2. «Очерки русской жизни» Шелгунова и их место в публицистике 80-х годов.

Шелгунов революци­онер-демократ (Е: дурак, не способен к компромиссам).

строго редактировали его рукописи

«Очерки русской жизни», 1886—1891,

разнообразные по тематике

отклики на злобу дня и крупные общественные проблемы.

не стремив­шийся к образному изображению, предпочитал рациональный способ.

• «Крестьяне и землевладельцы Смо­ленской губернии» — положению крестьянства в Ро.

Причины бедности мужика в малоземелье

«Мужик увидел, что у него пашни мало, а выгону совсем нет. Все это "мало" и "нет" оказалось в "отрезках"»

• «Деревня и подать» - о на­логах, о выкупных платежах за землю,

•расслое­ние деревни, батрачество и мироедство (а либерале говорили, что кулак в деревне случаен)

«кулачество создали такие условия, когда даже и не падкий до наживы человек может стать ростовщиком»

•Шелгунов преодолевает общинные иллюзии 60-х

критикует либеральных народ­ников за слепое преклонение перед «общинностью»

о неизбежном разрушении общины в процессе бур­жуазного развития страны.

•вопросы рабочего движения.

В очерк «Деревенские по­жары» есть рассказ о Морозовской стачке.

причины стачки - тяжелого положения пролетариев на фабриках, оправдывает рабочих.

В очерке «По поводу статьи Деревенского жителя...»

«Пролетариат стал у нас экономическим явлением, только о нем теперь мало пишут»

Действительно, консервативная пресса старалась возрастающую роль пролетариата.

• моральное пре­восходство городского рабочего над крестьянином. «город­ского пролетария не умеет справляться со своими слабостя­ми, но он независим. воров нет, потому что рабочие».

• «Что читать и как читать?»

аграрный вопрос главный, решим только национализацией земли

рабочий вопрос — воп­рос о борьбе «труда с капиталом»

• юридическое и гражданское бесправие народа, угнетение личнос­ти

собрано фактов, изобличающих

«Человека, для которого, все и должно делать, ухитримся оттереть в сторону, чтобы он едва дышал. Он — просто мускульная сила, которой нужно управлять

• «Простор Самарской земли» - ука­зывает на отсталость страны, критика политики пр-ва

«Экономические успехи всегда зави­сят от гражданских свобод»

разоблачает колониза­торскую политику и «культурную» миссию ру ка­питализма в Средней Азии и на Кавказе.

• печати

«Провинция и провинциальная печать», «Провинциальные города»

посвящены бурно развивающейся областной прессе 80-х, подробная ха­рактеристика

Очерки о столичных изданиях.

•Идей­ной реакции 80-х годов (забыли идеи 40, 60, 70-х; связь с буржуазией)

Критикует либ-нар «Неделю»:

— «Неделя»: в русской жизни много «светлых» впечатлений: забыли революцию, за общину, мужика, «малые дела»: сыроварен, аптечек и библиотек.

Ш: «Все это только слова, тк границы плохой действительности недвижимы, надо ломать строй, чтобы шагнуть вперед».

Называет «Неделю» «шко­лой общественного разврата».

Последовали грубые нападки «Недели»: говорили, что он стар, завидует «молодому поколению», как это всегда бывает между отцами и детьми.

• «Неделя» имеет связь с толстовством 80-х. (Е с Ш согласен)

—Ш: проповедь опрощения, попытки сблизиться с народом путем отказа от цивилизации. «надо путь развития мужика до интеллигента, а не наоборот».

Ш: Очень хорошо, что толстовство не проникает в лит-ру, оче­видно, старое-то лучше. Поэтому и пользуются успехом прогрессивные демократы Короленко, Гаршин, Надсон.

—Ш: личного самоусовер­шенствования и непротивления злу насилием, важнее общественная де­ятельность, личность не может одна бороться против зла.

«Мир спасут «хорошие учреждения», а не «хо­рошие люди. Толстовцы отвлекают народ от борьбы за свои права. Надо сначала устранить преграды».

— Ш: каратаевщина (покорность), надо чувство гражданского достоинства.

«Человек родился «не для того, чтобы переносить холод, голод и смерть, а чтобы отодвинуть подальше».

— Ш усматривал связь толстовских идей с на­родничеством 80-х

Всем новым течениям 80-х Ш противопоставляет социалистические идеи 60-х г (револ-демокр)

• Ш приветствовал рост общественного движения 90-х (рост социал-демократии)

Последний очерк «Отрадное явление» проникнут настроениями Нового времени.

Моло­дежь много учится, анализирует, прежде чем делать.

