Способы выражения образа рассказчика

Наиболее четко образ рассказчика выражается местоимениями и формами глаголов 1-го лица. Об этом мы уже говорили. Даже при биографических личностных сближениях и совпадениях «я» (иногда «мы») однозначно указывает, что в словесной композиции произведения кроме образа автора присутствует и образ рассказчика.

Но образ рассказчика может быть обозначен и в повествовании от 3-го лица. В этом случае образ рассказчика находит выражение в характерологических языковых средствах, отступающих от так называемой «литературной нормы». Это чаще всего разговорные и просторечные слова, выражения и синтаксические конструкции, а также диалектизмы и профессионализмы. Могут быть использованы и специальные языковые средства, как, например, народная этимология в «Левше» Н. Лескова:

«<...> в самом главном зале разные огромадные бюстры, и посредине под валдахином стоит Аболон Полведерский» и т. п. В некоторых случаях образ рассказчика выражается с помощью не просторечных и диалектных, а стилистически противоположных им «книжных» элементов. Хотя характерологические языковые средства со всей очевидностью указывают на рассказчика, форма повествования от 3-го лица делает допустимыми элементы всеведения в композиции произведения. Это можно видеть в таких отрывках из рассказа М. Зощенко «Контролер»:

«Организм у слесаря Гаврилыча был неважный. Была ли селезенка в неисправности или какой другой орган был с изъянцем — неизвестно. А только мучила человека жажда беспрестанно. <...> А в субботу слесарь Гаврилыч подсчитал получку, отошел от кассы и вдруг как раз и почувствовал сильный прилив жажды. "Выпить надоть, — подумал слесарь. — Главное, что тискаются, черти, у кассе, пихаются... Жажду только вызывают, дьяволы". Положил слесарь деньги в карман. Вышел за ворота. Посмотрел по сторонам с осторожностью. Так и есть. У ворот собственной своей персоной стояла супруга Гаврилыча, драгоценная Марья Максимовна. <...>

— Прикатилась? — спросил слесарь.

— Прикатилась, Иван Гаврилыч, — сказал супруга И вдруг почувствовала, что ее распирает сильная злоба. Хорошо было бы, конечно, тут же сцепиться и отчихвостить при всех Гаврилыча Ах, дескать, ирод, окаянная твоя сила!.. Та¬кие-то поступки! Так-то ты растого, разэтого, тово... Но Марья Максимовна сдержалась и сказала приветливо:

— А идите сюда, Иван Гаврилыч. Мы не препятствуем. А только мы от вас сегодня ни на шаг не отстанем. Вы в портерную — мы в портерную. Вы биллиарды гонять — и мы биллиарды гонять..У слесаря Гаврилыча сильно чесался язык. Хорошо бы, думал Гаврилыч, стукнуть сейчас по скуле Марью Максимовну. Или на худой конец отчихвостить при народе. Ах, дескать, контроли строить! Муж, может, неограниченную сдельщину делает, преет и потеет, а ты контроли наблюдать... Но Гаврилыч сдержался и, махнув рукой, вошел в портерную».

Мы уже говорили о том, что точка видения рассказчика принципиально отличается от точки видения автора. Поэтому даже при отсутствии форм 1-го лица и характерологических средств образ рассказчика всё же может быть выражен в произведении — именно точкой видения. Этот способ выражения образа рассказчика — наиболее «тонкий», не сразу заметный, но художественно выразительный, повышающий достоверность изображения. Хороший пример — короткий рассказ И. Бунина «Убийца»:

«Дом с мезонином в Замоскворечье. Деревянный. Чистые стекла, окрашен хорошей синеватой краской. Перед ним толпа и большой автомобиль, казенный. В растворенные двери подъезда виден на лестнице вверх коврик, серый, с красной дорожкой. И вся толпа смотрит чуда с восхищением, слышен певучий голос

—Да, милые, убила! Вдова молодая, богатого купеческого роду... Любила его, говорят, до страсти. А он только на ее достаток льстился, гулял с кем попало. Вот она и пригласила его к себе на прощанье, угощала, вином поила, всё повторяла: «Дай мне на тебя наглядеться!" А потом и всадила ему, хмельному, нож в душу...Открылось окно в мезонине, чья-то рука в белой перчатке дала знак автомобилю. Машина зашумела, народ раздался. И вот она показалась — сперва стройные ноги, потом полы собольей накидки, а потом и вся, во всем своем наряде — плавно, точно к венцу, в церковь, стала спускаться вниз по ступенькам. Бела и дородна, черные глаза и черные брови, голова открыта, причесана гладко, с прямым пробором, в ушах качаются, блещут длинные серьги. Лицо спокойно, ясно, на гyбax ласковая улыбка— ко всему народу... Вошла в машину, села, за ней вошли власти, человек в ловкой шинели строго и недовольно глянул на любопытных; хлопнула дверца, машина сразу взяла с места... И все, глядя вслед, с восхищением: — И-их, покатили, помчали!»

Из описанной сцены полностью исключено всеведение. О причинах появления перед домом в Замоскворечье толпы и большого казенного автомобиля рассказывает не автор, а

«певучий голос». Всё остальное — это только то, что мог наблюдать очевидец.

Разумеется, три названных главных способа выражения образа рассказчика — формы 1-го лица, характерологические языковые средства, точка видения — не исключают друг друга. Часто они все присутствуют в одном произведении. Примеры многочисленны. Приведем один — из рассказа Б. Шергина «Митина любовь»:

«А я живу, какого-то счастья жду, судьбы какой-то. А дни, как гу¬си, пролетают.

...Позапрошлая наступила зима, выпали снеги глубоки, ударили морозы новогодни. Три дня отпуску, три билета в соломбальский театр. Соломбала — города Архангельска пригород. От нашей Корабелыцины три часа ходу. У вдовы, у Смывалихи, остановился. Вечером в театре жарко, людно. В антракт огляделся: рядом особа сидит молодая. Сроду не видал такого взора! Не взгляд — тихая заря поздновечерняя. Больше во весь вечер не посмел в ейну сторону пошевелиться. Другой день ушел в гости к вечеру. Народушку в театре — как тараканов на печи. — Ишь лорд какой расселся, член парламента! Расшеперил лапы-то! Ейно место охраняю... идет. Голову гордо несет, щеки, уши пылают. Стыдится. Честного поведения, значит. Привстал ей. Мило улыбнулась».