Глава 10

СОВРЕМЕННАЯ ИДЕНТИЧНОСТЬ: АЛЬТЕРНАТИВНОСТЬ И СВОБОДА ВЫБОРА

Измерений у идентичности, феномена сложного и неоднозначного, очень много, и аналитическая дотошность не устает их фиксировать, а вернее — продуцировать, социально конструировать. Индивидуальная и коллективная, индивидная и групповая, социальная и личностная — вот только некоторые из широко обсуждаемых ныне вариантов или вер­сий-мер идентичности.

Для наших целей, определяемых в конечном счете диспозиционно-коммуникативной парадигмой социального, ближе всего социокультур­ная идентичность, понимаемая как «отождествление» (берем в кавыч­ки, потому что тождество здесь не исключает, напротив, предполагает

355 Мило д. За экспериментальную, или веселую, историю//thesis. 1994. Вып. 5. С. 197.

356 ЭкштутС. А. На службе российскому Левиафану. Историософские опыты. М., 1998. С. 272.

различия, или различение) индивида с ценностями, нормами и идеала­ми той или иной человеческой общности. Культурной эту идентичность мы называем потому, что структурируется она ценностными реалиями нашего бытия. Социальной же — потому, что имеет своим горизонтом социум, охватывается в конечном счете («предельная реальность») об­ществом в целом. Такая или так понимаемая идентичность находится сегодня в кризисе. К чему в результате поиска «вызовного» ядра этого кризиса мы придем, на какие телеологические токи нам придется рано или поздно ориентироваться, и будет показано ниже.

Социокультурная идентичность удовлетворяет одну из базовых (в духе А. Маслоу) потребностей человека — потребность в принадлеж­ности, причастности и привязанности (belongingness and affection). Безо­шибочный индикатор неудовлетворенности данной потребности — чувс­тво «утраты корней», отверженности, одиночества, заброшенности, ненужности. «Мы ещё не привыкли к мысли, — пишет Маслоу, — что че­ловеку крайне важно знать, что он живет на родине, у себя дома, рядом с близкими и понятными ему людьми, что его окружают «свои», что он при­надлежит определенному клану, группе, коллективу, классу»³⁵⁷. Удовлет­ворение потребности в общении-общности очень важно для полноценной человеческой жизни. Отсутствие или нехватка коммуникативного по сути ресурса «принадлежности» так же болезненно сказывается на человеке, как и, скажем, недостаток витамина С. Потребность в привязанности и принадлежности является оборотной стороной открытости или доверия человека к бытию — как социальному, так и природному.

Идентификация близка к социализации, тем не менее это разные образования. Социализация включает человека в общество, тогда как идентификация (идентичность) приобщает его к той или иной культур­ной общности. Такой культурной общностью может выступать и само об­щество, но это уже другой вопрос — о широте и границах идентифика­ционных процессов. Ктомуже идентификация, как будет показано ниже, имплицирует индивидуализацию, или экзистенциальную самобытность, тогда как социализация несет с собой тот или иной конформизм.

Структурная диспозиция социокультурной принадлежности пред­стает как состоящая из двух сторон: внутренне-субъектной и внешне-средовой, т. е. из индивида и тех кругов жизни, которыми он де-факто опоясан. Логично поэтому описать сначала эти стороны, а потом уже их «идентичностную» взаимосвязь. Картины, однако, будут разными — в полном соответствии с избранной методологической стратегией или перспективой. Что же выбрать, чему отдать предпочтение? Ответ, в при­нципе, у нас есть — он задан общей (но не «сплошной») ориентацией

Маслоу А. Мотивация и личность. СПб., 1999. С. 87.

настоящей работы на постмодернизм. Из всех теорий современности постмодернистская, на наш взгляд, самая адекватная и эвристичная. И об этом в своем месте мы уже говорили. Не беда, что в ней много, в одном отношении, критицизма, в другом — конструктивизма, что час­то выносит её на поле чистой, эстетически-самодостаточной игры в будущее, называемое футурологической виртуалистикой, — импульс к творчеству и интерпретативному воображению она дает огромный. Не­сколько эклектична и эксцентрична? Что ж, и это так. Но истинная, т. е. продуктивно-творческая, свобода другой, причесанной, выглаженной и быть не может. Свобода человека, как верно заметил, кажется, М. Ма-мардашвили, находится в перпендикулярном измерении по отношению к основному потоку жизни.

