Gustav_Shpet_i_sovremennaya_filosofia_gumanitarnogo_znania_2006

подлинного эстетического наслаждения. «Без усмотрения этой идеи, — пишет Г. Шпет, — художественное отрешение не мысли­ мо, опять оно было бы простою мечтательностью и галлюцина­ цией». И он добавляет: «Так, в произведении искусства, мы име­ ем дело все-таки с действительностью, но возведенной в идеал, идеализованною, (...) модифицированною фантазией и потому ставшею действительностью отрешенною...»8.

Примечательно, что там, где формалисты во главе со Шклов­ ским использовали термин «остранение», Шпет употребляет термин «отрешение». Это различие наименования не скрыва­ ет близость рассуждений. Не рассматривая вопрос об их взаимо­ влиянии, мы тем не менее можем сказать, что существовал некий общий контекст, определявший исследования в области поэти­ ческого искусства как в России, так и на Западе. Однако очень близкие по характеру заключения, к которым иногда приходили представители ОПОЯЗа или МЛК, не должны скрывать разли­ чия в общих подходах. Изыскания МЛК, без сомнения из-за при­ сутствия фигуры Г. Шпета, оставались, как мы уже отмечали, более теоретическими. В Петрограде первенство отдавалось исследо­ вательской работе над текстами.

Позиции Г. Шпета в области теории литературы заслужива­ ют упоминания и усвоения не только по причине их тщатель­ ной философской обоснованности, но также и потому, что они могут помочь нам выявить интеллектуальные связи и влияния, о которых до сего дня мы и не подозревали по причине длитель­ ного забвения творческого наследия этого мыслителя.

Первая часть «Эстетических фрагментов» посвящена крити­ ческому анализу футуризма и символизма. В ней очень отчетли­ во видно, насколько позиция Г. Шпета зависела от его общей кон­ цепции структуры слова и выражения. Таким же образом, как и в «Явлении и смысле»» понятие «смысла» было рассмотрено как единственно возможное на базе ссылки на определенное «зна­ чение». В «Эстетических фрагментах» понятие «отрешение», от которого зависит создание художественного произведения, все­ гда отсылает, хотя бы и неявным образом, к данным чувственной реальности, восприятие которых соответствует уже определен­ ным формулировкам. Если есть отрыв от повседневной реаль­

ности и от практической функции языка, то понятие «первич­ ное значение» остается все-таки в силе. Г. Шпет считает, что для возникновения художественного произведения определенный «смысл» должен обязательно сохранить хоть маленькое соотно­ шение с определенным «значением», и в той степени, в кото­ рой содержание «значения* модифицируется через «смысл», на­ чинает приоткрываться «поэтическая функция*, которую потен­ циально носит с собой структура слова или любого языкового выражения. К понятию «квази-энтелехия», свидетельствующему об этой модификации уже в «Явлении и смысле», Г. Шпет будет возвращаться во всех своих произведениях. Размышления, из­ ложенные в «Эстетических фрагментах» (1922) и во «Внутрен­ ней форме слова» (1927), в этом смысле очень близки. И в том и в другом тексте Г. Шпет выдвигает аналогичные понятия, отсыла­ ющие к одному и тому же процессу интенционального сознания, когда этот процесс сопровождается выражением идеи, содержа­ щей одновременно в себе — ввиду личного опыта, заключенно­ го в ней, — определенную связь и определенную дифференциа­ цию по отношению к «первичному значению». Во «Внутренней форме слова» Шпет говорит о «квази-предмете*, в «Эстетичес­ ких фрагментах» — о «со-значении», но в обоих случаях речь идет, как мне представляется, об одном и том же: Г. Шпет настаивает на том факте, что если предмет художественного произведения от­ личен от предмета реального и относится единственно к твор­ ческому акту, дифференциация не является радикальным отделе­ нием; напротив, она — проявляющаяся модификация, и именно из этой актуализации процесса модификации рождается эстети­ ческая функция. Практика разрыва не должна, согласно Г. Шпету, заканчиваться забвением смысла. По этой причине он делает упреки в адрес футуризма и обращается к символизму, чтобы на­ звать его новым реализмом. В «Эстетических фрагментах» он пишет: «Футуризм есть теория искусства без самого искусства. Футурист не только тот и не всегда тот, кто называет себя футури­ стом, (...) а тот, у кого теория искусства есть начало, причина и основание искусства»9. И еще, дальше: «Футуризм “творит* по теории — прошлого у него нет — беременность футуристов —

9ШпетГ. Г. Эстетические фрагменты// Шпет Г. Г. Сочинения. М., 1989.

С.361.

ложная. Классики проходили школу, преодолевали ее, станови­ лись романтиками, романтики через школу становились реали­ стами, реалисты — символистами; символисты могут стать через школу новыми классиками»10.