«Очерки» Шелгунова находили отклик у современни­ков, письма от читателей, молодежи

оставался деятелем буржуазно-демократического периода освободительного движения,

но рабочие, социал-демок­раты с уважением относились.

Ленин пользовался трудами Шелгунова, перечитывал

1891 – антиправительственная демонстрация на похоронах Шелгунова

прогрессивно настроенной интеллигенцией и сту­денчеством + питерские рабочие.

венок: «Указателю пути к свободе и братству, от петербургских рабочих».

Учебник, более подробно:

Замечательный русский публицист Н. В. Шелгунов также имел мало общего с редакцией «Русской мысли». Привлекая революци­онера-демократа Шелгунова к работе, Гольцев и Лавров не соби­рались рисковать журналом. Они очень строго редактировали его рукописи и так придирались, что Шелгунов в письмах не мог удер­жаться от жалоб: «Не скрою от Вас, что я вступил в "Русскую мысль" с традициями прежней журналистики («Современник», «Русское слово», «Дело»). Эти журналы давали большой простор своим сотрудникам (и «Отечественные записки» держались того же). Я радовался, что буду работать в неподцензурном журнале, но увы! Встретил самое жестокое отношение к моим статьям».

На протяжении 1886—1891 гг. Шелгунов печатал в «Русской мысли» чрезвычайно разнообразные по тематике «Очерки русской жизни», в которых содержались отклики на злобу дня и ставились крупные общественные проблемы.

Первоначально обозрение русской жизни было поручено вести Г. Успенскому. Однако тот не нашел себя в жанре публицистиче­ского обзора. Он тяготел к художественному очерку и именно в этом виде литературного творчества дал образцы художественной публицистики. В отличие от него Шелгунов, никогда не стремив­шийся к образному изображению действительности, предпочитав­ший рациональный способ познания жизни, сумел блеснуть в жанре очерков-обозрений.

Начинается цикл очерком «Крестьяне и землевладельцы Смо­ленской губернии», посвященным наиболее важному вопросу вре­мени — положению крестьянства в России. Причины безысходной бедности мужика Шелгунов видит в первую очередь в малоземелье. «Когда освобождали крестьян, помещики... приняли весьма пре­дусмотрительные меры... Мужик получил земли меньше, чем ему нужно, чтобы есть чистый черный хлеб. Мужик увидел, что у него _и пашни мало, и лугов мало, и лесу мало, а выгону и совсем нет. Все это "мало" и "нет" оказалось в "отрезках"»

Во втором очерке «Деревня и подать» публицист говорит о на­логах, о выкупных платежах за землю, «горше» которых нет ниче­го для мужика (С. 11). В дальнейшем Шелгунов в своих очерках не раз возвращается к положению крестьян. Публицист был убежден, что аграрный вопрос — один из коренных вопросов русской жиз­ни, а решен он может быть только национализацией земли (см. его «Что читать и как читать?»).

Чуткий и правдивый журналист, Шелгунов отмечает расслое­ние деревни, батрачество и мироедство, характеризуя сельские порядки сравнением: «Каждый или молот, или наковальня». Он говорит о росте земледельческого пролетариата и кулачества, ос­паривая утверждения либеральной прессы о случайности появле­ния кулака в русской деревне. «Не личное чувство, не энергия на­живы, не бездушие или жестокосердие создали его (кулачество — Б. Е.), а такие условия и такое положение массы, когда даже и не падкий до наживы человек может развить в себе аппетиты наживы и стать ростовщиком... Кулачество — явление, созданное извест­ным положением вещей, и пока это положение существует, будет процветать и кулачество» (С. 468).

Шелгунов в известной мере преодолевает свойственные ему в 60-е годы общинные иллюзии и в новых исторических условиях более правильно оценивает роль и возможное значение общины в освобождении русского народа. Он критикует либеральных народ­ников за слепое преклонение перед «общинностью» русского му­жика, говорит о неизбежном разрушении общины в процессе бур­жуазного развития страны.

Как всегда в своей журналистской деятельности, Шелгунов освещает вопросы рабочего движения. В очерке «Деревенские по­жары» есть рассказ о Морозовской стачке. Цитируя судебные мате­риалы как документальные свидетельства тяжелого положения пролетариев на фабриках, он объясняет причины стачки и оп­равдывает дружные действия орехово-зуевских ткачей.

В очерке «По поводу статьи Деревенского жителя...» Шелгунов пишет: «Пролетариат земледельческий и фабричный стал теперь у нас таким же экономическим явлением, как и в Европе... только не бросается у нас так резко в глаза и о нем теперь очень мало пишут» (С. 314). Действительно, консервативная пресса старалась преуменьшить размах рабочего движения в стране, и Шелгунов был в числе тех немногих русских публицистов, кто систематически об­ращал внимание общества на возрастающую роль пролетариата.

