2. Романтический период (Новое время)

Романтический – потому что знание – сила (Бэкон), наука станет плодоносной и решит все проблемы.У истоков науки как профессиональной деятельности стоит Френсис Бэкон, утверждавший, что достижения науки ничтожны и что она нуждается в великом обновлении. И чтобы создать но­вое естествознание, необходимы: правильный метод (индуктив­но-экспериментальный), мудрое управление наукой (это задача правителей, которые должны создавать ученые учреждения, биб­лиотеки, приобретать орудия и инструменты, обеспечивать лю­дей науки вознаграждением, освобождающим их от забот и со­здающим свободное время для творчества) и общее согласие в работе, восполняющее недостаток сил одного человека.

Романтический период в развитии науки совпа­дает с историей так называемого первоначального накопле­ния капитала, становление капитализма. XVI в. — это начало первых буржуазных революций, из которых наиболее радикальной была англий­ская (1640—1660), а XVII в. знаменует уже окончательную победу капитализма над феодализмом в Европе. В этот пе­риод закладываются основы естествознания, и прежде всего классической механики, возникают новые европейские ака­демии наук.

Суть нового периода выражает конфликт между наукой и теологией. В эпоху средневековья именно теология выступала в ка­честве верховной инстанции, призванной обсуждать и решать коренные мировоззренческие проблемы, такие, как вопрос о строении мироздания и месте в нем челове­ка, о смысле и высших ценностях жизни и т.п. На долю зарождавшейся науки оставались проблемы бо­лее частного и «земного» порядка. В соответствии с концепцией двойственной истины, разра­ботанной в недрах католической схоластики:

— теология занималась наиболее кардинальными и «возвы­шенными» вопросами,

— тогда как знание о вещах мирских, «низменных», непо­средственно окружающих человека, не обладало столь высокой значимостью для нее и вызывало существенно меньший интерес. Такое разделение «сфер влияния» оставляло определенные возможности для развития научного знания, хотя всегда сохраня­лась вероятность того, что наука выйдет за эти рамки.

Как известно, впервые это произошло в связи с созданием гелиоцентрической системы Коперника. Тот факт, что имен­но она послужила поводом для столь резкого столкновения науки с теологией, не был случайным, поскольку геоцент­ризм оказался одним из опорных пунктов религиозного уче­ния о мире. Тогда случилось так, что острый конфликт меж­ду религией и наукой произошел на почве астрономии, хотя, наверное, он мог произойти и в другой области. Как бы то ни было, коперниковским переворотом наука впервые заявила о своих претензиях на роль силы, предлагающей собственные решения серьезнейших мировоззренческих вопросов.

Занятия наукой, до тех пор казавшиеся (а в какой-то мере и действительно бывшие) чем-то сродни магии, алхимии или аст­рологии, являвшиеся нередко уделом отшельников-одиночек, вдруг стали вызывать живой общественный интерес. Здесь, конечно, еще не может быть и речи о сколько-нибудь прочном укоренении науки в обыденном сознании широких сло­ев населения — мы имеем в виду лишь то, что в глазах образован­ных людей наука начинает выступать как самостоятельная и само­ценная сфера деятельности.

А это, в свою очередь, открыло возможность воспринимать занятия наукой как достойное жизненное поприще для человека. Признание за научной деятельностью самоценного характера и стало началом социальной институционализации науки.

Следствие конфликта – появление наряду с университетами академий.

В Новое время уровень преподавания и университетах перестал отвечать запросам тогдашней научной практики. В университетах, конечно, стремились расширять сферу преподавания, уделяя внима­ние естественным наукам и математике, однако упор делался на полу­чение классического образования — изучение классических языков и канонических текстов, приобретение так называемого книжного зна­ния, что заставило, например Галилео Галилея, заниматься математи­кой за пределами университета. Желание получить такие познания возникало тогда у многих, поэтому и появилась новая свободная профессия учителя математики, который мог быть и землемером, и строителем фортификационных сооружений, и изобретателем новых инструментов, и чертежником и т.д.

