94 Ср.: Пантин в. И. Циклы и ритмы истории. Рязань, 1996. С. 17. 95 Солоневич и. Народная монархия. M., 1991. С. 490.

циклическая перспектива не фатальна. Можно, конечно, отказаться от цикла, цикличности вовсе. Тогда исчезнет и циклическая обреченность. Но лучше (и интереснее) рассмотреть этот вопрос, оставаясь все же в рамках циклической концепции истории.

Кажется, самый эвристичный ответ здесь предложен А. Тойнби. В цик­лы, полагает он, с очевидностью укладываются лишь события и движения прошлого; настоящее и, особенно, будущее открыты кооперативно-пре­образовательным усилиям людей, резервам и возможностям их коллек­тивного исторического выбора. Сама цивилизация, в понимании Тойнби, представляет собой общую основу, основу-пересечение «индивидуальных полей действия множества различных людей»⁹⁶. Знание прошлого, счита­ет Тойнби, говорит нам только об одной из многих будущих возможностей. И это позволяет избежать повторения нежелательного для нас развития событий, разумеется, при условии, что мы в этом искренне заинтере­сованы и готовы приложить все необходимые усилия. «Я действительно верю, — пишет английский философ, — что многие исследователи чело­веческой истории, и я среди них, выявили истинные регулярности и пов­торения в конфигурации событий прошлого, но я не верю ни в то, что эти регулярности непременно должны были установиться именно тогда, когда они действительно установились, ни в то, что они обязаны повториться в будущем»⁹⁷. В этом плане будущее Западной цивилизации — открытый вопрос. В нем просто заключен вызов спасти самих себя. Рациональный контроль над происходящим все же возможен. Важнейшее условие его достижения — согласие и сотрудничество между людьми. А также — тяже­лый, напряженный и упорный исторический труд. Как заметил один умный человек, перед прошлым нужно снять шляпу, перед будущим — засучить рукава. «Кончается все, чему дают кончиться...».

«Гипотезу предопределения» в истории Тойнби критикует, привлекая также логику движения части и целого, малого (в малом) и большого (в большом). Он приводит очень выразительный образ колеса и оси. Для реализации кругового движения колеса вовсе не требуется, чтобы ось повторяла ритм и траекторию вращения колеса. Движение устройства, включающего ось и колесо, может быть очень разным, даже непред­сказуемым. Циклически ритмизированное движение в малом (в частях) может, по Тойнби, вести к прогрессивно направленному движению в большом (в целом). Так, смена времен года заложила основу жизни в растительном царстве, а цикл «рождения, воспроизводства и смерти» сделал возможным развитие высших животных, вплоть до человека (включая человека?).

96 Toynbee a. J. A Study of History. Vol. XII. Reconsiderations. L: Oxford Univ. Press. P. 284.

97 Ibid. P. 239.

Поэтому циклический метапаттерн истории, как можно понять Тойн­би, вовсе не обязательно рассматривать в качестве единственного. На­против, аналитическая и эмпирическая конкретизация данного паттерна позволяет сблизить цикл с линией, перейти на язык другого, линеарного метапаттерна истории.

Линеарный метапаттерн истории

Данная концепция выражает идею прямо- или однонаправленного общественного развития и связана с использованием образа линии в историческом объяснении. Линеарность несет в себе веру в одну, как кажется, очень простую и понятную всем идею, а именно: общество не пятится назад и не ходит по кругу; несмотря на зигзаги и неудачи, неиз­бежные в любом живом деле, оно неуклонно (и кумулятивно) идет впе­ред, покоряя все новые вершины знания и действия.

Прямая линия социально-исторического развития — насколько она реальна? Не выдумка ли это досужего ума исследователей? Непредвзя­тое знакомство с историческими фактами может привести к противопо­ложному образу — кривая, даже ломаная линия. Прямое эмпирическое наблюдение событий, охватываемых жизнью одного поколения, подсказывает тот же образ, ту же историческую конфигурацию. Действительно, прямым ход истории назвать никак нельзя. Наряду со спокойным, бла­гополучным, плавным течением, периодами крутого и стремительного набора высоты (они тоже могут быть представлены отрезками прямой линии) в истории много отступлений, попятных и боковых движений, провалов,застоев и пр.

Однако согласимся: не все, происходящее в истории, есть ис­тория. На единицу истории приходится так много неистории. Но и эмпирически обобщаемая, фактографически представляемая ис­тория — это ещё не вся история. Гораздо важнее в ней различные глубинные токи, подспудные движения, часто причудливые, не­ожиданные по своей сочетаемости и направленности. Но и на них нельзя остановиться. История продолжается в том, и это главное, что стягивает, сводит воедино все её элементы, уровни, связи, те же токи, движения и т. д. На этом пути она обретает целостность, по-настоящему и впервые становится целым. Конечно, понимание данного процесса может быть разным. Но для нас он видится как вызревание и нарастание определенной тенденции, некоего струк­турно проступающего направления развития. Тенденция выравни­вает и спрямляет фактическую кочковатость и угловатость жизнен­ного материала истории и в пределе (когнитивно достраиваемом) дает нам прямую линию.

Если эта линия представляет собой последовательное нарастание качества и совершенства, подъем на новые, все более высокие уровни развития, подтверждающие надежды и идеалы людей, то её называют линией прогресса, прогрессивной эволюции общества. В этом смысле прямолинейность общественного развития может отождествляться с его прогрессивностью. Такова во всяком случае традиция. И не дове­рять ей у нас нет никаких оснований.

Линеарная, прогрессивно-восходящая траектория истории вполне легитимна, несмотря на сегодняшний кризис доверия к ней. В науке и технике прогресс очевиден (некоторые считают, что он только там и воз­можен — как научно-техническая экспансия), в культурной же сфере его удостоверение требует известного воображения. Ничего не поделаешь: разные сферы имеют разные скорости и темпы развития. Не будем к тому же забывать, что современная цивилизация техногенна. А потому прогресс её научно-технических достижений не может не отражаться (сказываться) на обществе в целом. И ещё: все в нашей жизни имеет свою изнанку, оттенено своей противоположностью: истина — ложью, добро — злом, красота — безобразием, прогресс — регрессом. Отри­цательные последствия прогресса — неизбежная плата за ту комфорт­ность бытия (хотя скорее быта), которую он с собой несет.

Линеарность, или состоявшийся прогресс «конца истории»

Отношение к прогрессу в XX веке, особенно во второй его поло­вине, более чем сдержанное. Показательна в этом плане позиция С. Л. Франка: «Вера в прогресс, в неустанное и непрерывное совер­шенствование человечества, в неуклонное, без остановок и паде­ний, восхождение его на высоту добра и разума, — эта вера, которая вдохновляла множество людей в продолжение последних двух веков, в настоящее время разоблачена в своей несостоятельности с такой очевидностью, что нам остается только удивляться наивности поко­лений, её разделявших»⁹⁸.

Идея прогресса оттеснена сегодня на периферию духовной жизни человека и общества. И все же интерес к ней не пропадает, а время от времени даже оживляется, как это произошло, например, в связи с кон­цепцией «конца истории», недавно заявленной Френсисом Фукуямой.

До сих пор мы знали только «светлое прошлое» (различные варианты «золотого века») и «светлое будущее» (коммунизм, другие утопические проекты). Фукуяма же знакомит нас со «светлым настоящим». Его мож­