Шелгунов справедливо отмечает в «Очерках» моральное пре­восходство городского рабочего над крестьянином. Учитывая не­которую неточность терминологии, надо признать весьма знаме­нательными его слова: «Босяк (под босяком подразумевается всякий разорившийся человек, особенно горожанин. — Б. Е.), по-видимо­му, беспутен, не умеет он справляться с собою, со своими слабостя­ми и наклонностями», но, несмотря на это, «он горд и независим и очень оберегает свое достоинство. Это общая черта всякого город­ского пролетария. Босяк не только считает себя честным человеком, но он и в действительности честен... Между настоящими босяками воров нет... потому что босяк — рабочий» (С. 470-471).

Очень важно, что к концу своей жизни Шелгунов понял рево­люционное значение нового класса. «Рабочий вопрос» — это воп­рос о борьбе «труда с капиталом, с капиталистическим строем современного общества», — говорил писатель в очерке «Что чи­тать и как читать?» (С. 1064). Наряду с экономическим гнетом Шел­гунова глубоко возмущает юридическое и гражданское бесправие русского народа, то беспредельное угнетение человеческой личнос­ти, которое царило в самодержавной России. В его очерках собрано множество фактов, изобличающих невероятно дикое «неуважение к личности и свободе ближнего». «Человека, для которого, казалось бы, все и должно делать, мы всегда ухитримся оттереть в сторону, запихнуть в угол и зажать так, чтобы он едва дышал» (С. 1003).

«Образованные» и «правящие классы» до сих пор «чувствуют себя белой костью». Народ для тех, кто на авансцене, не есть со­словие, он — просто мускульная сила, которой нужно управлять (С. 1027). Убежденность автора в том, что порядок отношений между людьми не может быть иным при данном государственном строе И что необходимо его изменить, изобличает в нем последовательно­го революционного демократа, не способного на компромиссы.

Шелгунов критикует экономическую политику царизма, ука­зывает на отсталость страны, неумение правительства освоить Си­бирь и другие окраины. Экономические успехи везде и всегда зави­сят «исключительно от гражданских свобод», — говорит он в очер­ке «Простор Самарской земли». Публицист разоблачает колониза­торскую политику и «культурную» миссию молодого русского ка­питализма в Средней Азии и на Кавказе.

Много внимания в «Очерках» уделяется печати. Так, например, очерк «Провинция и провинциальная печать» целиком посвящен бурно развивающейся областной прессе 80-х годов. Подробная ха­рактеристика местных газет заключена в очерке «Провинциальные города» и др. Ряд очерков посвящен либерально-народнической газете «Неделя», «Новому времени» и другим столичным изданиям.

Смелые, настойчивые выступления Шелгунова против идей­ной реакции 80-х годов составляют особенно важную сторону «Очерков русской жизни».

Борьбе со взглядами либеральных народников, с их теорией «малых дел» посвящены многие очерки: «По поводу статьи Дере­венского жителя», «К чему способна наша интеллигенция» и др. Шелгунов критикует главный орган либерального народничества — газету «Неделя», публицистов Абрамова, Дистерло и их различных сподвижников из провинциальной прессы, уверявших читателей, что в русской жизни много «светлых» и «бодрящих» впечатлений. Народники 80-х годов не в революционной борьбе пролетариата и крестьянства видели «светлые явления», а в организации интелли­генцией общественных сыроварен, аптечек и библиотек, в жизни русской общины, в патриархальности русского мужика.

Теория «светлых явлений» и «бодрящих впечатлений» — бес­полезная, лживая, и ею, писал Шелгунов, «как я ни усиливался... не мог разрешить ни вопроса о малоземелье, ни переселенческого вопроса, ни вопроса о найме рабочих» (С. 651). Сторонники «ма­лых дел» постоянно говорят об излечении общественных недугов, «но все эти "хорошие" слова оказываются только словами, потому что и борьба, и энергия, и общеполезная деятельность предпола­гаются не иначе как при условии неподвижности границ плохой действительности» (С. 677), т.е. в рамках существующего режима, что является бессмысленным, ибо, не сломав общественного строя, нельзя шагнуть вперед. За отказ от передовых идей 40-х, 60-х и Даже 70-х годов, за отсутствие политической мысли и проповедь жалкого культурничества Шелгунов называет газету «Неделя» «шко­лой общественного разврата».

