16.2 Таинство священства в communio fidelium

В титуле VI De ordine (О рукоположении) книги Кодекса, посвященной святительскому служению Церкви, церковный законодатель 1983 г. в основных чертах воспринял соборное учение о таинстве ординации. Остается рассмотреть, в какой мере данная рецепция оказала формирующее воздействие также на кодексные нормы, относящиеся к жизненному статусу клирика, которые, к сожалению, представлены отдельно, в других разделах Кодекса.

а) Священство и жизненный статус клирика

Второй Ватиканский собор и Кодекс канонического права не пожелали дать прямой ответ на вопрос, связан ли status vitae (жизненный статус) Евангельских советов с божественным правом, как статусы мирян и клириков²²⁵. Тем не менее, не вызывает сомнения, что этот статус основан на примере Иисуса Христа и как таковой представляет собой donum divinum (божественный дар), данный всей Церкви²²⁶. Будучи даром Святого Духа всей Церкви, основанный на харизме Евангельских советов церковный жизненный статус «хотя и не затрагивает иерархическую структуру Церкви, тем не менее неоспоримо принадлежит к ее жизни и к ее святости» (LG 44, 4). Таким образом, он представляет собой структурную реальность, по своему конституционально-правовому характеру отличную от жизненного статуса мирян и клириков ²²⁷. Это экклезиологическое и юридическое признание «божественного основания Евангельских советов позволяет извлечь церковную конституцию из сферы действия биполярной диалектики отношения «клирики-миряне», которая давно уже стала бесплодной. Напротив, оно дает возможность развить трехвектор ную или круговую диалектику всех трех жизненных статусов в Церкви, а также экспроприировать у иерархии прерогативу быть единственным ориентиром при определении специфической экклезиологической значимости и весомости двух других статусов»²²⁸.

Все три статуса церковной жизни структурно взаимосвязаны и дополняют друг друга. Как мы уже видели, когда говорили о правах и обязанностях верующих-мирян, каждый из них на своем месте обладает в церковном общении первенством над двумя остальными. Если статус Евангельских советов первенствует на уровне пророческо-эсхатологического измерения Церкви, а статус мирянина — на уровне миссионерского измерения, то жизненному статусу клирика принадлежит первенство в том, что касается единства всех верующих и Церкви в целом. Не случайно в свете соборного учения о богословско-правовой структуре таинства рукоположения священнослу жители неоспоримо предстают как единственные «истинные пастыри душ» (OT 4, 1) и в той мере, в какой они облечены «полнотой таинства священства» (LG 21, 2), составляют «видимое начало и основание единства» Церкви (LG 23, 1).

Однако соответствующие кодексные нормы относительно подготовки клириков (каноны 232_264), а также их жизненного статуса (каноны 273_293), кажутся вдохновленными совсем иными принципами.

Что касается первого вопроса, соборным Декретом об образовании клириков был утвержден принцип, согласно которому в данной области возможно «издание законов только общего характера», и потому в каждой стране и в каждом обряде надлежит выработать отдельный План подготовки священников (Sacerdotalis Institutionis Ratio, OT 1). В соответствии с этим принципом было бы, во-первых, более чем законно ожидать гораздо более умеренного законодательства, оставляющего широкий простор sacerdotalis rationes (планам подготовки священников), утверждаемым конференциями епископов, компетенция которых все же признается каноном 242. Во-вторых, в свете соборного учения остается непонятным, почему законодатель предпочел перенести акцент с объективной подготовки к осущест влению пастырской функции и функции священнослужения на субъек тивное воспитание духовного настроя, дабы исполнение этой функции приносило духовные плоды. Описания «духовного воспитания» и «доктринальной подготовки семинаристов» (кан. 44) оставляют отчетливое впечатление, что не только в канонах 245 и 258, но и в Кодексе канонического права в целом «плодотворность апостольства» усматривается, прежде всего, в функции субъективного освящения. Субъективный и объективный аспекты очевидно взаимозависимы; однако акцентирование первого в ущерб второму ясно свидетельствует о том факте, что Кодекс канонического права в своем подходе к проблеме заботится главным образом о подготовке семинаристов к надлежащему проживанию их собственного status vitae, а именно статуса клирика, а не об их апостольской функции. В этом он остается более тесно связанным с тридентской перспекти вой, чем с перспективой экклезиологии, выработанной Вторым Ватиканским собором»²²⁹.

