39 Шюц а. Избранное: Мир, светящийся смыслом. M., 2004. С. 404.

символы, «человек пытается примириться со своими многообразными переживаниями трансцендентности», открыть «горизонты пространства и времени, выходящие за границы актуального Здесь и Сейчас»⁴⁰.

Смысл — неотъемлемая составная часть социального мира. Но это не значит, что он так прямо и встраивается в вещно-энергетические структу­ры данного мира. Все-таки разные, чтобы не сказать противоположные, модусы существования: материальный — на стороне мира и идеальный — на стороне смысла. Для Шютца очевидно, что в мир можно войти только материальным образом — через действия как «телесные движения — ки­нестетические, локомотивные, оперативные...». Действия и только они способны модифицировать мир, сами в свою очередь модифицируясь этим миром. Смысл сам по себе мир не изменяет, никакого следа в нем он не оставляет; смысл всегда можно отменить и начать все заново. Чего нельзя сказать о телесном действии; выполненная им во внешнем мире работа необратима: нельзя сделать несделанным то, что уже сделано.

Кроме естественной установки, у социальной феноменологии есть и другие «снижения». Так, она ищет (исследует) социальную реальность не на высших этажах интеллектуальной рефлексии, а в опыте повседнев­ной жизни людей, на уровне переживаний и интерпретаций обыденного сознания. Мир повседневной жизни является архетипом переживания реальности как таковой. Шютц называет его также верховной реальнос­тью. Базисная структура повседневной жизни исходит из отношений лицом-к-лицу. «Повседневно-жизненные» истоки и непосредственные (лицом-к-лицу) отношения социального мира не превращают этот по­следний в сплошную текучесть, субъективность и спонтанность. У мира повседневной жизни есть своя объективность, выступающая (и терми­нологически фиксируемая) в качестве интерсубъективности.

Интерсубъективность, феноменологически понимаемая, многоас­пектна. В первом приближении за ней скрывается довольно тривиаль­ный факт: мир, в котором я живу и который считаю своим, есть мир об­щий, а не частный, он населен другими людьми, с которыми я связан многочисленными социальными отношениями, взаимным влиянием и пониманием. Интерсубъективность несет с собой «социально одобрен­ное знание» (наличный запас переживаний как осадок прежнего опыта, типичные, или типизированные, решения и предписания, «естественное мировоззрение» языкового сообщества, различные «определения ситу­ации», образцы жизни и пр.), которое есть в каждой культуре и которое усваивается каждым индивидом в процессе аккультурации. Непремен­ная составляющая интерсубъективности — Мы-отношение, образую­щееся как «соприсутствие партнеров», процессуально — во «взаимном

Шюц А. Избранное: Мир, светящийся смыслом. М., 2004. С. 462.

биографическом вовлечении», трансцендирующем за пределы сущес­твования каждого из субъектов мира повседневной жизни. Интерсубъ­ективность заключена также в сопряжении (возможность перехода) нашего внутреннего времени, или duree, и времени объективного, про­странственно-космического. Интерсубъективны, конечно же, те «поряд­ки», которые вносят в повседневное существование апперцептивные, референциальные и контекстуальные схемы, принятые и одобренные тем или иным («моим») социальным окружением. Интерсубъективный эффект имеет в принципе любой комплекс переживаний, если только он непротиворечив и выказывает определенный когнитивный стиль.

Интерсубъективность придает действиям социальную определен­ность, т. е. превращает их в действия социальные. «Социальные дейс­твия заключают в себе коммуникацию...», — так Шютц раскрывает это превращение. При этом под коммуникацией понимается не просто отношение, пусть и двустороннее, а «коммуникативная общая среда, в пределах которой субъекты взаимно мотивируют друг друга в их мен­тальных активностях»⁴¹. Коммуникативный феноменологический опыт — это опыт конституирования интерсубъективного социального мира, опыт встречи с чужим сознанием как соучастником в определении смыслов.

