Добавил:
Upload Опубликованный материал нарушает ваши авторские права? Сообщите нам.
Вуз: Предмет: Файл:
0540362_B78A7_grechko_p_k_kurmeleva_e_m_obshaya...doc
Скачиваний:
0
Добавлен:
12.01.2020
Размер:
2.79 Mб
Скачать

306 Dussel е. World-System and «Trans»-Modernity // Nepantla: Views from South. 2002. Vol.3. Issue2.

модерна, является постсекулярной и, тем самым, пострелигиозной. Она вдохновляется признанием того, что религия является модернистской концепцией, которая никогда не может быть самодостаточной без своей противоположности — модернистского секуляризма. Трансмодернист­ская мысль также признает, что то, что часто называется религией, мо­жет быть таким же колонизирующим феноменом, как и сам секуляризм. Это становится очевидным из рассмотрения того, как колониальность работала совместно с христианством в период первого модерна (до 1789 г.), а также из усилий тех субъектов, которые критикуют свои собс­твенные религиозные традиции, а также секуляристские точки зрения второго модерна (после 1789 г.).

В этом смысле трансмодерн может быть лучше понят как выход за границы и имперские взгляды первого и второго модернов, а также как эффективное предложение альтернативных взглядов для настоящего и будущего. Трансмодерн превосходит и трансцендирует. В то время как первая задача может быть более четко обозначена как деколониза­ция, вторая указывает на возникновение трансмодернистского способа мышления. Трансмодерн мог быть, таким образом, определен как слож­ная реальность, которая начинает существовать посредством процес­сов деколонизации и трансмодернистских предложений. Трансмодерн обозначает будущее за рамками ловушек модернизма/колониализма. Это то будущее, на достижение которого мог бы быть нацелен трансмо­дернистский способ мышления.

11 сентября 2001 г. как кризис коммуникации в постсекулярную эпоху

Как может изложенный выше подход к пониманию постсекулярной эпохи объяснить события 11 сентября 2001 г. в США? Обычное объяс­нение состоит в том, что это было проявление конфликта между фун­даментализмом и целерациональным разумом, между архаичным ре­лигиозным сознанием и символами победившего глобального модерна, между варварством и цивилизацией. Однако, как убедительно показы­вает Ю. Хабермас, религиозный фундаментализм не архаичен, а совре­менен. Он возникает в результате быстрой и радикальной модерниза­ции во многих странах, лишающей миллиарды людей своих культурных корней. «Твердолобые ортодоксы, — пишет Хабермас, — есть и на За­паде, и на Ближнем и Дальнем Востоке; они встречаются и среди хрис­тиан, и среди иудеев, и среди мусульман. Тот, кто хочет избежать вой­ны различных культур друг с другом, должен помнить о незавершенной диалектике своего собственного, западного, процесса секуляризации. «Война против терроризма» — это никакая не война, и в терроризме на­

ходит свое выражение также и роковым образом онемевшее взаимное столкновение миров, которым по ту сторону молчаливого насилия тер­рористов и ракет необходимо выработать общий язык»307.

Социальной почвой терроризма, по Хабермасу, является возника­ющее в результате модернизации несовпадение во времени уровней развития культуры и общества. Получается, что модернизация таких об­ществ сопровождается секуляризацией, которая воспринимается об­щественным сознанием как навязываемая извне, как принудительное искоренение традиционных образов жизни. Кроме того, Запад столк­нулся с культурами, сформированными одной из мировых религий — исламом, «но встретился, имея за собой лишь вызывающе банальную неотразимость уравнительной культуры материального потребления. Давайте признаем, что Запад предстает как социум, фактически утра­тивший собственное нормативное ядро»308.

Хабермас опасается, что после 11 сентября 2001 г. постсекулярное общество не будет демократическим, так как постмодерн осуществля­ется в политике через различные виды консерватизма, а в экономике — посредством либерализма. Чтобы тенденция к управлению обществом (состоящим из атомизированных субъектов, лишенных возможности выработать устойчивую идентичность) посредством властных реше­ний не привела общество к краху, власть должна быть демократической и опираться на четкие правовые и моральные нормы. Выработка этих норм, полагает Хабермас, возможна посредством ненасильственной гражданской коммуникации, образующей ядро политической культуры современности.

Но реальное развитие событий идет вопреки пожеланиям Хаберма­са. Наоборот, осуществляются его мрачные предсказания об ограниче­нии демократии. Одним из способов мистификации процессов соци­альной власти стало повышенное внимание к безопасности. Как пишет К. Джасурия, «безопасность и страх стали доминирующими тональнос­тями политики либеральных демократий»309. Неоконсервативное мора­лизаторство с его черно-белым различением добра и зла и тенденцией к обличению иррациональной природы исламского фундаментализма приводит к резкому сужению возможности рационального политиче­ского дискурса о проблемах власти и конфликта. Целый ряд западных стран во главе с США за короткий срок приняли антитеррористическое законодательство, приводящее к концентрации власти и полномочий в

307 Вера и знание. Речь Ю. Хабермаса 14 октября 2001 г. в Франкфурте <http:// socialpolicy.ucc.ic/Habermas_Faitri_ancl_knowledge_en.htm> (19 ноября, 2007).