1khorkkhaymer_maks_stanovlenie_frankfurtskoy_shkoly_sotsial_n-1

воззрения Хоркхаймера, которые бы не были напрямую связаны с влиянием на него Адорно – проблема особенно интересная ввиду их совместного авторства «Диалектики Просвещения» (далее ДП). Я полагаю, что это возможно сделать, рассмотрев одну из статей, опубликованных в 1941 г., за три года до выхода ДП.

Встатье«Новоеискусствоимассоваякультура»(1941)56 Хоркхаймер пытается представить искусство как область свободы. Еще несколько столетий назад искусство было тесно связано с другими областями общественной жизни. В частности, образовательное искусство посвящало себя производству предметов ежедневного употребления, как профанных, так и связанных с культом. Конечно, позднее скульптура и живопись потеряли свою функцию оформле- ниягородаизданий–онасократиласьдоформата,уместно- говлюбоминтерьере.Параллельношелпроцессэмансипации эстетического чувства – оно обособлялось, отделялось от чувств страха, почтения, избытка, уважения и благосостояния. Постепенно оно становилось «чистым». Чисто эстетическое чувство – это реакция атомистического частного субъекта, суждение индивидуума, отвлекающегося от доминирующих общественных масштабов. Определение прекрасного как предмета «незаинтересованного благорасположения» связано с этим обстоятельством. Субъект выражает себя в эстетическом суждении без оглядки на общественные ценности и целевые установки. В эстетическом поведении существует иллюзия выхода человеком за пределы своих функций члена общества и может казаться, чтоонреагируеткакизолированныйиндивидуум(какимон, собственно, и стал благодаря общественным процессам). Общественное производство и область приватного, разумеется, тесно связаны. Однако это все-таки области различные. На этом различии и основывается автономия прекрас-

61

ного.Индивидуальностьпроявляетсявсилесопротивления, с какой духовные способности восстают против пластической хирургии господствующей экономической системы, стремящейся подвести всех людей под унифицированную норму. Лишь настолько людям удается увидеть себя в произведениях искусства, насколько устояли перед всеобщим нивелированием. Индивидуальный опыт, воплощенный в художественном произведении, не менее значим, нежели опыт организованный, используемый обществом для овладения природой. Несмотря на то, что критерий искусства заключен в нем самом, искусство – не в меньшей степени познание,чемнаука.

Затрагивая эту проблему, Хоркхаймер обращается и

ктому мыслителю, который радикально изменил подход

кее изучению. Вопросом об основаниях этих притязаний задается Кант. Как эстетическое суждение, в котором проявляют себя субъективные чувства, становится суждением «общественным»? Известно ведь, что наука пренебрегает чувствами как средствами доказательства, обоснования. Как же тогда обосновывать единство ощу-

щения художественных произведений? (IV: 419–420). Те чувства, которые распространены в массах, объяс-

нить легко: они всегда вытекают из социальных механизмов. Но что именно является той потаенной инстанцией в каждом индивидууме, к которой обращается искусство? Чем объясняется надежность того чувства, на которое полагается искусство? Кант пытается ответить на эти вопро-

сы, обращаясь к понятию «sensus communis aestheticus»

(§ 22). С этим вот «общим чувством» каждый единичный человек пытается сопоставить свое собственное эстетическое суждение. Причем это чувство следует ясно отделять от здравого человеческого рассудка. Его суждения «лишены предрассудков», они более «последовательны» и «ши-

62

роки» (КСС § 49). Иными словами, Кант полагает, что в эстетическом суждении каждого единичного человека заключено «само человечество», которое тот носит в себе. Единство «индивида» и «человечества», которое можно усмотретьвэстетическомсуждении,яркоконтрастируетсо сферой «внешнего», «экономического», в которой господствует«смертельнаяконкуренция».Хоркхаймерссылается наодногоизсовременныхемуавторов,полагавшего,чтов искусстве должно быть нечто от души человека57. Особое значениедлясоциальнойтеорииХоркхаймераприобретает нацеленность искусства на будущее (для него это очевидно,посколькуглавнойсилой,поддерживающейискусство, является для него фантазия – а она по определению ориентирована всегда на не-существующее). Поскольку искусство имеет дело с возможностями, оно создает «поверх уже известного нам мира – мир новый… новое общество, которое оно, благодаря воображению, помещает на место общества,вкотороммынасамомдележивем»58.Такимобразом, элемент сопротивления живет в любом искусстве, что и предохраняет искусство от пошлости.