Стремление к опыту реализовывалось в Новое время (XVI — XVII вв.) во вновь образующихся социальных структурах — научных обществах и академиях наук, возникавших в виде объединения отдельных ученых для совместного проведения и финансирования научных экспериментов и находившихся под покровительством влиятельных лиц. Таковыми были, например, возникшая в 1560 г. в Неаполе Академия тайн природы, Академия деи Линчеи (рысьеглазых), членом которой был Галилео Галилей, учрежденная в 1603 г.. Академия дель Чименто (эксперимента), основанная во Флоренции в 1657 г.. Лондонское ко­ролевское общество (1660 г.), Парижская академия наук (1666 г.), Научное общество в Берлине (1700 г.), Петербургская академия наук (1724 г.).

Лондонское королевское общество возникло из небольшого кружка, в который входили как ученые, так и знатные любители наук, вносившие деньги на проведение экспериментов. В его уставе целью было объявлено усовершенствование знаний о природе путем эксперимента: «совершенствовать познания натуральных вещей и всех полезных искусств, мануфактур, механической практики, машин и изобретений при помощи экспериментов (не вмешиваясь в богословие, метафизику, моральные знания, политику, грамматику, риторику и логику»; рассматривать «все системы, теории, принципы, гипотезы, элементы, истории и эксперименты естественных, математических и механических вещей, изобретенных, описанных или примененных любыми значитель­ными авторами, древними и современными, для того, чтобы составить полную систему надежной философии для объяснения всех феноменов, производимых природой или искусством, и для отыскания рационального пояснения причин вещей»; «спрашивать и заслушивать все мнения, не присоединяясь и не поддерживая какого-либо, пока путем обсуждения и ясных аргументов, основанных главным образом на законных эксперимен­тах, если справедливость этих экспериментов неоспоримо доказана»; при этом «время заседания должно быть использовано на формулировку и выполнение экспериментов, обсуждение их справедливости, способа проведения, оснований и использования...». Члены кружка собирались еженедельно для обсуждения самых различных тем, среди которых превалировали естественнонаучные темы. Обсуждался также эксперименталь­ный метод в естествознании. 28 ноября 1660 г., после лекции, на очередном заседании кружка 12 наиболее активных его членов собрались, «чтобы обсудить вопрос о возмож­ности организации специального колледжа для проведения физико-математических экспериментов. Они решили ввести порядок в заседания, сделать их более регулярными, приняв в качестве образца для своего сообщества итальянские академии. Количество членов поначалу составило 55, однако уже в марте следующего года достигло 73. ...15 июля 1662 г. общество получило первую хартию, в которой оно было названо Королевским обществом... В следующем году была подписана вторая хартия, устанавли­вающая герб Королевского общества с девизом "Nullius in Verba" - "Ничего словами». Интересы университетов, продолжавших заниматься классическими науками, и акаде­мий, где большое внимание уделялось практическим применениям научных достижений, сильно различались. Лондонское королевское общество обвиняли даже «в распростране­нии революционных идей, а также в намерении уничтожить университеты».

Некоторые академии, получив финансовую поддержку от прави­тельств, стали со временем официальными научными учреждениями. В основном академии преследовали не учебные, а исследовательские цели, обеспечивали условия экспериментальной работы, которых не было в университетах. В рамках академий формируется также совершенно новая в науке фигура ученого-экспериментатора (в отличие от теоре­тика).

В Лондонском королевском обществе, например, была даже учреждена штатная должность куратора экспериментов, которую занимал известный ученый-естествоиспытатель Роберт Гук. В его обязанности входила демонстрация два-три раза в неделю за вознаграждение новых опытов собственного изобретения. В своем «Трактате об экспериментальном методе» он неизменно восхваляет большую научную роль приборов и инструментов, прежде всего как средства против ошибок чувственного опыта. Совсем в духе ремесленной техники он превозносит «верную руку» и «добросовестный глаз». Поэтому особое внимание он обращает на необходимость знакомства ученого со всевозможными ремеслами и искусствами. Сам он предложил собственную конструкцию микроскопа, построил «пневматическую машину» (воздушный насос) для Роберта Бойля, будучи ассистентом этого знаменитого ученого. Шарнир Гука, придуманный им для крепления астрономических приборов, до сих пор играет важную роль в машиностроении. Фактически Роберт Гук через много лет воплотил в себе тип того идеального «мастера-экспериментатора», о котором писал еще Роджер Бэкон: он «знает естественные науки посредством опыта, а равно знает медицину, алхимию и все относящееся к нему и дольнему миру. Он испытал бы стыд, если кто-нибудь из людей мирских ... знал бы то, что он сам не знает. Он знаком со всем делом литья металлов и с тем, как обрабатывается золото и серебро и другие металлы и все минералы. Знает он самолично и все, относящееся к военному делу, оружию и охоте. Он изучил сельское хозяйство и земледелие. Он ознакомился даже с экспериментами и гаданиями колдуний, с предсказаниями их и всех магов. ... дабы от него не укрылось нечто, достойное познания, и чтобы уметь отличить все ложное и магическое». Вообще академии первона­чально ориентировались в основном на практику. «Просматривая выборочно протоколы Королевского общества, можно заметить, что на долю теоретических вопросов, относя­щихся ко всем областям естествознания и математики, в первые годы существования общества приходится почти столько же сообщений, сколько их падает на долю приклад­ных и вообще практических тем».

