Глава 58. Как королева Изольда узнала, что Тристан женился на Изольде Белорукой. О печали, в которую это известие ее повергло, и как она жаловалась на Тристана и на Амура королеве Британии Геньевре

Итак, узнала Изольда, каково зависеть от прихоти ревнивого мужа, будучи его пленницей. И вспоминая об упоительных и сладостных свиданиях, она мечтала вновь встретиться со своим другом, ибо чувствовала себя покинутой и весьма опечаленной его отсутствием. Ее несчастья не просто продолжались; она как бы подбросила соломы в очаг: они стали вдвое тяжелее, когда дочь Меркурия, тысячеустая дева Молва принесла весть о женитьбе Тристана на Изольде Белорукой {1}.

- Боги вечные! - сказала она в присутствии своей Бранжьены - пособники любви и сторонники справедливости, неужто не видите, неужто не страдаете вы от царящего беззакония, по вашей же вине произошедшего, богомерзкой клятвы, которой обманул и соблазнил меня Тристан? Смогли бы вы в вашей вечной божественности вынести то, что пришлось вынести мне из-за моей любви? Ведь он живет, изменив мне и женившись на другой, о которой он знал только понаслышке, да мог лишь гадать. Значит, ваши незыблемые и нерушимые предначертания, идеал нашей любви, легковесны, пусты и ничтожны. Коли так, боги добрые и милосердные, ваша честь поругана, достоинство попрано, а власть бессильна, и не вижу я больше ни одного создания, даже самого ничтожного и смиренного, на вас уповающего, которое веровало бы в ваши священные предзнаменования и предопределения. Тристан, мой единственный истинный друг, покинул меня ради бретонки, лучшее украшение которой - ее белые руки. Это ли не новое легкомыслие и непостоянство? Это ли не скверное и неподобающее дело? Боже правый и милосердный! Не дай, не дай твоей дочери Изольде Белорукой предаваться веселью среди людей столь несчастных и отверженных. Но что делать? Возможно ли, о принц Леонуа, чтобы твое сердце смогло или хоть пожелало бы изменить твоей первой Изольде со второй? О безрассудный и безумный! Куда мне пожаловаться на тебя? Ты так оскорбил меня, что оскорбление это невозможно ни сравнить ни с чем, ни измерить, и я в полном смятении и беспамятстве. Неужто ты считаешь меня навсегда потерянной, что завел другую возлюбленную? Итак, ты безумный, осмелился жениться на другой? Так знай же, что рыцарь и дама, добрые сердцем, не имеют и никогда и не помышляют иметь больше одной любви. И потом - ведь это очевидное неразумение установленного порядка вещей - отказаться от любви ради брака, а не от брака ради любви {2}. Раз это так, да позволено мне будет привести такое сравнение: не должны ли, по крайней мере, виноградная лоза и молодой вяз вырасти вместе, прежде чем переплестись, а не наоборот? Так неужто по-твоему возможен брак более нерасторжимый, чем наш счастливый союз и нежность друг к другу, которую познали мы, когда, покинув мою Ирландию, плыли к берегам Британии? И ты, неосторожный и бесчестный, все-таки пытаешься завязать новые узы? Покайся же в своем грехе, ибо ни один недостойный не падал так низко в своей любви, как ты в своей. Что можешь ты возразить мне, представ пред моими очами? Уж не то ли, что я стала женой твоего дяди, предателя Марка, и что, раз мне он муж, я должна его любить и почитать, и познать его одного на супружеском ложе? Но я отвечу тебе - то, что он стал моим мужем - грех, потому что ты, Тристан де Леонуа, - мой любимый муж, которому я вручила себя впервые и кому обещала верную и истинную любовь, и эту любовь у тебя, живого или мертвого, нельзя, не погрешив против чести, отнять, чтобы отдать ее другому. Но придется признаться, что я слишком доверчива и послушна твоим, господин мой, речам, как послушна и нашей любви (которую я считала искренней и беспримерной), а надо было бы ее скрывать, чтобы не приводить в негодование грубых невежд, кои ради собственной выгоды злословят и перешептываются не только об удовольствиях и времяпровождении своих господ, но и о самой добродетели; вступив в брак, я подверглась их преследованиям. Но я вверила это всевышнему, ибо так предана тебе, что готова была не только вступить в шутовской брак, но и носить шутовскую одежду с зеленым ушастым колпаком, лишь бы доставить тебе удовольствие. Но ты - увы! увы! - слишком легкомыслен и ненадежен. Кому теперь я пожалуюсь? Стенам? Атомам? Пустоте? Небытию? Или еще чему-нибудь, столь же ничтожному, самому незначительному, что только можно отыскать. Ведь ты более ненадежен, чем стеклянный сосуд. Не имея обо мне вестей и не зная, в какой печали я пребываю, ибо ты увлечен своей новой женой, бретонской чародейкой, неумолимо и безжалостно забываешь ты о моем лице, мокром от слез, и не просто слез, а влаги, которую редчайшее пламя пылающего моего сердца заставляет изливаться из глаз (двух источников души, в коей сокрыта самая суть Любви), влаги такой текучей и светлой, что мельчайшая ее капелька покажется тебе живой и чистой. Столь обездоленной твоим обманом и предательством, что же остается мне делать, раз ты не можешь узнать о моем гневе и справедливом негодовании, кроме как, предоставив людям судить и рядить обо мне, отправиться в мир иной искать справедливости, если случалось кому-нибудь, измученному скорбью и непосильно суровой карой, после смерти отомстить обидчикам. Вот лучшее, что я смогу сделать - за свой грех я убью себя.

