Мнение чеченца о кражах и грабежах (Из газеты Терск. Вед."24)

Редко проходит какой-либо день, чтобы на страницах местных газет не было помещено, что там-то у такого-то ограблены лошади, быки и т.д. Нужно сказать, что в газеты попадают более крупные происшествия и далеко не все. Что же касается краж среди самих чеченцев и ингушей, то они вовсе в газетах не появляются. Я не стану касаться вопроса о грабежах, разбоях и кражах среди ингушей, так как сведений об этом у меня нет, скажу про Грозненский округ. По добытым мною частным сведениям, в Шатоевском горском суде, до введения нового закона об усилении уголовной ответственности за похищение лошадей и крупного скота, возникало в год до 400 дел. Почти столько же возникало и в Грозненском горском суде. Все эти дела в большинстве случаев оканчивались в пользу потерпевших, так как потерпевший имел право вызывать в суд так называемых "махацных свидетелей", которые допрашивались из-под присяги (махацный свидетель принимает присягу в том, что ему не известно, кем совершена кража), и в большинстве случаев и от таковой отказывались, так как среди чеченцев почти ни одна кража не проходила, чтоб не знали, кто совершил таковую. Кроме того, горский суд имел право, по просьбе потерпевшего, давать родственникам обвиняемых так называемую "очистительную присягу", при чем, если таковая, хотя одним присяжником, не была принята, горский суд выносил обвинительный приговор. С введением нового закона, все эти преимущества, имевшиеся в руках потерпевшего, отошли в руки ското-конокрадов, так как дела эти, будучи изъяты из ведения горских судов, стали подсудны окружным судам. При производстве следствия, свидетелям никакой присяги не дается, а только они предупреждаются о том, что все сказанное на следствии, они должны подтвердить на суде из под присяги. Свидетели эти хорошо знают, что, если они на следствии отговорятся полным незнанием по делу, они и не будут вызываемы в суд, а потому и придерживаются этих показаний. В виду таких показаний свидетелей, не менее как 90% всех дел о кражах среди чеченцев идет на прекращение или за необнаружением виновных или за недостатком улик. Поэтому нет ничего удивительного, если скажем, что новый закон об усилении уголовной ответственности за похищение лошадей и крупного скота не принес чеченцам и ингушам, кроме вреда, никакой пользы, да и впоследствии принести не может. Поэтому нам, чеченцам и ингушам, теперь же нужно возбудить вопрос и ходатайствовать об изъятии наших дел из ведения окружных судов и передать таковые обратно в горские суды, с расширением прав последних по этим кражам наравне с правами окружных судов. Усиление уголовной ответственности за похищение лошадей и крупного рогатого скота дело доброе, но его, повторяю, нужно изъять из ведения общих судов. Нет никакого сомнения, что, если дела эти будут переданы обратно в горские суды, с правом выносить обвинительные приговоры с лишением прав состояния и отдачею в арестантские отделения, не в далеком будущем мы увидим, что кражи настолько уменьшатся среди нас, что будут редким явлением. Из многих приговоров горских судов видно, что обвиняемым за кражу скота и лошадей вынесены приговоры с наказанием от двух до трех месяцев тюремного заключения, а наибольшие наказания до одного года. При таком ничтожном наказании не могло и не может уменьшиться ското-конокрадство, и это понятно; народ невежественный, и для воровского элемента шестимесячное тюремное заключение ничего не значит. Нужно преступника наказать так, чтоб у других отбить всякую охоту к ското-конокрадству. Какой-нибудь Юсуп, зная, что за кражу лошади он отсидит всего два-три месяца, не устрашится этого наказания, так как для него ничего не стоить провести это время в тюрьме. Среди чеченцев и ингушей существует традиция, в силу которой все доносчики, хотя бы данные ими сведения о ското-конокрадах или других преступлениях были самые основательные, порицаются самым жестоким образом, а потому, пока традиции эти не изменятся во взглядах чеченского и ингушского народов, до тех пор среди нас, чеченцев и ингушей, не могут открываться преступления, совершаемые на виду у целого общества. Сам я не помню того времени, когда среди нас существовала порка розгами, но приходилось о ней многое слышать. Почему чеченцы и ингуши боялись этой порки, – потому ли, что это очень больно или по другой причине? Это известно каждому. Боли от порки розгами они не боялись и выносили мужественно, но, по существующим традициям, это считалось выдающимся позором. От многих я слышал теперь, что они скорее согласились бы идти на виселицу или подставить грудь под дуло ружья, нежели лечь и дать себя пороть среди общества, хотя и слабыми ударами розог. Для человека культурного розги не нужно, но для чеченцев и ингушей необходимо иметь их, и я уверен, что сечение розгами за кражи чеченцев и ингушей, кроме общей пользы для жителей, ничего не принесет. Я чеченец по рождению, духу и правам, и вижу, что творится вокруг и около, но по тем же традициям лишен возможности говорить среди общества о делах лиц, занимающихся ското-конокрадством. Не существуй среди нас этих отсталых понятий о доносах, разве могли бы Зелимхан, Аюб и другие абреки скрываться между нами. Как известно, за убийство или поимку Зелимхана назначено вознаграждение в 8000 руб., но, несмотря на это, он до сего времени благополучно вращается среди чеченцев и ингушей. Из этого можно заключить, насколько крепки и закоренелы традиционные понятия среди чеченцев и ингушей о доносах. Я уверен, что, когда в какое-либо селение приезжает Зелимхан или Аюб, об этом знает добрая половина населения, но все молчат и не выдают. Чеченскому и ингушскому народу давно пора переменить, эти закоренелые традиции. Может быть, до покорения Кавказа они и хороши были, но теперь мы видим, что от традиций этих мы страдаем. Народ должен идти вперед, но не назад. Придерживаясь взглядов наших дедов, мы ведь идем назад, тогда как все другие народы стараются и идут вперед25. Нельзя пройти молчанием и то, что муллы наши, могущие при желании влиять на молодое поколение, также придерживаются этих традиций. Насколько же крепки эти традиции можно судить из того, что целое общество, зная преступника, не выдает его, даже в том случае, если обвиняется совершенно не причастное к делу лицо, и последний переносит кару также не выдавая виновного, хотя у него и имеются достаточный улики. Заканчивая настоящую заметку, не могу не пожелать, чтобы администрацией Терской области был поднять вопрос о пересмотре нового закона об усилении уголовной ответственности за похищение лошадей и крупного скота среди чеченцев и ингушей Терской области и о передаче дел этих вновь в ведение горских судов, с расширением правь последних по этим делам до компетенции окружных судов.