Писатель правильно указывал на связь взглядов «восьмидесятни­ков» с буржуазным практицизмом. Проповедь теории «малых дел» заслонила «идейные стремления более доступными для большин­ства стремлениями практическими» (С. 683). Теория «восьмидесят­ников», заявляет Шелгунов, — это просто-напросто буржуазная тенденция, выражающая намерение в пределах существующих ус­ловий наиболее энергично бороться на экономическом поприще. Тогда это поняли еще немногие, и Шелгунов был в их числе.

Неизменно отрицательное отношение к русской пореформен­ной действительности, критика либерально-народнических воззре­ний вызвали раздраженные, грубые нападки на публициста-де­мократа со стороны «Недели». Шелгунову она заявила, что он стар, отжил свое время, ничего не понимает, потерял чутье к жизни и якобы завидует «новому теперешнему молодому поколению», как это всегда бывает между отцами и детьми.

Но Шелгунов не складывал оружия. В ряде очерков он уста­навливает связь между теориями «Недели» и толстовством 80-х го­дов. Он критикует «Неделю» и Толстого за проповедь опрощения и попытки сблизиться с народом путем отказа от умственного бага­жа и цивилизации. «Одни хотели мужика превратить в барина, дру­гие — барина в мужика: одни предлагали ради слияния идти впе­ред, другие — назад» (С. 586). Единственный правильный путь — путь развития мужика до интеллигента, утверждает Шелгунов, а не наоборот, как предлагают народники и толстовцы. «Поход ин­теллигентов в деревню, стремление их жить "своим хлебом" — вовсе не подвиг, как полагают и толстовцы, и народники. Подвиг заключается в идейном развитии, в чувствах, воодушевляющих на задачи "высшего порядка", которые руководят всем поведением и дают ему общественный, человеческий смысл» (С. 669).

В конце 80-х годов в очерке «Петербург и его новые люди» Шел­гунов дает отповедь «Неделе» за выраженное ею сожаление о том, что философские идеи Толстого не проникают в литературу сквозь преграду твердо хранимых «традиций прежних направлений». Очень хорошо, что традиции критического направления предшествующих десятилетий еще живут и воспитывают общественную мысль. Оче­видно, «старое-то» лучше «нового», заключает Шелгунов. Поэтому и пользуются успехом Короленко, Гаршин, Надсон — писатели, вер­ные прогрессивным началам демократической литературы.

С конца 1886 г. борьба с толстовством занимает в «Очерках рус­ской жизни» все большее место. Этой теме целиком посвящены очерки: «Решаются ли исторические вопросы усовершенствовани­ем личности», «Моралистическая и общественная точка зрения», «По поводу письма одного толстовца» и др.

В философии Толстого, в его проповеди личного самоусовер­шенствования и непротивления злу насилием Шелгунов видел вредную философско-общественную теорию. Работа над нравствен­ным обогащением личности не может заменить общественной де­ятельности людей, не может быть средством борьбы против зла, царящего в России. Мир спасут «хорошие учреждения», а не «хо­рошие люди» (С. 579). Толстовцы начинают не с того конца. Они отвлекают народ от борьбы за свои права. Для того «чтобы новые нравственные отношения установились, следует сначала уничто­жить те преграды, которые именно и мешают установлению этих отношений» (С. 695).

В этом свете Шелгунов рассматривает «каратаевщину» и говорит об историческом фатализме в романе «Война и мир». Толстой идеа­лизирует то, от чего народ бежит, утверждает он. «Каратаевщина» обозначает угнетенное положение народа, с покорностью надо бо­роться, поднимая в людях чувство гражданского достоинства.

«... Солдатик Каратаев — человек только факта, и больше ни­чего. Ну, холодно, так холодно». Но человек родился «не для того, чтобы переносить холод, голод и смерть, а чтобы так устроить дела, чтобы не было ни холоду, ни голоду, да и смерть отодвинуть подальше» (С. 673).

В оценке творчества Толстого Шелгунов был односторонен, но философские идеи писателя он критиковал верно. Прав был Шел­гунов и тогда, когда он усматривал связь толстовских идей с на­родничеством 80-х годов.

Всем этим «новым» теориям и течениям 80-х годов Шелгунов противопоставляет социалистические идеи 60-х годов и Щедрина с его революционно-демократическими идеалами.

Шелгунов прожил долгую жизнь и последние произведения писал в начале 90-х годов XIX в. Это время ознаменовалось неко­торым ростом общественного движения в стране. Писатель-жур­налист чутко уловил перемену и в очерке «Недавнее прошлое и общественные барометры» приветствовал наступающее десятиле­тие, несущее конец общественному индифферентизму и безыдей­ности 80-х годов.