Недвусмысленные признаки такой ориентации, не вполне согласующейся с учением Второго Ватиканского собора, легко просматриваются как в нормах, касающихся подготовки клириков, так и в нормах, относящихся к их жизненному статусу. Два показательных примера содержатся в канонах 276 § 2 и 245 § 2.

В первом каноне церковный законодатель, желая формализо вать на нормативном уровне указание PO 13, 1 относительно центральной роли пастырской функции для всей жизни клирика, а значит, и для его освящения, заменяет (в сравнении с соборным текстом) наречие sincere (искренне) на fideliter (верно), и существительное munera (служения) на officia (обязанности, в смысле обязанностей, связанных со статусом). Аналогичным образом во втором каноне законодатель вместо того, чтобы в неприкосновенности воспроизвести выражение necessarios adiutores et conciliarios (необходимые помощники и советники), употребленное в РО 7,1 для определения церковного положения пресвитеров, говорит о просто fidi cooperatores (верных сподвижниках). В обоих случаях конституциональная перспектива соборных текстов, дающая возможность заново определить функцию клириков внутри communio fidelium и обозначить это communio в качестве места и способа их личного освящения, сводится к моральному призыву субъективного типа, не способному служить программным принципом жизни и духовности диоцезального клира. Вследствие этого и перечень прав и обязанностей клириков (каноны 273_289) скорее имеет вид «карманного справочника» рекомендаций и советов, нежели юридического статута клириков в собственном и строгом смысле слова. Несомненно, гораздо больше соответствуют соборной экклезиологии — и, в частности, понятию мобильности клира, введенному в PO 10 — кодексные нормы инкардинации клириков (каноны 265_272), к тому же значительно упрощенные в сравнении с соответствующими нормами Кодекса канонического права 1917 г.

б) Священство и церковная должность

В отличие от Кодекса 1917 г., согласно которому любая церковная должность всегда подразумевала некоторую причастность к власти сана и юрисдикции²³⁰, Кодекс канонического права 1983 г. в каноне 145 дает церковной должности более общее определение, не упоминая о sacra potestas (священной власти). По этой причине рассмотрение церковных должностей, то есть постоянных назначений, учрежденных ради духовных целей, отнесено к главе об институцио нальных органах Церкви. Тем не менее, остается неоспоримым тот факт, что большинство церковных должностей теснейшим образом связано с sacra potestas сакраментального происхождения²³¹. Не случайно одна из первых норм перечня прав и обязанностей клириков прямо утверждает: «Только клирики могут занимать должности, для исполнения которых требуются власть сана или власть церковного управления» (кан. 274 § 1). Хотя церковный законодатель в очередной раз отдает предпочтение терминологии, которая, как станет ясно из следующего параграфа, была отвергнута Вторым Ватиканским собором, фактически здесь идет речь обо всех тех должностях, которые предполагают полное попечение о душах и потому подразумевают обладание sacra potestas. В силу этого, например, только пресвитеры могут законным образом назначаться на должности приходского настоятеля (кан. 521 § 1), декана (кан. 554 § 1) или членов капитула, кафедрального или коллегиального (кан. 503).

В теоретическом аспекте связь всех этих церковных должностей с sacra potestas ставит немало проблем. Например, канонисты расходятся в толковании термина cooperare, употребленного в каноне 129 § 2 с тем, чтобы приоткрыть верующим-мирянам некоторую возможность участия, а не только совместной ответственности, в осущест влении власти управления в Церкви. Для нахождения корректных решений всех этих вопросов было бы полезным глубокое изучение соборного учения о природе и формах осуществления sacra potestas, а также внимательное рассмотрение тех дебатов, которые были вызваны этим учением в послесоборной канонистике. Здесь же достаточно сделать несколько кратких замечаний.