Добавил:
Upload Опубликованный материал нарушает ваши авторские права? Сообщите нам.
Вуз: Предмет: Файл:
0540362_B78A7_grechko_p_k_kurmeleva_e_m_obshaya...doc
Скачиваний:
3
Добавлен:
01.05.2025
Размер:
2.79 Mб
Скачать

123 Дюркгейм э. Метод социологии // Дюркгейм э. О разделении общественного тру­да. Метод социологии. М., 1990. С. 394-395.

124 Там же. С. 421.

125 Там же. С. 435-436.

их восприятии, во всяком случае, не наблюдается. Строить обществоз-нание по образу и подобию естествознания нельзя, тем не менее вряд ли кто-то станет спорить, что пренебрегать наукой и её нормами в со­циально-гуманитарных исследованиях тоже не следует. И здесь строго научными методами можно (и должно) многое выбрать, но, разумеется, не все и не до конца — есть свои ограничения и пределы.

Нам осталось рассмотреть дискурсивную тенденцию или интеллек­туальную традицию, называемую Веберовской. Квалифицируем мы её как интерналистскую, и это требует пояснения. Предыдущие две — Мар ксовская и Дюркгеймовская, были экстерналистскими; они раскрывали специфику социального познания, обращаясь к внешнему (в том числе и «аналоговому»: обществознание как естествознание) самой этой спе­цифике материалу. Интерналистская позиция по определению подни­мается из глубины, вырастает изнутри изучаемой реальности, методо­логические горизонты занимаемой позиции и содержательные границы предмета исследования здесь совпадают. Для нас значимо также то, что специфика в свете этой позиции оказывается не довеском или механи­ческим дополнением к сущности, а её действительным средоточием — специфической сущностью. Поскольку с выявлением такой специфичес­кой сущности мы связываем раскрытие природы социального познания, то Веберовскому наследию, его интеллектуальным предпосылкам (влия­ниям), перспективам, судьбам нужно уделить особое внимание.

Начнем с идейно-исторического контекста данной традиции, он не­обычайно богат и по сей день актуален. По сути или в главном его конс­титуируют оппозиционные натурализму и альтернативные позитивизму принципы, идеи, взгляды, последовательно отстаивающие незави­симость и самобытность социально-гуманитарного знания. Пожалуй, первую заметную брешь в инициированном Контом и закрепленном Дюркгеймом натуралистически-позитивистском подходе к обществен­ным явлениям пробил В. Дильтей. Социальные факты для него — реальность определенно «внутренняя», они формируются «на осно­ве самонаблюдений и интуиции», окрашиваясь к тому же «любовью и ненавистью», другими аффектами. Немецкий мыслитель беспощадно критикует абстрактное, изолирующее, теоретико-атомистическое по­знание, оторванное от полноты, целостности или тотальности, дейс­твительной жизни («живого опыта») людей. В основу познания кладет­ся человек — «желающее, чувствующее, представляющее существо», в жилах которого течет «настоящая кровь», а не «разжиженный сок ра­зума как чистой мыслительной деятельности». Дильтей различает, и различает жестко, естествознание («науки о природе») и исторические науки («науки о духе»). Различает не столько по предмету, сколько по методу — в форме дуализма объяснения и понимания: «природу мы объясняем, душевную жизнь — постигаем». Науки о природе имеют

дело с явлениями, внешними по отношению к человеку, напротив, на­уки о духе исследуют человеческие отношения, взаимосвязи, уровни и формы жизненного опыта индивидов. Объяснение аналитически (че­рез измерение и вычисление) препарирует объект, выявляя в нем по­вторяющиеся связи, каузальные зависимости, константно-устойчивые конфигурации. Оно подводит единичное под общее, универсальное и необходимое, — короче, под тот или иной объективный закон. Пони­мание, наоборот, всецело развернуто на «внутреннее» восприятие, насыщено переживаниями, пронизано эмпатическим (со-чувственным) вниманием к индивидуальным оттенкам и деталям, к ценностям и целям, смыслам и значениям, а также, подчеркнем, к тому, что «че­ловек — существо историческое», что все его жизненные формирова­ния конечны. Переживание и понимание-истолкование как ключевые понятия социального познания (социально-гуманитарного знания) позволяют квалифицировать Дильтеевскую концепцию как «понимаю­щую психологию» (термин Э. Шпрангера, сам Дильтей называл свою теорию «описательной психологией»), наметившую, в плане исходной идеи, в перспективе, понимающую социологию, концептуально прора­ботанную впервые как раз Вебером.

