6.1. Объяснение материальности и телесности монад

Монада как исходное начало сущего является началом силы и способности действия. Но активность самостоятельна только у Бога. У всех остальных монад способность к действию ограничена, т. е. несовершенна: причина — в "материальности" монады. Значит, именно "первоматерия" монад как излучаемых Божеством препятствует им быть самостоятельными в действиях. Даже сам Бог своим абсолютным могуществом не смог бы отобрать у монады первоматерию в вышеизложенном смысле. Можно также добавить, что "первоматерия" монады состоит в смутных восприятиях, это источник ее пассивности.

Очевидно, что первоматерия, понимаемая в этом новом смысле (т. е. в качестве неясной сущности каждой монады, ограничивающей ее восприимчивость), становится чем-то совершенно новым: масса, непроницаемость и протяженность, вначале считавшиеся ее определяющими характеристиками, теперь становятся "следствием", "проявлением". Неясность восприятии монады проявляется в виде массы, непроницаемости, протяженности.

Телесность и протяженность (называемые Лейбницем также "вторичной материей") и вообще все вещи, "тела", представляют собой "агрегаты монад". Однако следует обратить внимание на то, что телесность понимается не в онтологическом значении, как реальность для себя, а представляется феноменом, основа которого заключена в монадах, устанавливающих между собой связи. Телесность — "хорошо обоснованный феномен", так охарактеризованы и время, и пространство.

6.2. Объяснение строения живых организмов

По Лейбницу, всякая телесная субстанция вообще является не простым скоплением монад, а агрегатом, унифицированным одной высшей монадой как доминирующей энтелехией. В животных доминирующая энтелехия — душа в классическом смысле, как жизненное

==283

начало, у человека же доминирующая монада — духовное начало, умственные способности.

Телесность у Лейбница виталистически окрашена, все живо, потому что каждая монада — живая. Ввиду того, что образующие каждое из скоплений монады бесчисленны (их количество превышает любое мыслимое число), можно предположить, что в каждом скоплении есть целый ряд уменьшающихся по градации других агрегатов, которые повторяют все характеристики более крупных, но в уменьшенном масштабе. Это напоминает бег в бесконечность, в постоянно уменьшающейся перспективе. Отсюда видно, что во всякой мельчайшей части материи есть мир творений, живых существ, животных, энтелехий, жизненных начал (подразумевается вторичная материя, или телесность).

Каждый фрагмент материи может символизировать сад с цветущими растениями или полный рыбы пруд. Но каждая ветвь растений, каждый орган животного, любая капля представляют собой еще один, подобный им, сад или пруд. И несмотря на то, что земля и воздух в саду в промежутках между растениями или вода в пруду, где плавают рыбы, — уже не растения и не рыбы, тем не менее они содержат их в себе, хотя и в настолько мелкой форме, что мы этого не замечаем.

"Во вселенной нет ничего необработанного, бесплодного, мертвого, как нет хаоса и беспорядка, — они нам только кажутся; ведь если смотреть издалека на пруд, то видно только неясное движение на воде плавающих в нем рыб, но не сами рыбы. Отсюда ясно, что всякое живое тело обладает доминирующей энтелехией, образующей душу животных (жизненное начало); однако члены живого тела полны других живых существ, растений, животных, каждое из которых, в свою очередь, обладает собственной доминирующей энтелехией, или жизненным началом".

В заключительной части своей смелой теории Лейбниц делает следующие выводы: "Относительно телесных субстанций я считаю, что масса (если под ней рассматривается только делимое) является чистым феноменом, а всякая субстанция обладает истинной целостностью в строго метафизическом смысле и что она неделима, нетленна и способна к размножению; что всякая материя должна быть полна духовных или, по меньшей мере, живых субстанций; что рождение и распад представляют собой видоизменения от меньшего к большему и наоборот, что нет такой частицы материи, которая бы не содержала бесчисленного множества скопившихся в ней органических созданий. Творения Бога бесконечно более прекрасны, многочисленны, велики и лучше упорядочены, чем мы обычно считаем, и главным для этих мельчайших частей является механизм или организация, т. е. порядок. Поэтому нет другой гипотезы, которая показала бы мудрость Бога лучше, чем наша, о субстанциях

==284

как зеркалах красоты вселенной, где ничто не остается пустым, бесплодным, необработанным и неусовершенствованным".

Эта концепция Лейбница приводит к трем важным выводам.

Во-первых, нельзя говорить ни об абсолютном рождении, ни об абсолютной смерти. То, что мы называем "рождением", "размножением", есть прирост и развитие, тогда как явление, называемое нами "смертью", есть снижение и регресс.

Лейбниц отмечал, что античный автор книги "О диете", приписываемой Гиппократу, частично предугадал правду, когда утверждал:

животные не рождаются и не умирают, и то, что называется рождением и смертью, в действительности появление и исчезновение. Позднее эту точку зрения разделяли Парменид и Мелисс, как пишет Аристотель; античные философы мыслили гораздо глубже, чем мы полагаем.

Во вторых, следует говорить не об эпигенезе, т. е. размножении животных, а о преформации. В половых клетках уже имеются все части и органы будущего организма, и развитие состоит лишь в развертывании уже существующих зачатков.

В-третьих, следует говорить об определенной неразрушимости животного (в корне отличающейся от личного человеческого бессмертия): "Еще можно сказать, что не только душа (зеркало вечной вселенной) неразрушима, но неразрушимо также само животное, несмотря на то, что его организм частично умирает, покидая или сбрасывая органическую оболочку".