Особую трудность для понимания представляет здесь как раз мир другого — как и насколько он открывается направленному на него вни­манию. Вообще другой, для Шютца, «распадается» на тело (объект) и психическую жизнь (субъект, «духовное Я»). Если «тело другого» откры­вается моему восприятию в «изначальном присутствии», то психиче­ская жизнь — только в «со-присутствии». Тело презентируется, тогда как психическая жизнь и переживания аппрезентируются, т. е. схватывают­ся «аналоговой апперцепцией» или «спаривающей ассоциацией». Про­стейший пример аппрезентации — чувственное (зрительное) воспри­ятие самого обыкновенного объекта, того же дерева, например. Строго и совершенно адекватно говоря, мы видим дерево плоскостно и только его переднюю или фронтальную сторону. Но воспринимаем — объем­но, голографически, в единстве всех его сторон. Аналогия с её пред­восхищением дает нам уверенность, что мы бы увидели заднюю или тыльную сторону, если бы «повернули» дерево или обошли вокруг него. Опыт прошлых переживаний аналогичных объектов (деревьев) эту уве­ренность только укрепляет. И мы со спокойной совестью конструируем: добавляем к видимой передней стороне дерева его тыльную сторону. Применительно к социокультурной среде аппрезентация означает, что, как пишет Шютц, «объекты, факты или события внешнего мира схваты­ваются не как «самоданности», но... как обозначающие что-то другое,

⁴¹ Шюц А. Избранное: Мир, светящийся смыслом. М., 2004. С. 484.

как «пробуждающие», «вызывающие» или «стимулирующие»... соотне­сения»⁴². Аппрезентативны все знаковые и символические отношения, поскольку вовлеченные в них стороны или данности непременно синте­зируются или, иначе, «интуитивно даются в единстве сознания». Аппре-зентативные соотнесения, как и ранее указанные смыслы, служат делу приспособления к переживаниям трансценденции.

Считая феноменологическую концепцию социального одной из самых эвристичных и перспективных, мы в то же время полагаем, что есть в ней и уязвимые точки. Здесь не место разбирать их все, остановимся поэтому на главном — на убеждении в тождественности переживания общего мира: «...они, другие, переживают этот общий мир в сущности так же, как и я»; «...порядок Природы и Общества является общим для всего человечест­ва»⁴³. Основную роль в обосновании этого убеждения играет аппрезента-ция («единство подобия»). Она, по Шютцу, насквозь пронизывает пережи­вание реальности повседневной жизни. Механизм аппрезентации, на наш взгляд, подходит больше для объектов природы, чем для объектов культу­ры. В объектах природы не так-то и сложно интуитивно добавлять (достра­ивать) к видимой, фронтальной передней стороне его невидимую, тыльную заднюю сторону. В культуре же фронтальная сторона часто бывает превра­щенной, церемониально-парадной, специально выстраиваемой для того, чтобы сбить с толку постороннего, взгляд чужака. Далее, аппрезентация годится для одной культуры. Но не для культур разных, часто противопо­ложных друг другу в современном глобализирующемся мире. Это замеча­ние, впрочем, адресовать Шютцу нельзя, он жил ещё в другом мире.

Справедливости ради надо сказать, что все обрисованные затруд­нения Шютц прекрасно понимает. Но рассматривает их как исключения, в терминах оговорок, замечаний. А может, перед нами ситуация прямо противоположная: не исключение, подтверждающее правило, а как раз наоборот, правило, объясняющее исключение?

Ю. Хабермас: нормативная коммуникативно-языковая концепция социального

Коммуникация, по Хабермасу, относится к миру человеческого дейс-твования или социальных действий. Под действием понимается «процесс овладения некоей ситуацией». Последняя, в свою очередь, определяется как «некий фрагмент, выделенный в жизненном мире (мире человеческого опыта — П. Г.) применительно к той или иной теме»⁴⁴. Тема же выражает ин­