Нам уже приходилось говорить о революционном пафосе искусства (Часть 1. § 13). Впрочем, не только читателю, но и самому Хоркхаймеру очевидно, что искусство все-таки вырождается до той самой пошлости, от которой, казалось бы, оно могло быть застраховано. Как критический теоретик объясняет этот процесс деградации? Схему объяснения предугадать несложно. Деградация усиливается, если нечто происходит с той самой сферой приватного, в которой Хоркхаймер локализовал эстетическое чувство. «Что-то происходить» же с этой сферой может, опять-таки, в силу предсказуемых причин, а именно нарушения «сферы внутреннего» – под влиянием экономических отношений.

ГЛАВА ВТОРАЯ «ДИАЛЕКТИКА ПРОСВЕЩЕНИЯ»

Мы пытаемся сформулировать то, относительно чего знаем: сформулировать его нельзя.

Т.Адорно

Эта работа возникла во вполне конкретной ситуации экспансии фашизма и осознания отсутствия революционного потенциала у пролетариата, ранее воспринимавшегося в качестве «мотора социальных преобразований».

Написание «Диалектики Просвещения», наиболее известного совместного труда Хоркхаймера и Адорно, завершаетсяпримерновтовремя,когдасоюзникиоткрывают «второй фронт» в войне против фашизма (1944).

Чем объясняется такая оперативность? Кровопролитная война еще не закончена. Поражение фашистской Германии очевидно уже всем, однако предсказать с уверенностью результаты будущего судебного процесса над фашизмом еще невозможно; наряду со многими другими задачами, возникала необходимость оправдания собственной, национальной культуры. Хоркхаймер и Адорно не только спешатприсоединитьсяксвоему «второмуфронту»,ноеще ипредупредить,отвестиударотнемецкойкультурыкактаковой. Эта мотивация наиболее очевидна. Отчасти эта скорость объясняется ситуацией, в которой оказались авторы. Эмиграция Хоркхаймера и его коллег была во многом вынужденной. Они спасались политического преследования властей, пришедших в Германии к власти в 1933 г. Однако уже с самым началом войны они все более оказываются в непростом и, скорее всего, неожиданном для них положе-

64

нии со-обвиняемых. Мировое сообщество далеко не всегда имеет терпение разделять «народ», «культуру» и «власть» страны-агрессора. Вскоре претензии начинают предъявлять всейнемецкойкультуревцелом,чтокосвеннозатрагиваети

самихфранкфуртцев.

«Диалектика Просвещения». Полемичность соче-

тания. Мы видели, какую роль играют эти ключевые категории Хоркхаймера и Адорно, вынесенные в название их главного труда. Их сочетание также подразумевает определеннуюинтригу,которую,впрочем,авторыспешат раскрыть уже в предисловии к своему сочинению: просвещение оборачивается в свою противоположность, т. е. в миф, а потенциально – в идеологию.

Полемичность заключается в том, что, как традиционно полагалось, традиция Просвещения – в особенности, французская59 – уничтожает миф(олог)ическое, окончательно его опровергая и преодолевая. Миф, считавшийся во французской традиции иногда синонимичным религии, виделся как раннее прошлое («юность») человеческой цивилизации, ставший теперь «мертвой историей», которая отныне никогда не будет играть прежней роли в человеческой культуре. Покончило с ним именно Просвещение,опирающеесянатакиеценности,какчеловеческий разум, свободное от предрассудков познание и рациональность.«Миф»же–наивнаяслепота,не-знание, для него характерно иррациональное отношение к миру. Для современного человека он не приемлем.

§ 12. Структура и «сюжет» работы

Хабермас критически отзывался об этом произведении:трактатоПросвещении,сопровождаемыйдвумяэкскурсами и двумя приложениями.

