Глава 11

ФУНДАМЕНТАЛИЗМ — УГРОЗА ИЛИ СПАСЕНИЕ?

Термин «фундаментализм» несет в себе претензию на знание тех ценностных основ социального бытия, отступление от которых ведет к деструкции, вырождению человеческого и общественного. Фундамен­тализм — это системно закрепленные нормативные ценности, идеацио-нальные, или сверхчувственные по своей природе. Казалось бы, идеаци-ональная сущность должна сближать фундаментализм с религиозными учениями. Однако это не так. Большинство религиозных учений в той или иной форме адаптируются к современности, принимая во внимание уси­ливающуюся межконфессиональную потребность в диалоге, новые вкусы и моду паствы, тендерные вызовы и многие другие новации социальной среды. Религиозная терпимость, диалог религий становятся все более

востребованными в мире, где экономическое, политическое и культурное взаимодействие стало нормой, а не исключением. Фундаментализм сто­ит особняком от всех этих процессов, подчеркивая свою исключитель­ность, обособленность, приверженность неким незыблемым и неизмен­ным основаниям и, как следствие, отрицание диалога с «отступниками» и жесткую конфронтацию с ними. Но как ни парадоксально, именно послед­нее обстоятельство и делает фундаментализм современным. Фундамен­тализм одновременно отстранен и обособлен от иных конфессий, свет­ских учений, но в то же время чрезвычайно активен и деятелен в своем противостоянии иному. Практическая активность политико-религиозных движений, организаций, отдельных групп, лидеров, разделяющих фунда­менталистские взгляды, пронизывает весь спектр современного мира, все его социально-исторические времена. Поэтому фундаментализм не только современен, но и глобален по охвату, он присутствует в различных культурах, и не только традиционных. Какие же подходы к исследованию данного явления представляются значимыми и актуальными?

В известной работе П. Сорокина «Социодинамика культуры» раскрыт процесс исторической смены идеациональных, идеалистических и чувс­твенных систем в этике, эстетике и праве, который завершается когни­тивно осознанным возвращением к идеациональным «истокам». «В без­умстве декадентского мышления человек чувственного общества сегодня снова разрушает свой чувственный дом, который он с такой гордостью воздвигал последние пять столетий. Чувственные этика и право вновь зашли в тупик, отмечающий finis эпохи. Без перехода к идеациональной этике и праву, без новой абсолютизации и универсализации ценностей общество не сможет избежать этого тупика»³⁷⁴, — пишет П. Сорокин. Ког­нитивный интерес, сфокусированный на познании материального мира и естественных законов, ведет западного человека по лабиринтам открытий природы и приводит, по мысли П. Сорокина, к новому уровню осознания ценностного мира. Сделав, таким образом, шаг из мира идеационального в мир чувственный, человек с течением времени возвращается на круги своя — в мир идеациональный, ориентированный на универсализацию ценностей в рамках или контексте коммуникативного взаимопонимания.

Имеют ли эти рассуждения некое отношение к пониманию ценностей фундаментализма и современной чувственной плюралистической куль­туры, к противоречиям секуляризма и фундаментализма, поискам пост-секуляризма и вызовам глобализации? Можно ли согласиться с идеей М. ХардтаиА. Негриотом, что фундаментализм —это дискурс проиграв­ших в современном мире, а постмодернизм — дискурс победителей?³⁷⁵ При всем многообразии и разноречии политических, религиозных, соци­

Сорокин П. А. Человек. Цивилизация. Общество. М., 1992. С. 504. См.: Хардт М., Негри А. Империя. M., 2004. С. 146.

альных дискурсов очевидно, что в «социодинамике культуры» произош­ло «замешательство». Культуры, подобно «распавшимся» историчес­ким временам, стали «спутываться», взаимопроникать одна в другую, образовывать внутрикультурные анклавы, создавать транскультурные пространства. В ситуации, когда «суверенитет потребителя» оказался выше «суверенитета государства», ценностные барьеры были не толь­ко сломаны как знаменитая берлинская стена, но и попросту отменены. Усилились миграции, взаимопроникновения и смешения. Система цен­ностей перестала быть освященной государственной властью или наци­онально-культурной традицией; она стала прерогативой личностной или корпоративной идентичности. Плюралистический мир, сформированный на неолиберальной волне, породил своего «плюралистического антипо­да»— множественные «дискретные монизмы» (П. Гречко), рассыпанные в плюралистическом пространстве. И одним из таких «дискретных мониз-мов» стал фундаментализм, переместившийся из традиционных автар­кических пространств в поликультурное общество постмодерна.

Фундаментализм сегодня — это не только вызов или угроза тем, кто воспитан в чувственной системе ценностей и ориентиров. Пронизывая своей сетью глобальное пространство, внедряясь в разные социально-исторические времена, фундаментализм воплощает в себе несколько уровней угрозы — угрозы глобальной, цивилизационной, региональ­ной, государственной, личностной. Эпистемологически фундамента­лизм — это метка для осмысления последующего развития западного общества, но метка особая. Она напоминает о том, что огромные массы людей потенциально готовы отречься от когнитивно ориентированного знания вовсе не потому, что они прошли цикл чувственной культуры и приблизились к новым границам познания и понимания, за которыми замаячили универсальные ценности человеческого бытия, а потому, что эта чувственная культура им чужда, а когнитивная ориентация в лучшем случае есть лишь способ уничтожения этой культуры.