Безнадежно влюбленная, она тут же принялась оглядывать комнату в надежде найти оружие, веревку, воду, огонь, бездну, или еще что-нибудь, способное положить конец ее несчастной жизни, по воле злого рока еще продолжающейся. Тогда удрученная горем Бранжьена, в слезах, изнемогая от печали и скрывая снедающую ее тоску, попыталась отвратить опасность, которой готова была подвергнуться ее госпожа, и принялась увещевать ее такими доводами:

- Госпожа моя, я отлично знаю, как похвально умереть, когда нет возможности другими средствами избыть свою печаль. Если же есть способ развеять ее, то лучше всего остаться жить. И тогда после страстей и безнадежной скорби следует себя холить и лелеять, чтобы тем сильнее наслаждаться радостями кротости, которая со временем заставит замолчать досаду. Раз Тристан в разлуке с вами, поверьте, что он вытерпел не меньше, чем вы в этом тоскливом ожидании, не имея, насколько я его знаю, другого желания и намерения, кроме как вызволить вас из несчастья или из заключения ради чистосердечной и преданной любви, которую он к вам испытывает. И впрямь, подумать только, ведь столь неравный брак заключил он, женившись на дочери короля Нанта. А ведь этому способствовала и ваша нерешительность. Не будь этого, неужели такой могущественный принц был бы настолько глуп, чтобы домогаться любви другой дамы: это же чистое и явное безумие. Но раз уж вы непременно желаете представить дело именно так, как вы говорите, и мне с моим бессилием и слабостью невозможно хоть немного успокоить вас, прежде, чем подвергаться еще большей опасности, следовало бы, по моему разумению, послушать совета дамы или девицы, по счастью, нашедшей выход или избежавшей той беды, в которую вы изо всех сил хотите себя ввергнуть. Королева Геньевра, возлюбленная мессира Ланселота Озерного, сможет вас предостеречь и помочь вам, если вы ей откровенно напишете о беде, в которой вы оказались из-за любви к вашему рыцарю. Всем известно, как она мудра и добра, и я нисколько не сомневаюсь, что она вам как раз и посоветует быть благоразумной и сдержанной.

Изольда взвесила про себя слова своей Бранжьены, сказанные единственно из ее простодушной привязанности к своей госпоже, и с помощью божьей, переменив свое решение, положила написать королеве Британии. И для этого пошла она в свою комнату, взяла перо и бумагу и написала следующее послание, прежде приказав Бранжьене отыскать среди девиц наиболее верную и подходящую для такого поручения, дабы отправить ее в дорогу, как только письмо будет написано и запечатано.