65

Особый сюжет всего произведения в целом – если он вообще и поддается вычленению – образуется за счет специфического наложения двух линий: истории западноевропейской цивилизации и мифологической линии – истории странствий Одиссея (за основу взят сюжет «Одиссеи» Гомера).

С помощью этого специфического наложения авторам удается создать «метасюжетную» линию. В основе изложения Адорно и Хоркхаймера – концепция борьбы людей с природой. Люди постоянно втянуты в попытки сохранить себя перед лицом сил природы. Основой их существования становится борьба с природными силами, овладение ими и, в конечном счете, подчинение себе природы. Достижение знания диктовалось, следовательно, фундаментальным приоритетом самосохранения. В этом смысле процесс «просвещения» обнаружим даже в древних греческих и еврейских документах, повествующих о сражениях с мифическими силами. Миф – «уже просвещение» в том смысле, в каком мифы можно считать первыми попытками классификации и категоризации, в нем уже есть «познавательное содержание», что Адорно и Хоркхаймер и пытаются иллюстрировать сюжетами из

«Одиссеи» (1997: 43–80).

Задержимся на этом тезисе. Итак, авторы «Диалектики Просвещения», обнаруживают, во-первых, знание, познавательное отношение в мифе. Это, однако, можно сделать, лишь если в другом, «общекультурном» отношении все-таки придерживаться оппозиции миф/ знание, сохранять ее (в противном случае полемичное новаторство тезиса «миф – уже знание» теряется). Известно, что противоположность «мифа» и «знания» интриговала исследователей достаточно давнее время. Предположив, что современная философия (и теоретиче-

66

ское мышление вообще) зарождается именно в Древней Греции и постулировав принципиальный разрыв между этими двумя формами – между мифом и рациональным, или «мифом и логосом», – возможность перехода между ними затем пытались объяснить. Модели предлагались самые разные. Основная, «логическая» предполагала, что если живущий в мифологический мир давал человеку полную понятность и объясненность природных явлений, то собственно научное (философское) размышление начинается тогда, когда эта понятность перестает быть удовлетворительной и человек начинает задаваться вопросом о причинах, «началах» всего, с чем он имеет дело. Некоторые трудности этой схемы были затем обозначены исследователями, показавшими, что миф образует настолько целостную, гибкую и подвижную структуру, что в его рамках какая-либо «непонятность» вообще не может возникнуть. Миф, наоборот, предлагает универсальную структуру объяснения всего существующего как раз благодаря своей специфической «логике» – реализации любого желания60. Выход за пределы «логической» схемы объяснения был затем предложен в исследованиях, взявших греческую культуру в ее целостности – совокупности политических, технологических достижений Греции (И.Д.Рожанский, А.Койре).

На этом фоне модель отношений между «мифом» и «знанием», предлагаемая франкфуртцами, представляется все-таки логической. Главная проблема этой модели в том, что если миф «уже» есть способ классификации и категоризации, если он уже есть «познавательное» отношение, то ведь и «классификация», и «категоризация», и «познавательное»,–всеэтовзятоведьизужесложившей- ся «теоретической установки»61. Это – язык классической европейской науки. Он полагается теперь в качестве уни-

67

версального,разпредполагается,чтоегоэлементы(структуры) – например, «объяснение» – можно обнаружить где угодно, в том числе и в мифе. Это остается, однако, не только не доказанной, но даже и не вполне осознаваемой гипотезой. Вопрос о том, что именно происходит в мифе – «объяснение» или же «перенесение» на внешний мир того единственного, что было наиболее близко и понятно древнему человеку – общинно-родовых отношений, в результате чего и возникал мир живой (одушевленный), полный противников, опасностей и угроз – сохраняется62. Ичтоименно«подчиняет»себечеловек?«Природу»?Или более хитрого и опасного противника? Не будем забывать, что идея природы как самостоятельного вполне складывается лишь к Новому времени, а в немецком романтизме – впервые увязывается с греческой мифологией.

