфликт с началом нравственным, чувственность становится соблазном. Наслаждение Дон Жуана — это наслаждение от нарушения запрета. «Рассудочным Дон Жуаном» является Фауст, испытывающий удовольствие от нарушения гармонии. Ирония, игра такого эстетика становится опасной. Это игра собой, ибо человек уже знает добро и зло. Либо человек начинает относиться к себе как к Богу, которому все дозволено, либо он обращается к такой вере и к такому Богу, которые сопряжены с вечностью.

Для обращения к Богу, для «подвига веры» путь лежит через абсолютное отчаяние. Подлинная вера преодолевает требования нравственности с их всеобщностью. Библейский Авраам («рыцарь веры»), принося в жертву Богу своего сына Исаака, выходит за рамки земной морали, повелевающей любить своего сына. В глазах близких Авраам — преступник и святой, он абсолютно одинок, никто не заплачет вместе с Авраамом. К нему приближаются со священным ужасом. Авраам молчит, ибо не может объяснить происходящего, он дает отчет только Богу. Рыцарь веры не отвергает в себе этика, он борется с ним и преодолевает его. Мораль принимает жертвы ради общего, всеобщее, абсолютное пугает ее. Однако подлинная уникальность человека, его «неприродность» реализуема только во взаимоотношениях со всеобщим, запредельным миру социального, миру общего. «...Единичный индивид в качестве единичного стоит выше всеобщего и единичный ин- дивид стоит в абсолютном отношении ко всеобщему». Религиозный выбор опасен, он связан с риском. Авраам порывает все связи с миром. Выбор эстетика несет в себе демоническое начало, нравственный выбор делает человека человеком, выбор религиозный превращает его в сверхчеловека, приближает к Богу. Индивид, единичный Кьеркегора — это не кантовский мыслитель, ищущий «мосты» между миром природы и миром свободы. Отчаяние заставляет его переходить из одного мира в другой, ирония помогает осуществлять эти переходы. Уникальность человека — в его неуловимости, постоянных переходах. Человека нельзя «обнаружить», он, как Кьеркегор, скрывается под псевдонимами, это не «вещь в себе», открытая нравственно вооруженному разуму.