316 Филиппов а. Ф. Ясность, беспокойство и рефлексия: к социологической характе­ристике современности // Вопросы философии. 1998. № 8.

С. 308.

жить?», «зачем живу?». Разумеется, нет, хотя критики современности и настаивают на обратном, видя в ней не состояние, не положение ве­щей, а некое экзистенциальное переживание, эмоциональную и потому очень субъективную оценку. Ситуация, если довести её до логического конца, ещё интереснее: жизненные проблемы, оказывается, нужно не познавать, а переживать и, уже в плане решения, изживать.

Не менее примечателен и следующий «подкоп» под рассматривае­мую проблему: современность, мол, всегда ситуативна и контекстуаль­на, а значит невозможна её общая теория. Ситуативность, а привычнее выражаясь, конкретно-историческая обусловленность действительно сопровождает современность с момента её возникновения или рожде­ния. Но такова судьба всех социальных образований — они историчны по определению. Вместе с тем историчность (ситуативность, контекстуальность) не может служить достаточным основанием для отрицания самой перспективы «общей теории», теории современности в нашем случае. При всей изменчивости и текучести исторической реальности что-то ядровое, «нутряное» в ней тем не менее сохраняется. Иначе у нас не было бы почвы под ногами, мы жили бы в мире полной неопределён­ности, рассредоточенности, хаотичности. Да и жили ли бы?

Укажем ещё на одну попытку снижения, а фактически — принижения современности. Последняя, якобы, сугубо западное, а потому локаль­ное и даже провинциальное образование. Один из сторонников такого подхода, Б. Г. Капустин прямо пишет: «Его (Запада) проблема Совре­менности есть всё же его частная провинциальная проблема»³¹⁷. Согла­ситься с этим мы никак не можем, хотя у Запада и впрямь есть свои, только ему присущие проблемы с современностью и в современности.

Но вопрос, поднятый Капустиным, сам по себе не простой. Есть в нём и чисто методологический аспект: способно ли локальное, или провин­циальное, нести в себе прорыв к универсальному, всемирно-историчес­кому? Или всемирно-историческое непременно должно быть взаимо­действием и синтезом, чтобы не сказать унификацией, многих и разных форм регионального, локального, местного? Подчеркнём, речь идёт о становлении универсального не «через» и «посредством» взаимного ин­дуцирования, что с неизбежностью ведёт к арифметическому усредне­нию-извлечению общего (всеобщего), а в пределах, внутри отдельного (локального, регионального).

Общеисторическое в индивидуально-локальном или региональном — такое вполне возможно. История говорит об этом со всей определённос­-

³¹⁷Естественным продолжением данной позиции является авторская же мысль о потребнос­ти «иметь некоторое общее представление о Современности, самостоятельное по отно­

тью. Сошлёмся в качестве примера на осевое время (VIII — II вв. до н. э.), выработавшее универсальные культурные образцы (всемирную или обще­человеческую духовность) в изолированных и независимых друг от друга культурных центрах — Древнем Китае, Древней Индии и Древней Греции. Поскольку осевое время было своеобразным моментом истины в истории (и истории), то сказанное можно с полным правом обобщить до понимания универсального как существующего в тенденциях и прорывах локального.

Интересно провести здесь аналогию с биологической эволюци­ей, которая, в частности, свидетельствует о том, что из единичной и случайной мутации может со временем развиться целый (новый) вид. Историческая эволюция рода человеческого, надо полагать, тоже не фронтальна. Есть тут свой авангард и арьергард, свои пассионарии и субпассионарии, свои таланты и посредственности. Одни нетерпеливо рвутся вперёд, ищут и выбирают во всем пределы, другие, наоборот, почему-то топчутся на месте, третьим нравится неспешно осваивать облюбованную нишу времени и т. д. Прорывы к новому, которые по про­шествии времени становятся чем-то само собой разумеющимся, при­вычным и удобным, совершают те, кто дальше других ушёл от начала, традиции, стихийной или спонтанной репродуктивности жизни. Те, кто, штурмуя будущее, предлагает нестандартное, творческое решение за­дач и проблем настоящего.

Обратимся ещё раз к осевому времени и скажем, что самым значи­тельным событием после него можно, вслед за К. Ясперсом, считать появление современной науки и техники. Впрочем, это не событие — целая эпоха, и притом ещё продолжающаяся. Её начало относится к XVIII веку европейской истории. Снова перед нами процесс, генезис - но ограниченный во времени и пространстве. И снова универсальные горизонты, опять работа на всемирную историю. Есть здесь, таким образом, всё: и универсальное, и локальное, и мировое, и собственно европейское. Творилось как местное, региональное, но, видимо, из-за масштаба и глубины поднятого на-гора бытия материала оказалось глобально-историческим, мировым. В итоге получилось больше, чем целеполагалось и сознательно желалось. «...Западному человеку, — по справедливому замечанию А. Тойнби, — было предназначено истори­ческое достижение — совершить что-то не просто для себя, но для все­го человечества, нечто столь крупное, что наша собственная провинци­альная история будет поглощена результатами этого свершения. Делая историю, мы превзошли собственную историю»³¹⁸. Это «превзошли» и есть здесь всемирно-историческое деяние западноевропейского чело­вечества. Главное в нём — инструментальная рациональность, прогресс и эмансипация (освобождение, которое несёт с собой знание). Конкре-

³¹⁸Тойнби А. Дж. Цивилизация перед судом истории. М.-СПб., 1996. С. 66.

тизирует и дополняет эту троицу индустриализация, демократизация, рыночная экономика, гражданское общество, индивидуальная свобода (инициатива, ответственность), культура компромисса, толерантность и многое другое. Через данные новации в историю, историю человечества и вошла современность. Современность как модерн, если быть точным. Но прежде чем продолжить изложение, введём пояснения, терминоло­гические и не только.

Современность как Modern-изация

В нашей исторической науке современность как хронологическая реальность называется Новым временем. На Западе же у неё иное на­звание — Модерное время, время Модерна. Концепция трех эпох — древности, средневековья, модерна — давно вошла в общественное сознание западного человека. Данное название — Модерн — примеча­тельно уже тем, что оно содержательно даже для первого восприятия, что сквозь него просвечивает само понятие (понятие как выражение сущности и смысла действительно новой эпохи). Модерн — значит модернизация, модернизированное общество. Модернизированное, новоевропейское, нововременное, современное — синонимы. По спра­ведливому замечанию Б. Г. Капустина, модернизация есть «собствен­ный способ существования»³¹⁹ современности.

Таким образом, современность в смысле «модерности», модерной современности впервые появилась или конституировалась на Западе. Она окончательно вывела западную цивилизацию в разряд самобытных и... так и хочется сказать, неповторимых. Однако делать этого нельзя. Реальное положение вещей здесь иное: самобытность и повторимость сплетены в одном историческом узле, причем узле региональном. Кон­кретизируем сказанное.

Фактически в европейском прецеденте модерна оказались пред­ставленными, чтобы не сказать сконцентрированными, ресурсы всего человечества. Картина, разумеется, была далеко не благостной. Крови и грязи европейской истории не занимать. Немало в рассматриваемом плане давало естественное взаимодействие культур и цивилизаций. Его с определенностью обнаруживает уже античность — исторический корень всей западной цивилизации. Так, математико-геометрические сведения греки получили от египтян, а астрономические — от вавило­нян. Античность позаимствовала у Востока также многие верования и религиозные культы, ремёсла, технические изобретения, политические институты, военные искусства.