Последний очерк цикла «Отрадное явление», написанный Шелгуновым незадолго до смерти, весь проникнут настроениями Нового времени. Шелгунов с удовлетворением отмечает, что моло­дежь много учится, анализирует факты, прежде чем решить, что делать. Публицист приветствует «серьезное научное изучение об­щественных вопросов», обыкновенно кружковое. «... Если все пой­дет так и дальше, то нужно думать, что для тысяча девятисотых годов оно (время. — Б. Е.) создаст поколение деятелей просвещен­ных и образованных, какого до сих пор Россия не выставляла...», (С. 1094-1095).

Конец 80-х — начало 90-х годов действительно явились «круж­ковым» периодом развития русской социал-демократии. В это вре­мя известны кружки Д. Благоева в Петербурге, Н. Е. Федосеева в Казани, Брусневская группа и многие другие. 1891 год при отсут­ствии еще массового рабочего движения ознаменовался первыми политическими демонстрациями, одна из которых произошла имен­но на похоронах Шелгунова.

«Очерки» Шелгунова находили живой отклик у современни­ков. В связи с его выступлениями в редакцию шли письма читате­лей. Молодежь старалась наладить личный контакт со своим люби­мым автором.

Сформировавшись как мыслитель в 60-е годы, когда русская жизнь еще не давала материала для марксистских выводов, Шел­гунов не смог преодолеть ограниченности просветительской, ре­волюционно-демократической идеологии. Он оставался деятелем буржуазно-демократического периода освободительного движения в стране. Тем не менее передовые рабочие, русские социал-демок­раты с большим уважением относились к публицистической дея­тельности Шелгунова. Известный русский революционер-марксист Федосеев сочувственно отзывался о полемике Шелгунова с либе­рально-народнической газетой «Неделя».

В. И. Ленин пользовался трудами Шелгунова и «перечитывал с интересом» его сочинения, как он писал в одном из писем сестре Анне Ильиничне⁵³. «Дорогим учителем» назвали Шелгунова пере­довые русские рабочие 90-х годов в адресе, который они препод­несли писателю незадолго до его смерти.

Неудивительно, что похороны Шелгунова 15 апреля 1891 г. вы­лились в боевую антиправительственную демонстрацию, в кото­рой наряду с прогрессивно настроенной интеллигенцией и сту­денчеством приняли участие питерские рабочие. Они возложили на гроб Шелгунова венок с надписью: «Указателю пути к свободе и братству, от петербургских рабочих», — признав тем самым заслуги писателя и публициста перед русским освободительным движением.

+ После закрытия в 1884 г. «Отечественных записок» и фактического прекращения журнала «Дела» всем демократическим журналистам, оставшимся на свободе, приходилось вплоть до революции 1905 г. печататься в изданиях, направление которых часто не соответствовало их мировоззрению, и через эти органы влиять на читателя. Это относится к Г. Успенскому, Н. Шелгунову, М. Горькому и др.

Комментарий Есина:

«Очерки русской жизни» Шелгунова мы вам сейчас не даем в текстах. Они давно не переиздавались и читаются не очень легко, но в учебнике дается им очень подробная характеристика – 2с. Это очерки, печатавшиеся в журнале «Русская мысль». Шелгунов стал главным публицистом в этом журнале после смерти Писарева и писал очерки о русской жизни. Обратите внимание на то, что очерки многотемные. Там очень много тем: положение крестьян, рабочих, провинциальной печати и др. Но главное, чем очерки были знамениты (в 80-е годы особенно студенты ждали выхода каждой книжки «Русской мысли», так же, как когда-то «Отечественные записки» со статьями Белинского читали) – потому что там было о двух направлениях общественной русской мысли. Первое: Шелгунов критиковал газету «Неделя» поздних лет, «теорию малых дел» (то, когда часть народников говорила, что нужно не устраивать революцию, а заниматься конкретными делами в деревне: организовывать общественные сыроварни (?), библиотечки, аптечки, медпункты – вот как надо поднимать жизнь крестьян). Это было самое главное в этих очерках. А вторая тема – критика философии Толстого о непротивлении. Эти две темы стали ведущими для очерков русской жизни и с них надо начинать ответ, а потом переходить к тому, что они очерки были многотемными (их более 50 очерков, это целая большая книга была). Это просто по учебнику внимательно этот вопрос прочитать.

Комментарий девочки:

(доп. вопр.: какая основная идея? - несмирения, что революцию нужно делать и что не может быть добра без зла и зла без добра, а Толстой был только за добро)

Билет 4