256 Дуков е. Артефакт и товар на телевидении // Наука телевидения. Научный альма­нах. Вып. 2. 2005. С. 87.

²⁵⁷ Там же. С. 87-88.

принципиальный «нюанс» современности, с которым мы сталкиваемся в обыденном опыте. Дети ведут себя в школе как дома, бизнесмены в политике чувствуют себя как в бизнесе, политики устремились на сцену, артисты — в бизнес и т. п.

Термином, выражающим процессуальность, становится индивидуа-ция — сложный процесс обретения и самореализации себя в условиях плюралистической культуры, получившей сегодня карт-бланш по всему миру. Существование человека в этих условиях представляет собой ре­ализацию свободных интерактивных исполнений в пространстве сме­шанных социальных кодов. Постоянное «фреймирование» ситуации, поиски типизации связаны теперь не столько с принципами социальной организации событий и вовлеченностью в них субъекта, сколько с поис­ками самим субъектом форм и способов существования в новых ком­муникативных кластерах и структурах визуализации. Но способны ли структуры визуализации защитить людей от новых форм тотальности?

С индивидуацией связано субъект-объектное полагание челове­ка в мир, его бесконечное раздвоение, образно схваченное когда-то Э. Фроммом в феномене «бегства от свободы». Это соотносимо с по­иском личности-идентичности в континууме глобального-и-локального. Свобода самореализации «для» и во имя индивидуации постоянно обо­рачивается свободой «от» бремени индивидуации во все новых и новых формах тотальности. Обретший на пути индивидуации свое «Я», свою субъектность, человек с завидным постоянством вновь и вновь её теря­ет, объективируясь в мир разнообразных форм тотальности.

В какой же мир несвободы устремляется человек информационных технологий? Выбирает ли он путь несвободы в тотальности артефактов, структур визуализации или находит убежище в тоталитаризме власти? Уготовлен ли этот путь «сетенину» новой природой самих властных доми­нант — NF-Тократии? Есть ли у человека выбор? Возможна ли тотальность «защищающих» образов, полагающая простую рядорасположенность ин­дивидов (точнее, идентичностей) в омертвевшей социальной ткани?

Озабоченность по поводу тенденций распада «социальной материи», социума, прежде всего «образцового» вестернизированного мира, про­являют не только представители современного постмодернизма (как, например, Ж. Бодрийяр), но и другие западные аналитики. Характерны в этом отношении мировоззренческие поиски американского исследо­вателя культурных основ демократии Ф. Фукуямы, настаивающего на том, что человек не может стать винтиком социальных отношений, ибо он автономен и всегда выше всех социальных детерминант. И не обще­ство должно проникать в личность (социализация личности), а, напро­тив, личность — в общество (персонизация общества).

Но, возможно, выход состоит не в персонизации социума, а в кре­ативном развитии структур визуализации, обучающих человека мно­

гомерной и глубинной рефлексии над тем, чего, по сути, в нынешней ситуации нет, или есть, но пока лишь в качестве незримого будуще­го. Удивительно, но человек, включенный в современную сюжетную интерактивную игру, способен видеть, чувственно осязать и даже проигрывать социальные порядки будущего как опытный стратег сек­ретного военного штаба. Разумеется, проблема стоит в переходе от структур визуализации к порядкам интеракции, от кластеров комму­никации к социальным действиям, от виртуальной реальности к «на­стоящей» реальности.

Метаморфозы субъектности в действиях плюралистического актора

Постмодерность как культурная реальность глобализации путает все «карты» относительно индивидуации и субъективации в современном темпорально многослойном мире. Не пройдя в историческом време­ни, да и в собственном жизненном пути индивидуации, прорвавшиеся к глобальной свободе рынка индивиды из разных миров (цивилизаций и культур) сталкиваются порой с фарсом, «подделкой» субъективации, порожденной западным миром в свободной рыночной среде: субъект­ные различия — расовые, этнические, тендерные — предлагаются на рынке товаров, они продаются, обмениваются и тиражируются. Субъ-ективация как личностное полагание себя в мир в качестве субъекта подменяется «покупкой субъектности», которая на деле оказывается «объектом продажи».