Социальная поляризация, достигнувшая в эпоху глобализации не­виданных масштабов, обратила к фундаментализму взоры не только «проигравших» и «невостребованных» из других, незападных миров, но и некоторых представителей самого западного мира. Усиливающиеся разрывы между богатством и бедностью, знанием и невежеством поро­дили невиданные социальные протесты в традиционно благополучных обществах, например во Франции. Особую роль приобрел групповой и индивидуальный протест, выразившийся в крайних формах насилия, терроризма и «индивидуализированной войны». Англичане с изрядной долей удивления обнаружили, что террористические акты в лондонском метро готовили их сограждане, на протяжении многих лет, казалось бы, успешно социализировавшиеся в английском обществе. Фундамен­тализм стал притягивать к себе «левый фланг», экстремизм, национа­

лизм, стихийный протест, а идеология фундаментализма превратилась в своеобразный «флагман» освобождения от рационализированного то­талитаризма модерна. Оппозиции «постмодернизм-фундаментализм», «новый мировой порядок — мировой терроризм» четко обозначили размежевания в современном социуме: между идеологией различия и неразличения, между выстраиванием легитимной системы власти и не­легитимной системой насилия и индивидуализированной войны.

Несмотря на новый ракурс видения фундаментализма как явления современного, нельзя не признать, что основа его — идеациональная эти­ка и право, трактуемые, однако, не универсально, а сугубо локально. И в этом смысле современный фундаментализм монистичен и локален, а не плюралистичен и универсален. Фундаментализм привязан к этнической и религиозной составляющим, так или иначе отражающим дух монистиче­ской культуры и идеологии. Каждый из фундаментализмов, претендуя, в конечном счете, на истину в последней инстанции, конфронтирует с дру­гими фундаментализмами, расстреливая, к примеру, статуи Будды в Афга­нистане или похищая священнослужителей других конфессий. Монистиче­ский дух фундаментализма придает ему особую агрессивность в плюралис­тической культуре, настроенной на конкуренцию идей. Фундаментализм самополагает себя вне всякой конкуренции. Похоже, именно монистиче­ский дух фундаменталистской идеологии вносит размежевание не только в ряды многочисленных VI разноликих сторонников фундаментализма, но и в попытку эвристического описания фундаментализма как такового.

Говоря о современном фундаментализме, мы имеем в виду не толь­ко его ортодоксальность и претензию на знание оснований бытия, но, прежде всего, его парадигмальную несовместимость с любой другой точкой зрения. Фундаментализм не диалогичен и, как следствие, не то-лерантен; он отвергает чувственную культуру не с позиций будущего, преодолевая её, а с позиций прошлого, уничтожая её, как, впрочем, и любую другую светскую или религиозную традицию.

Было бы большой ошибкой сводить такое многообразное явление, как фундаментализм, к одному из его аспектов, например, экстремизму. Фун­даментализм связан с богословскими спорами, культурным творчеством, ценностными конфликтами, мировоззренческими поисками, противосто­янием различных политических идеологий, индивидуальной лояльностью. Спор о содержании рассматриваемого феномена имеет не столько линг­вистическое, сколько политическое значение. Многое также зависит от ин­терпретации данного явления, от того, кто и с каких позиций интерпрети­рует фундаментализм. То, что одни трактуют как религиозный экстремизм, для других является возвращением к истокам истинной религии. И связано это с тем, что на наших глазах произошло вторжение религиозной идеоло­гии в политическую жизнь современных обществ, в которой, казалось бы, давно утвердились светские идеологические концепции. Фундаментализм

отражает стремление вернуться к духовным истокам, к корням, достичь сплоченности общества на основе религиозных ценностей, возродить ис­тинную религию и воссоздать на её основе общество.

Фундаментализм как самостоятельное явление присущ целому ряду религий. Он ярко проявляется в деятельности новых религиозных движе­ний и сект. Вместе с тем к фундаментализму можно отнести и ряд чисто секулярных явлений: социальные движения (право- и левоэкстремист-ские, экологическое, феминистское), политические движения (марксист­ские, либеральные). Таким образом, необходимо различать фундамен­тализм религиозный и секулярный. А в религиозном следует различать фундаментализм традиционных религий и современных сект.

Общим для всех фундаменталистских течений является привержен­ность группы людей некой основной идее или ценности, которую они начинают ревностно защищать и воплощать в жизнь. Вообще-то любое культурное явление имеет свои истоки или основания и периодически мо­жет происходить сравнение этих оснований с реальностью. Но выводы из такого сравнения могут быть совершенно разными. Сторонники фунда­ментализма живут в мифологическом временном измерении, обостренно воспринимая разрыв между когда-то имевшим место «золотым веком» и современностью, которая, по их убеждению, представляет собой резуль­тат деградации идеальной модели. Представления об истории и о социаль­ном развитии, сформированные европейским Просвещением в процессе демифологизации и секуляризации мира, ими отвергаются. Поэтому чем больше различие между идеалом и действительностью, тем больше убеж­денность в своей правоте, тем настойчивее желание найти виновников современной «деградации» и вернуть общество в прежнее состояние в со­ответствии с парадоксальным лозунгом «Будущее — в прошлом!». Призыв к духовному пробуждению и возрождению составляет основу фундамен­талистской идеологии. Фундаментализм рождается из стремления к «под­линной» религии (идеологии) и к преодолению религии «коррумпирован­ной». Нужно учитывать также контекст модернистской эпохи, переходящей в постмодернистскую, в котором происходит формирование фундамента­листских движений, — осуществившаяся секуляризация общества, утрата традиционных религиозных и нравственных ценностей.

Антиисторизм и традиционализм фундаментализма тесно связан с его иррациональной установкой, заведомо исключающей возможность рефлексии собственных оснований. Основания фундаменталистской веры остаются непостижимыми для разума. Поэтому в современном мире фундаментализм бесплоден в богословии и апологетике, зато очень легко мобилизуем для «защиты веры» практическими действиями³⁷⁶.