133 Вебер m. Основные социологические понятия // Вебер м. Избранные произведе­ния.M., 1990.С.511.

¹³⁴ По поводу терминологии хотелось бы заметить следующее: разбирая концепцию Вебера, мы, естественно, пользуемся его терминологией. Но её легко соотнести с тер­минологией нашей первой главы. Скажем, «смысловая соотнесенность действий» вполне сопоставима, проблемно перекликается с «коммуникацией», а «целерационапьность» — с «коммуникативным взаимопониманием».

только открытую, но и доступную) связность или целостность, а также, что не менее важно, некую оправданность в глазах людей. Смысл скреп­ляет, собирает и объединяет — людей и их жизненную среду.

Не будем загонять смысл и в слишком узкое, явно прокрустово ложе семиотики, вводящей дистинкцию смысла (что высказано) и значения (на что указано). В предельно широкой — социокультурной перпективе, а это и есть наша предметная позиция, данная дистинкция не играет су­щественной роли, «смысл» и «значение» идут по традиции как синонимы, как средства выражения некой общей разумности или целесообразной организации. Социокультурный подход отличается от семиотического примерно так же, как значительность от значимости.

Исходным в нашем определении смысла будет понимание. Не зря, выходит, мы занимались историко-философским обзором проблемы — «понимающая наука» не отпускает. Понять, если кратко, означает от­крыть смысл. Этим определением, однако, ограничиться нельзя. Откры­вая с помощью понимания смысл, мы по-настоящему только и откры­ваем саму проблему. Ибо — каков смысл открытия смысла? У Дильтея, как мы видели, он сводился к психологическому переживанию. Подоб­ные определения смысла имеют широкое хождение и по сей день. Так, А. А. Пелипенко видит в смысле «дискретное психическое состояние, содержащее ценностно переживаемую денотацию, выраженную в ко­дах»¹³⁵. У Вебера, озабоченного методической строгостью социально-гуманитарного исследования, смысл возникает в результате соотнесе­ния того или иного жизненного явления с ценностной идеей. Сама же ценностная идея, как можно «прочитать» автора, возникает в результате интерпретации практической оценки «доступного влиянию наших дейс­твий явления как достойного порицания или одобрения»¹³⁶.

Продолжая нашу «смысловую» экспликацию, скажем, что смысл, равно как и его открытие, относятся к культуре. Их реальностный ста­тус поэтому ценностный. Иначе говоря, смыслы, онтологически сори­ентированные на ценности, сами относятся к строительному материалу культуры, называемому нами в общем плане ценностями. А это значит, как будет показано в гл. 4, что они не пред находятся, не открываются в прямом смысле этого слова, но конструируются, производятся, созда­ются в результате встречи диспозиции долженствования, насыщенной энергией справедливости и совершенства, с эмпирическим материа­лом действительности, чреватым тоже некой предрасположенностью, диспозицией уже со стороны объекта.

135 Пелипенко а. А. Дуалистическая революция и смыслогенез в истории. М., 2007. С. 432.

136 Вебер м. Смысл «свободы от оценки» в социологической и экономической науке. С. 547.

Для адекватного понимания смыслов, присущих им хрупкости, неуловимости и невыразимости, важно разобраться не только в их онтологии, но и в топологии: где они располагаются или к чему при­крепляются. Топология нужна здесь также для критики тенденции к натурализации смыслов, простирающейся сегодня от позитивист­ской аналитической рафинированности до «естественной установки» здравого смысла.

Смысл — образование парадоксальное. По тоже парадоксально­му замечанию Ж. Делеза, «это несуществующая сущность»¹³⁷. Если существование связывать только с материей, а тем более с вещами и телами, то так оно и есть. Смысла не разглядеть среди, между и в глубине вещей. «Туда» они умирают. Туда в конечном счете направ­ляются не только смыслы, но и их субъектные носители, сами люди: образ подземного царства, инфернальной глубины — как последней, посмертной нашей обители, служит тому наглядным, правда, метафо­рическим подтверждением. Уж коли мы соскользнули в метафору, то добавим заодно ещё один метафорический образ. Принадлежит он П. Валери и выглядит (звучит) так: «самое глубокое — это кожа». Для традиционного или классически настроенного уха это звучит крайне непривычно, пугающе странно. Наверно, это ощущение пройдет, если привести более популярное выражение все той же идеи Делезом: «только тонкий (поверхностный. — П. Г.) слой земли плодороден». В действительности же здесь высказывается довольно простая, хотя и постмодернистски препарированная мысль: смыслы формируются, смыслы устраиваются, смыслы существуют на поверхности. Потому, наверно, их так легко сдувает ветрами всяких перемен. С какого-то мо­мента или уровня, если двигаться в глубь событийного бытия человека, начинается ложная или животная глубина.

Можно провести здесь следующую аналогию. Подобно тому как ста­новление рода Человек представляет собой отрыв от мира животных (естественная эволюция), так и формирование социально-смысловой реальности — это отрыв от темной, тяжелой, непокорной глубины ма­терии и мятежный выход на свет, к свету её поверхностного бытия (он­тологическая эволюция). Смыслы (за их упорядоченное строение) часто сравнивают с кристаллами мысли, мышления — образ очень точный, яркий и вдохновляющий. Но для нас он интересен с другой, подсказан­ной Делезом, стороны: рост кристалла происходит только на его гранях, т. е. на или за счет поверхности. Захваченность основанием и глубиной не увеличивает, наоборот, уменьшает здесь понимание. Вдумаемся в следующие слова французского мыслителя: «... взрослея, люди вновь