Расщепление субъектности на многочисленные идентичности происходит порой без внутреннего самосознания происходящего процесса объективации и фрагментации «Я». Пожалуй, привилегией осознанной игры в идентичности пользуются лишь те, кто способен дешифровывать мир фетишей и символов и с азартом играть с симво­лической реальностью. Для таких любителей «глубины» современный «лабиринт отражений» является увлекательной реальностью, позволя­ющей развивать новые способности и самоощущения. Историческое развитие общества спектакля, бесспорно, подготовило критическое восприятие театрализованной реальности, но лишь частично и узкой группой лиц. Огромные же массы людей стали адептами и поклонни­ками театрализованной рыночной реальности и готовы «фрагментиро-ваться», изменяя свое состояние сознания с изрядной долей куража хоть до молекулярного уровня.

Дуалистическая дифференцированность субъекта по принципу ма­териально-телесного «низа» и разумно-духовного «верха» — первая форма фрагментации целостного субъекта — продолжается, таким

образом, в новых вариантах. Благодаря современным технологиям усиливается «эксплуатация» человеческой телесности, культивирует­ся дух эротической культуры и агрессивной разнообразной сексуаль­ности, проявляемой в том числе и под воздействием многообразных психотропных средств. «Верх» и «низ» самого субъекта противопос­тавляются друг другу, абсолютизируются и вырываются из-под опеки традиции, церкви, морали, права. На основе интерпретаций «верха» и «низа» воспроизводятся все новые зрелищные формы («за окном») и символические образы (в угоду капиталу да и человеческой «нужде»). Драма раздираемого на части человека становится в наше время осно­вой масс-медийного спектакля. Ибо в европейской культуре субъекти-визация всегда была эстетизирована, отражена в образах, проиграна и просмотрена. (Не случайно западный мир так благоволил к героям Ф. Достоевского, в личной драме которых была отражена зачастую «по­роговая» — между нормой и патологией — субъективация). Давая воз­можность человеку посмотреть на себя со стороны, художественное творчество в своем развитии шло бок о бок с человеком по лабиринтам Текста, содержащего «неочевидные структуры» (Л. Карасев), очерчива­ющие границы целостного «нераспыленного» бытия.

В начале XXI века был поставлен вопрос о «человеке-делимом». Игра с собственными виртуальными идентичностями стала сегодня формой времяпрепровождения, а конкуренция идентичностей — серьёзным вы­зовом современности; имидж человека превратился в его второе «Я», вступив уверенно на рынок экономических и политических товаров и предложений. Плюралистическая парадигма различий впервые столь явственно затронула саму личность, сделав её плюралистическим ак­тором, складирующим свои различия внутри собственного сознания и собственного гардероба. Ориентируясь постоянно на что-то внешнее, находя подтверждение своего «Я» в символах моды, рекламы, бренда и т. п., субьект общества спектакля стал плюралистическим актором²⁵⁸. Его экономическая нужда больше не привязана к потребности в мате­риально-осязаемом товаре. В обществе спектакля впервые возникает потребность в виртуальном товаре. Эстетизируя символ, дизайн и по­падая от него в зависимость, плюралистический актор включается в систему информационно-коммуникативных процедур по замещению реального товара брендом. Товар «исчезает». Оставаясь неизменным на уровне производственного цикла, он в зависимости от предпринятых к нему «непроизводственных» действий улучшается или ухудшается, дорожает или дешевеет. Добиться изменения отношения к товару без изменения его реальной сути — дело специалистов по коммуникацион­ным технологиям, занятых управлением восприятием. Но плюралисти­

См.: Lahire В. Humeri plural: os determinantes de acao. Petropolis, RJ: Vozes, 2002. P. 17.

ческий актор только этого и ждет: эстетизированное «Я» ожидает, что и с ним будут работать как с товаром специалисты по восприятию и ожи­даниям, имиджу и дизайну; им будут заниматься, его будут «делать». Эстетизированное «Я» работает не над собой, а с собой; предпочитает не ориентированную на мир деятельность, а делание себя, ищет не от­ношения, а презентации, заинтересовано не во взаимопонимании, а в управлении впечатлениями.