«Понимательная» струя в трактовке специфики социального познания ещё более рельефно — с акцентом на методологию и методичность — проступает в идейно-теоретических исканиях Баденской школы неокан­тианства (для нас здесь — важной инфраструктурной составляющей творчества Вебера), двух её выдающихся основателях В. Виндельбанда и Г. Риккерта. Общий фон все тот же — разведение двух типов наук, теперь уже номотетических или генерализирующих и идеографических или индивидуализирующих. Предметное самоопределение первого типа связано в основном с явлениями природы, второго — с явления­ми культуры. Но решающим оказывается все же не что (предмет), а как (метод), «формальный характер познавательных целей». Можно и при­роду изучать как культуру. Для этого требуется только переключать ис­следовательское внимание — с единообразного, общего и типового, с того, что всегда имеет место, на частное, уникальное и неповторимое, на то, что однократно, однажды было или единично совершается, есть, а также, и это не менее важно, избавиться от магии стандартов-образцов естественнонаучного познания. Впрочем, эта легкость переключения не снимает принципиальной, полюсной разницы между двумя научно-методическими интересами — к общему (тождественному, повторяю­щемуся), с одной стороны, и индивидуальному (особенному, разнород­ному, «воззрительному») — с другой. Есть даже явный крен в сторону индивидуального и, как следствие, признание в качестве подлинной науки истории, а не естествознания, зараженного, по Риккерту, плато­низмом, страстью к отвлечённо-общему.

Но баденцы не были бы (нео)кантианцами, если бы не усвоили клю­чевое положение своего учителя — что знание обретает научный статус, лишь становясь всеобщим и необходимым. С явлениями природы здесь всё ясно: они подчиняются законам, всеобщим и необходимым по опре­делению. У явлений культуры таких законов нет и быть, естественно, не может. Научное суждение о них мы выносим, адресуясь к тем или иным ценностям. Отнесение к ценностям позволяет справиться с хаотически-исходным сырьем индивидуального. Ценности, однако, субъективны, все их бытие исключительно «значащее», полагаемо и очерчиваемо одним смыслом. Выходит, полный произвол, безграничный плюрализм, без­удержное умножение индивидуальных сущностей? Нет, полагает Риккерт, индивидуализирующие научные положения, или ценностные суж­дения, «всегда предполагает нечто непреходящее и вечное». Идет оно от заключенного в ценностях долженствования, за которым стоит некая общезначимость и разделяемость, некое базовое согласие, наделяю­щие ценности трансцендентной (априорной) принудительностью по от­ношению к отдельному сознанию, индивидуальному случаю и суждению. В понимании исторических событий решающую роль играют знания тех целевых смыслов и мотивационных ценностей, которыми конкретно ру­ководствовались, вдохновлялись и оправдывались их непосредственные участники. Похоже, неокантианцы эту роль все же переоценили, доведя её с помощью Риккерта до дуализма мира бытия (собственно действи­тельности) и мира ценностей. Последние оказались в совершенно само­стоятельном царстве, лежащем «по ту сторону субъекта и объекта».

Отталкиваясь от теоретико-методологических идей Дильтея, Вин-дельбанда и Риккерта, а также некоторых других авторов, которыми, однако, мы здесь заниматься не будем, поскольку это увело бы нас в сторону, М. Вебер развил концепцию «понимающей социологии». На­званное отталкивание, впрочем, было скорее критическим, чем пиетистски-преемственным. Об этом можно судить уже по терминологии: само понимание нередко берется автором в кавычки или оттеняется оговоркой «в нашем случае». Так что на поверку Веберовская социо­логия оказывается закавыченно (условно) понимающей, а если без кавычек, то — интерпретирующей социологией. Дильтеевское пере­живание как «факт сознания» или Виндельбандовская «воззрительная наглядность» Вебера не устраивают. Он открывает новую перспекти­ву — «понятного объяснения», настаивая на том, что ««понимание»... всегда надлежит — насколько это возможно — подвергать контролю с помощью обычных методов каузального сведения...»126. Вебер, да-­