Письмо королевы Изольды Корнуэльской королеве Британии Геньевре

Моя госпожа, поелику весть о вашем новом союзе {3} коснулась моего слуха, я, полагаясь на вашу любезность, осмелилась сравнить его с моим и поведать вам о некоем возлюбленном. И вы будете весьма удивлены (о, я уверена в вашей царственной сдержанности и осмотрительности, а также в том, что вы находитесь в особой милости у Амура), если я сейчас примусь описывать злые дела и предательство, которое совершил надо мной тот, кого я любила больше себя самой, и поведаю о неожиданной и обидной немилости провидения, столь благосклонного ко мне прежде. Дабы история моего теперешнего несчастья была вам известна и понятна, узнайте, о ваше величество, что с того дня, когда мой Тристан и я превратили наше желание в незыблемый (так мне казалось) союз, я почитала себя счастливой, словно для меня исполнилось сокровеннейшее желание всех любящих, коим является обоюдная верность, искренне полагая, что ни на небесах, ни на земле нет силы, которая могла бы разлучить нас или повредить нашей любви, столь глубоко запечатленной в моей душе, что непреклонности и твердости моего духа не могут, да и не смогут поколебать ни нанесенные мне оскорбления, ни плачевная неволя, в которой содержит меня мой муж, жестокий и немилостивый тиран Марк Корнуэльский. И так я упорствовала в своей непреклонности, доходящей почти до упрямства, когда (о боже, какое горе!) сюда, за стены моей печальной и тоскливой темницы, дошли дурные вести. Тристан, Тристан, могу ли я принца Леонуа по праву называть любимым, раз он изменил своей первой Изольде, которую навеки забыл и покинул, женившись на другой, по-моему, вовсе его недостойной. Знаете ли вы, из какого дома он взял жену? Госпожа моя, он женился на дочери этого ничтожного сеньора, короля Хоэля, не известив меня ни устно, ни письмом, не сообщив даже о причине своего отъезда и отдаления, и живет уже больше года, забавляясь и наслаждаясь в объятиях своей нежной супруги. Я в такой безнадежности и тоске из-за этого гнуснейшего поступка, что жду утешения лишь от вас, надеясь снискать благородную и милостивую дружбу, на какую способна дама ваших достоинств, ибо, потеряв всякую надежду, я не вижу и не знаю, что могло бы мне помешать покончить с собой. Поэтому-то, госпожа моя, я спешно посылаю к вам эту девицу, каковой, как моей доверенной и посвященной в тайну прислужнице, вы можете передать свой ответ и все то, что еще захотите прибавить. Поручаю себя вашей милости, которая неизменно была добра ко мне.

Остаюсь ваша смиренная и покорная сестра,

Изольда, королева Корнуэльса.

Тщательно сложив и запечатав письмо, Изольда спросила Бранжьену, готова ли посланница. Та же привела к ней девицу Франсиль, и королева сказала ей:

- Франсиль, то, что я отличала тебя среди всех моих девушек и женщин, должно пробудить в тебе проворство и верность. Кроме того, я хочу, а для этой надобности я и избрала тебя, чтобы ты отправилась со всей поспешностью и отыскала королеву Геньевру, где бы она ни была, отдала ей в руки это письмо, а мне привезла бы ответ.

- Госпожа моя, - отвечала девица, - видя благосклонность, с которой вы мне даете это поручение, я постараюсь все выполнить по вашему желанию и не ошибиться.

Коротко говоря, Франсиль села на лошадь и отправилась. Она ехала день за днем, покуда в конце весны не прибыла в Британию. В воскресенье вечером въехала она в Камелот, где находилась королева Геньевра, окруженная многими дамами и девицами. И за сим, поцеловав письмо, она, как сумела, выразила королеве почтение, назвала свою госпожу и передала, что ей было поручено.

Геньевра приняла письмо, сломала сургуч и долго читала и перечитывала послание Изольды. Затем она удалилась в свои покои, позвав с собой и посланницу, чтобы на досуге обсудить с ней дела королевы Изольды и то, как с ней обошелся король Марк. Прочитав послание, такое доверительное и безыскусное, она не могла удержаться, чтобы не послать Марку несколько проклятий ради своего расположения к королеве Изольде.

Здесь мы их оставим, чтобы отвлечься и вернуться к нашему Тристану, и расскажем о долгом и докучном его пребывании возле своей жены.