69 Нанси ж.-л. Сегодня // Ad Marginem'93. Ежегодник Лаборатории постнеклассических исследований иф pah. М., 1994. С. 153.

её инженерной определенности к сфере человеческих взаимоотноше­ний. Но информация в коммуникации остается. И место у неё там спе­цифическое — она отвечает за эффективность, в отличие от собственно коммуникации, нацеленной на взаимопонимание. Акцентируя «взаимопонимательный» аспект коммуникации, или структурируя всю коммуни­кацию под взаимопонимание, получаем на выходе коммуникативность. Ещё одно важное уточнение: мы отличаем коммуникацию от (психоло­гического) общения как индивидуальной, эмоционально и чувственно насыщенной связи. Социальное, в нашем понимании, состоит не из «общений», а из отношений, коммуникативных и интерсубъективных по своей природе. Хотя из соображений стиля (чтобы в зубах не вязло), а также считаясь с традицией, мы эти понятия — «коммуникация» и «об­щение» — будем употреблять иногда взаимозаменяемо.

Согласившись с предложенным выше «переводом», можно смело утверждать, что социальное носит коммуникативный характер. Из ком­муникативности с её интерсубъективным взаимопониманием, как из стержневого своего корня, и растет в конечном счете все социальное, вся социальность. Разумеется, социальность внутренне дифференци­рована, её отличает многозначность и разноликость. Равно теми же чер­тами обладает и порождающая её коммуникация — полносоставности и стандартной добротности от неё тоже ожидать не стоит. Однако гово­рить о не-коммуникации, по примеру Бодрийяра, мы считаем неоправ­данным. He-коммуникация для французского мыслителя — это ситуация нетранзитивности, когда слово в сфере медиа остается без ответа («в безответности, в безответственности»), когда «речь говорится так, что на неё никогда не может быть получен ответ», «если только он не примет форму симуляции ответа»⁷⁰. На самом деле ответ здесь есть, пусть и в форме молчания или даже полного безразличия. Молчит ведь человек (хоть частичный, но субъект), а не камень («полный» объект). Симуляция ответа, о котором говорит Бодрийяр, опять же не есть полное отсутс­твие ответа. Это просто другой и явно субъектно-человеческий ответ. Коммуникация со знаком минус остается все же коммуникацией — не по нормативному определению, а по онтологическому своему статусу.

Известная округлость заключительной формулировки не должна, однако, нас успокаивать, т. е. создавать впечатление, что все уже здесь выявлено, стало доступным, обрело четкость и ясность. Как и всякий реальный жизненный процесс, рост социального далек от линейности или кумулятивной выпрямленности, в нем задействовано много разных обстоятельств, условий и факторов. Наибольшее проблемное напряже­ние создается здесь взаимопониманием — главным компонентом ком­муникации, а значит и социального. Важно избежать телеологического

70 Бодрийяр ж. К критике политической экономии знака. М., 2003. С. 186.

овнешнения этого компонента, т. е. вынесения взаимопонимания как цели за пределы самой коммуникации. Взаимопонимание — необходи­мый внутренний элемент коммуникации, коммуникации успешной, если быть точным. Будучи целью, взаимопонимание находится не вне ком­муникации, а в ней самой — это её энтелехия. В социально-технологи­ческом, или естественноисторическом плане взаимопонимание служит продолжению коммуникации, а если принять её индивидуально-диск­ретный характер, — переходу от одной коммуникации к другой.

В возможности или перспективе взаимопонимания, на наш взгляд, концентрированно выражается вся лумановская «невероятность комму­никации». Остановимся на этом подробнее

До сих пор мы рассматривали социальное в его собственных, са­мореферентных, аутопойетических по Луману, границах. И это было правильно. Предметная чистота способствует выявлению действитель­ной, или специфической сущности* исследуемой реальности. Важно было оставаться в рамках общественно-человеческого многообразия, в пределах социального качества (поля, пространства). Трудно ведь освободиться от соблазна (логически вполне оправданного: важно во всем доходить до конца) экстрасоциальных факторов — биологических, демографических, географических и т. п., лежащих якобы в основе со­циальной реальности, социального как такового⁷'. Мы, в частности, не можем согласиться с необузданным расширением социального за счет социальности животных и даже растений⁷².

В свете очерченной таким образом логики понимания проблемы встает один «завершающий» вопрос: а можно ли удовлетвориться осмыслением социального в его имманентно специфической опре­деленности (сущности)? Или, иначе, возможна ли строгая и беспред-посылочная коммуникация? Казалось бы, ответ должен быть положи­тельным. Социальное живет самореференциальными различениями и различиями. Многое объясняется их лишь воображением ограничен­ной комбинаторикой. Многое, но, увы, не все. Переход от различий (в позициях, мнениях и т. д.) к взаимопониманию и согласию так и не

* О различии между сущностью (традиционно понимаемой) и специфической сущнос­тью см. во Введении к настоящей работе.

⁷¹ Для тех же, кто в объяснении (понимании) социального все-таки старается выйти за его пределы — в так называемую Универсальную историю, в которой задействованы сразу история человечества, история возникновения и развития жизни на Земле, геоло­гическая эволюция, космогония, — для любителей или сторонников такого подхода сове­туем посмотреть: Никонов А. Заметки о конце света <http://www.ogoniok.com/4923/28> (5 декабря, 2007).