§ 13. Идея «Просвещения»

Что понимается под «Просвещением»? Термин этотсталнастолькоизбитымизатасканным,чтосамнуждается в дешифровке. В истории двадцатого столетия не так много философских понятий, которые подвергались столь систематической и при том столь искаженной интерпретации,какэтообстоялоспонятием«просвещение» в работе Теодора Адорно и Макса Хоркхаймера. Чаще всего эти недоразумения связаны с общим непониманием смысла философского проекта Адорно и Хоркхаймера. Отчасти – с литературным стилем и особенностями композиции той работы, которой авторы сделали это понятие знаменитым.Естьдваразныхаспектарассмотренияэтого вопроса: 1) «концепция (идея) Просвещения» и 2) «критика Просвещения».

68

Просвещение. При всех различиях в трактовке понятия Просвещения значительная часть зарубежных исследователей сходится на следующем: «Просвещение» обозначает исторический период, который имеет следующие условные (примерные) временные границы: 1660–1800, причем нижнюю его границу (конец XVII в.) связывают с основанием Британского королевского общества (British Royal Society), а «верхнюю» границу – с Кантом как одним из представителей, но в то же время и теоретиков Просвещения. Как правило, много совпадений и в том, кого (каких мыслителей) будут к Просвещению причислять. Очень часто Просвещение представлено Локком, Ньютоном, французскими философами и, наконец, самим Кантом63. Идея Просвещения Адорно и Хоркхаймера существенно отличается от этой периодизации, поскольку авторыиспользуюттерминнеобычайношироко.Они«растягивают» Просвещение для того, чтобы туда, с одной стороны, вошли философы раннего модерна (по российской классификации: мыслители Нового времени). А с другой стороны – чтобы Просвещение (в такой трактовке) включало бы в себя также и современную Европу (т. е. ХХ в.)

Авторы «Диалектики Просвещения» не спешат связать себя с конкретной версией, традицией толкования того, что есть «просвещение».

Для Адорно и Хоркхаймера просвещение в тех или иных формах присутствовало в европейской культуре уже на самых ранних стадиях ее формирования (Одиссей), а XVII–XVIII вв. становятся лишь наиболее ярким проявлением традиции, понимаемой в духе авторов книги. Очевидно, что с исторической точки зрения ни Хоркхаймеру, ни Адорно не удалось бы отстоять подобную трактовку Просвещения. Охватывая всю европейскую историю, эта историческая категория стала бы

69

совершенно бесполезной, а любая «неверная» интерпретация идей «Диалектики Просвещения» в конечном счете играла бы на руку авторам этой книги. Иначе говоря: то, что концепция «Просвещения» Адорно и Хоркхаймера не имеет исторической ценности и оправдания с точки зре- нияисторическойнауки–очевидно.Ноимеетлионатогда ценностьизначениевфилософскомсмысле?(Ведьавторы «Диалектики Просвещения» явно претендуют именно на философскую значимость своего произведения.)

В дальнейшем, для того чтобы различать эти два понятия, последуем предложению Шера64: когда речь будет идти о «просвещении» в трактовке авторов «Диалектики Просвещения»,будемписатьэтословосмаленькойбуквы.

Авторы убеждены, что понятие, идея должна быть чем-то, принципиально открытым для критики. Но чтó решит, насколько такая критика будет адекватна? Для того, чтобы обойти эту трудность, Адорно и Хоркхаймер решают ориентироваться на «идеалы», «цели», стандарты, присущие той или иной идее, программе или понятию. Это открывает зазор между тем, чем понятие полагает себя, – и тем, чем оно в действительности является.

Если, например, некто определяет себя в качестве аналитического философа, то подобное определение содержит в себе стандарт: понятия должны быть строго определены,связимеждунимидолжныбытьчеткоиясно прописаны. И если, поэтому, относительно этого философа будет показано, что он все-таки иногда пользуется метафорической речью вместо логически выверенной аргументации,чтоуиспользуемыхимпонятийотсутствуют ясные определения – вполне обоснованным будет вывод, что он не соответствует стандартам, предполагаемым в самом определении им себя как аналитического философа и, собственно, таковым не является.

70