Человек как субъект современной идентичности

Итак, постмодерная, или современная ситуация человека³⁵⁸.

Придерживаясь децентризма и веры в благодатность различения или «безусловного рассоединения», постмодернисты превращают и че­ловека, индивида, в «дивида». Индивидуум, если следовать его латинс­кому корню individuus, — неделимый, а дивид, соответственно, — дели­мый. Коррелятивно, а может быть, и детерминационно этому делению фиксируются процессы «разбегания» сфер общественной жизни — по­литики, культуры, социальной структуры и т. д., а также постоянные сбои, нарушения и отступления в работе общества, построенного по холистскому (и автоматическому) принципу механизма или машины.

«Деление» человеческого индивида на фрагменты, сегменты, пло­скости, плато, на множество различных позиций и функций разительно отличается от раздвоения личности, «несчастного сознания», которы­ми страдала новоевропейская культура, эпоха Модерна. Постмодер­ный (постмодернистский») «дивид» не раздваивается и даже не удваи­вается — он просто переходит от одного жизненного проекта к другому, делая это как под давлением жизненных обстоятельств, так и из эсте­тического наслаждения игрой своих физических и интеллектуальных сил. Данное обстоятельство было замечено уже давно. «Я противоречу себе? — писал знаменитый американский поэт Уолт Уитмен. — Пре­красно, значит, я противоречив. Я велик, меня — миллионы». Нетруд­

³⁶⁸ Тех, кто привык описывать ужасы постмодернистской смерти человека, отсыла­ем к: Гречко П. К. О мнимой смерти человека в постмодернизме // Личность. Культура. Общество. 2006. Т. VII. Вып. 1 (29). Но чтобы не забывались аргументы противоположной стороны, см.: Кутырев В. А. Смерть человека в философии постмодернизма // Личность. Культура. Общество. 2007. Т. IX. Спец. вып. 1 (35).

но установить здесь связь и с идеями Плеснера о неустранимой двуа-спектности («Переход от бытия внутри собственной плоти к бытию за её пределами...») и фундаментальной эксцентричности («Если жизнь животного центрична, то жизнь человеческая, не способная разорвать эту центричность, но в то же время её преодолевающая, эксцентрич­на») человеческого бытия³⁵⁹.

Отдельный вопрос — о раскрытии внутреннего потенциала инди­вида. Модерн знал здесь вполне понятный (адекватный некой общей атмосфере) идеал-предел — всесторонне и гармонично развитый че­ловек. Также солидарно признавалось, что потенциалом этим — как совокупностью сущностных или родовых сил человека — в равной мере располагают, владеют все. Постмодерный человек лишен такой иллюзии: у каждого потенциал свой, а значит, ограниченный, разный. И развивать его нужно по собственному усмотрению-выбору, отвечая на некие имманентные потребности снизу, а не на идеальные, т. е. от иде­ала идущие команды сверху. Полнота раскрытия потенциала индивида измеряется теперь не достигнутой высотой, не близостью или отдален­ностью от идеально заданной планки, а дискретной ситуативной реа­лизацией наличных сил и возможностей человека. Получается в итоге полнота резонанса отдельных жизненных проектов (можно: фрагментов и сегментов), настроенных на одну частоту — частоту игры, порожда­ющей в перспективе резонансную или вибрантную личность. Главное, оказывается, — дойти до своего собственного предела, а не прибли­зиться к общему (модельному, продвинутыми личностями задаваемо­му). Предельность в раскрытии своих, пусть и всегда ограниченных сил, делает людей равными друг другу, по крайней мере — в человеческом достоинстве, личностном самостояньи.

Наряду с пределом в жизненном пространстве постмодерного че­ловека выделяется ещё один феномен — «конечно-неограниченное», раскрываемое как ситуация, в которой «ограниченное число составных частей дает практически неограниченное количество сочетаний»³⁶⁰. Как конечно-неограниченное существо человек есть своеобразный кубик-рубик, изобретательная комбинаторика сил и возможностей — как собс­твенно внутренних, так и тех, которые привлекаются, всегда конечным образом, из внешней среды. Иначе говоря, постмодернизм претендует на выявление действительной — комбинаторной и потому неограничен­ной конечности человеческого бытия.

Рассматриваемое пространство интересно ещё одним измерени­ем— шизопроцессуальным (выявляемым с помощью шизоанализа).