Роль государственной машины

Итак, Россия на какое-то время сознательно или бес­сознательно повернулась к Востоку, а не к Западу.

Это ли было причиной ее экономического отставания? Или, наоборот, Москва уберегла себя от незавидной судьбы государства, все структуры которого безжалостно перестрое­ны европейским спросом, и в то время, как отдельные города переживали успех, развитие других городов тормозилось, а авторитет государства уменьшался?

Фернан Бродель считает, что представить себе подобный сценарий развития России очень непросто. Французский историк в этой связи сравнивает российскую государственную машину с утесом среди моря.

Самовластие государства было поистине безгранич­ным — это касалось как его отношения к городам, так

к вотчинникам и помещикам, к боярам и к церкви, не го- поря уже о крестьянах.

Государство присвоило себе контроль над важнейши­ми видами обмена: оно монополизировало соляную торговлю, торговлю поташем, водкой, пивом, медами, пушниной, та­баком, а позднее и кофе. На экспорт зерна требовалось раз­решение царя.

Именно царь, начиная с 1653 года, организовывал официальные караваны, которые каждые три года отправлялись в Пекин, дос­тавляя туда ценные меха и возвращаясь обратно с зо­лотом, шелком, фарфором и, позднее — с чаем.

Государство открывало заведения, «кои на русском языке именуются кабака­ми и кои царь оставил ис­ключительно за собой... кроме как в части Украи­ны, населенной казаками».

Ежегодный доход, из­влекаемый из кабаков, дос­тигал не менее миллиона рублей, а «поелику русская нация привычна к крепким напиткам и поелику солда­ты и работники получают половину своей платы хлебом и мукой, а другую половину — в звонкой монете, они сию по­следнюю часть просаживают в кабаках, так что все наличные деньги, что обращаются в России, возвращаются в сунду­ки его Царского величества».

Однако вместе с тем каждый старался нажиться за счет государственной машины в свое удовольствие, и контра­банда в России процветала необычайно.

Самой бурной контрабандой была незаконная торговля сибирскими мехами и шкурами с близлежащим Китаем. Оца приобрела настолько широкий размах, что вскоре государ­ственным караванам в Пекине просто нечего стало делать.

Но какими бы изощренными ни были воровство и кон­трабанда, ограничить решающим образом царский произвол они не могли.

Государство произвело на свет тонкую, но весьма за­житочную социальную прослойку: так называемых «гос­тей» — крупных негоциантов, которые посредством тор­говли на дальние расстояния имели возможность получить баснословные богатства, но вместе с тем были поставлены в прямую зависимость от государства.

«Гости» были облечены одновременно громадными при­вилегиями и громадной ответственностью. На «гостей» по­очередно возлагались сбор налогов, управление астраханской или архангельской таможнями, продажа пушнины и прочих товаров казны, внешняя торговля государства, особенно про­дажа товаров, относящихся к государственным монополиям. За выполнение всех этих задач они отвечали собственной головой и собственным имуществом.

Зато состояния «гостей» бывали порой просто колос­сальными.

В начале XVII века годовая заработная плата работника не превышала, как правило, 5 рублей. А Строгановы, «ко­роли» русских купцов, обогатившиеся за счет ростовщи­чества, соляной торговли, горных предприятий, промыш­ленных заведений и др. — безвозвратно предоставили царю 412 056 рублей во время русско-польских войн середины XVI века. Строгановы же предоставляли Михаилу Романову в начале его царствования крупные суммы — пшеницей, драгоценными камнями, деньгами — в виде займов и чрез­вычайных налогов.

Становится ясно, что ревнивая и предусмотрительная царская власть сумела сохранить самостоятельную, не за­висящую от Запада торговую жизнь, которая охватывала всю территорию и участвовала в ее экономическом развитии.

Характерно, что ни один из крупных русских купцов не был узко специализирован. Один из самых богатых «гос­тей», Григорий Никитников, занимался сразу продажей ры­бы, соли, сукон, шелков; он вел обширные дела в Моск­ве, на Волге, в Нижнем Новгороде и Архангельске.

Никитников вел переговоры со Строгановым о покупке наследственного имения за баснословную цену в 90 тысяч рублей. Некий Воронин владел более чем тридцатью лавками в московских рядах; другой купец, по фамилии Шорин, пе­ревозил товары из Архангельска в Москву, оттуда — в Ниж­ний Новгород, а затем на Нижнюю Волгу. По уговорам с компаньоном он одним махом закупил 100 тысяч пудов со­ли... Однако с воцарением Петра I функции «гостей» по­степенно сойдут на нет.