Надо сказать, что субъект, наделенный сознанием и волей, интра-вертен, обнаруживает в себе множество самопроявлений. Он спосо­бен к деятельности и к взаимным отношениям. Актор же устремлен во вне, наружу; он воспринимает внешне данное, реагирует на действие, предпринимает, участвует, конкурирует благодаря именно внешним импульсам. Множественные «Я» и роли актора инкорпорированы им в многочисленные жизненные практики социального конструирования или самоконструирования.

Самоконцентрация субъекта на своем «Я», начатая в эпоху Анти­чности и продолженная в Возрождении и Новом времени, ознамено­вала рождение яркой индивидуалистической культуры, опирающейся на постоянную рефлексию жизненной драмы «Я-образа». Характер социального спектакля, в том числе экономического и политическо­го, рожденного в западном мире на рубеже XX-XXI веков, оказался теснейшим образом связан с процессами фрагментации субъектнос­ти, основанной на идеологии различий — товаров, услуг, имиджей. Но субъективация, усиливающая эту фрагментацию, происходит сегод­ня уже внутри субъекта. Естественно, встает вопрос, как она вписы­вается в культурный контекст? Уравновешиваются ли права индивида его ответственностью, подчиняется ли индивидуальная свобода об­щественным интересам?

Новые границы самосознания: психофармакология эстетизированных превращений

Медиатизация субъективности посредством технологических возможностей привела к почти немыслимой визуально-чувственной фрагментации человека. Одновременно с медиатизацией широко рас­пространились средства стимуляции, окончательно разрушающие ком­плексы, культурные запреты и выводящие их из-под опеки сознания. Современная психофармакология и наркотрафики открыли для многих желающих новые границы самосознания и мироощущения. Истерия и депрессия стали лишь отражением этих форм субъективации. Фрагмен­тация субъекта выражена и в подходах к лечению: «тело-организм» — всегда было традиционной прерогативой медицины, «психическое»

же — долгое время являлось объектом психоанализа. Преодолевая тра­диционный дуализм духа и тела, психиатрия сталкивается сегодня уже с плюрализмом реальных и виртуальных различий, заложенных в приро­де идентичностей и сделанных имиджей, преобразующих человеческую субъектность.

Дуалистический взгляд на субъектность «со стороны» парадок­сальным образом связан с эгоцентризмом «изнутри» самой субъ­ектности. Концентрация на себе происходит в форме «эстетизации существования» (С. Лаш). То, что в той или иной мере имеет значение для выражения индивидуальности, приобретает форму экзальтации во славу своего «Я». Любая альтернативность исчезает при этом как ценность, что и становится характерной чертой культуры нарциссиз­ма. Культура нарциссизма и культура образа взаимосвязаны друг с другом. Посредством медиатехнологий, репродуцирующих и умножа­ющих образы, экзальтация «Я» усиливается. Присутствие в средствах массовой коммуникации, журналах, телевизионных шоу и интерактив­ных диалогах становится самодостаточной формой реализации субъ­екта. Институционализируется, таким образом, новая гегемония — гегемония внешности, которая выступает в качестве фундаменталь­ного критерия бытия и успешного существования. В культуре эсте­тизации собственного «Я» субъект оценивается настолько, насколько его «кажимость», усиленная воспроизводящимися образами, доста­точна, чтобы быть представленной на социальной сцене, освещенной сверкающей электроникой²⁵⁹. Эстетизацию видимого «я» сменяет, та­ким образом, эстетизация кажимости «я». Плюралистический взгляд на субъектность открывает новые горизонты эстетизированных пре­вращений и восприятий.

Коллективные грезы и эстетизированные превращения индивидов обращены к лидерам субъектных «продаж» и «предложений» — совре­менным поп-звездам. Роль выдающегося актера, социального лидера в обществе спектакля заменяет поп-звезда. Ги Дебор метко характеризует шоу-звезду, являющуюся зрелищной репрезентацией живого человека и концентрирующей усредненность в себе. «Удел звезды — это специа­лизация мнимого проживания жизни. ...Звезды существуют, чтобы оли­цетворять типы разнообразных жизненных стилей и стилей понимания общества, способных осуществляться глобально. Они воплощают недо­ступный результат общественного труда, имитируя побочные продукты этого труда, магическим образом оказывающиеся вознесенными над ним в качестве его цели: власть и пора отпусков, сфера принятия реше­ний и потребление, которые находятся в начале и в конце одного никог­