Академии начали издавать печатные труды, в которых помещались, в частности, отчеты об изобретениях. Многие сотрудники академий занимались практической деятельностью.

NB - важно помнить: за позицией Лондонского Королевского общества, провозглашавшего невмешательство науки в вопросы теологии, морали и политики, стоит одна из попыток научного сообщества сглаживать и регулировать потенциальные напряжения во взаи­моотношениях науки с другими социальными институтами, что, впрочем, удавалось далеко не всегда. Необходимо отметить, что этот конфликт между социаль­ными институтами находил выражение и на индивидуальном уров­не, порождая огромные напряжения в духовном мире ученого. Ведь ученые тех времен отнюдь не были атеистами. Напротив, очень часто они были движимы самым искренним религиозным рвением. В соответствии с превалировавшей тогда ценностной установкой исследование природы понималось как стремление постичь божественный замысел. Считалось, что Бог дал людям две книги — Библию, в которой изложено слово Творца, и «Книгу природы». Человеческое познание природы понималось как естествен­ная теология или, по словам одного из основоположников науч­ной методологии Ф.Бэкона, как изучение всемогущества Бога, знаки которого запечатлены в Его творениях. Представление о «Книге природы» отнюдь не было только метафорой — им опре­делялось понимание и самой природы, и путей ее познания. Более того, через такое видение соотношения Бога и мира сама возможность познания природы представлялась гарантиро­ванной. Будучи творением абсолютного интеллекта, природа, в той мере, в какой человеческий интеллект сопоставим с ним. доступна и человеческому пониманию. Природа, стало быть, содержит в себе интеллектуальное, разумное начало. Она построена в соответствии с планом, замыслом, а по­тому ее можно и понимать, и познавать. Сотворенность природы интеллектом, есть гарантия не просто познаваемости, но и возможности достижения истинного знания, коль скоро человек окажется в состо­янии проникнуть в божественный замысел.

Вывод:

1.Появляются академии, наука приобретает систематически экспериментальный характер.

2.Происходит легити­мация науки, первые академии берутся под защиту коро­левской власти. Идеально организованный коллектив ученых (ученая колле­гия или общество, названное «Домом Соломона») описал Бэкон в «Новой Атлантиде». Среди членов этого сообщества существует разделение труда: одни собирают сведения о различных опытах из книг, другие делают опыты, третьи обрабатывают данные опы­тов и составляют таблицы, а «истолкователи природы» из наблю­дений и опытов выводят общие законы и причины. В «Доме Со­ломона» проводятся общие собрания всех его членов, обсуждают­ся рефераты, работы, выведенные законы и принципы, решается, какие открытия и опыты должны быть опубликованы. Для осу­ществления преемственности в «Доме» обязательно должны быть и молодые ученые. Посещая разные города, государства, ученые должны на основе изучения природы предсказывать неурожаи, бури, эпидемии, землетрясения и давать советы гражданам, как, по возможности, избежать этих бедствий. Идея организованной, коллективной, государственной науки имела большое значение для становления науки не только для эпохи Ф. Бэкона, но и для последующих поколений ученых.

3.Наука отмежевывается от средневековых интеллектуаль­ных традиций: постоянного вращения мысли вокруг догма­тов Священного Писания, засилья вербализма, отвлеченной схоластической учености. Новая установка рождающейся науки - «вещи вместо слов» берет курс па опытное иссле­дование природы.

4.Происходит размежевание естествознания с философией, естественные науки проникают в университе­ты.

5.Идеал ученого - энциклопедист.