Эти высказывания, очевидно, выполнявшие в контексте той эпохи полемическую функцию, тем не менее отражали целост­ ную идею Г. Шпета, повлиявшую, как мне представляется, на ме­ тодологический подход Якобсона. Он применил термин «смысл» в его шпетовском понимании11 к характеристике футуризма в своей статье 1919 года о В. Хлебникове и в статье о Чешском сти­ хе (1923). Для Г. Шпета, уже представившего свою интерпрета­ цию художественного произведения в МЛК, речь шла о том, что­ бы показать через примеры, заимствованные из литературы того времени, что в творческом акте мы имеем дело главным образом с конкретными данными определенной культуры, с уже опреде­ ленными и признанными значениями, метафорами и мифами. Слово, по своей природе, является «реальностью», оно есть «вся без остатка действительность»12. Использование слова отсылает нас к деятельности поэта, всегда одному ему известным собствен­ ным способом отталкивающегося от реального мира и от конк­ ретных слов, чтобы совершить полет к другим горизонтам. В созвучии с «Эстетическими фрагментами», где Г. Шпет цитиро­ вал А. Блока и А. Белого, находится «Внутренняя форма слова», где он отсылает к Пушкину, пишущему о рифме13:

Тыласкалась, ты манила

Иот мира уводила

Вочарованную даль!

Для Г. Шпета этой далью является то бесконечное культур­ ное пространство, горизонт которого постоянно расширяется любым творческим актом, модифицирующим на базе логики, уже обретенное, и создающим новое, в потенциале могущее стать

19 Тамже. С. 362.

иПодробнее об этом см.: AucouturierМ. Le formalisme russe, coll. Que saisje? P. 48.

u ШпетГ. Г. Эстетические фрагменты//ШпетГ. Г. Сочинения, М., 1989.

С.369.

иШпет Г. Г. Внутренняя форма слова. Иваново, 1999. С. 157.

составляющей частью приобретенного и материалом для других художественных произведений. В таком контексте «конкретность слова» — это то, что привнесено в данный язык и данную культу­ ру. Слово — как и любая вещь, в потенциале могущая стать мате­ риалом для произведения искусства, — есть по своей природе уже явленный знак. Что касается специфики художественного творчества, то она состоит в том, что в творческой деятельности ничто не направлено на внешнее, что в ней не ставится целью сообщение чего-то, относящегося к чему-либо внешнему, нахо­ дящемуся за пределами того, что сказано. Специфика художествен­ ного творчества не заключена в практической функции, но в функции чисто выразительной, отсылающей ко всему тому, что слово (или выражение, или текст, или произведение) влечет за собой и следствием чего является модификация первоначаль­ ного значения.

Развивая свою аргументацию, Г. Шпет проводит различие между «номинальной» функцией слова (его значением) и его «номинативной» функцией, т. е. смыслом14. Обозначению и наи­ менованию конкретной «вещи» он противопоставляет выраже­ ние целого комплекса впечатлений, отсылающее к психологи­ ческой «начинке» данной личности и открывающее доступ к са­ мому «предмету», который остается недоступным в своем содер­ жании для любого подхода, базирующегося только на изучении внешних форм. В этом смысле рассуждения Г. Шпета отличаются от рассуждений первых русских формалистов. Внимательное изучение различных этапов творчества Г. Шпета позволяет ут­ верждать, что его метод не подвергался радикальным изменени­ ям от начала до конца его творческого пути, но обогащался в связи с исследованием различных точек зрения и областей зна­ ния. Кроме того, исследование методологического пути Шпета позволяет также увидеть, что в отличие от Якобсона и от футури­ стов и формалистов Г. Шпет не останавливается на простом раз­ личении поэтической и коммуникативной функций языка. В 1927 году во «Внутренней форме слова» он вновь обращает вни­ мание на вопрос коммуникации, рассматривая его именно че­ рез вопросы художественного творчества и поэтической функ­

14ШпетГ. Г. Эстетические фрагменты// ШпетГ. Л Сочинения. М., 1989.

С.391-392.

ции языка. Однако он это делает, не обращаясь к так называемой «практической» функции языка. В исследовании структуры вы­ ражения, как способа реализации внутренней логической фор­ мы15, Г. Шпета интересует следующий вопрос. Каким образом комплекс впечатлений, который пытается выразить поэт (или художник), включается в то, что таким образом выражается че­ рез идею произведения и становится не только доступным на­ блюдению другого индивидуума, но и понимается им? По-види­ мому, здесь дело не только в призыве к общению. Скорее мы дол­ жны были бы говорить о призыве к единению. Г. Шпет вводит здесь, в своих размышлениях об искусстве, проблематику, набро­ сок которой мы находим в «Явлении и смысле», но которая была разработана им позже в трудах о психологии. Он возвращается к способу, каким индивидуум отмечает создание, восприятие или созерцание произведения своим личностным отпечатком. Идет ли речь о создателе, реципиенте или об исполнителе, налицо один и тот же процесс, одновременно выражающийся и в от­ чуждении по отношению к чисто внешней и материальной или абстрактной и теоретической формам, и в присоединении к оп­ ределенной идее, отнесенной к произведению, и в которую ху­ дожник, реципиент или исполнитель, в тот момент, когда он об­ ращается к произведению, вводит комплекс своих собственных впечатлений. Г. Шпет упорно настаивает на том факте, что нет и не может быть знака равенства между впечатлениями, аккумули­ руемыми в произведении художником, и впечатлениями, испы­ танными и собранными человеком в момент восприятия, со­ зерцания или исполнения художественного произведения. Но между этими двумя позициями можно провести аналогию, и бла­ годаря этой аналогии воплощается опыт единения, базой кото­ рого являются, с одной стороны, определенный язык и опреде­ ленная культура и, с другой стороны, опыт дистанции, разрыва по отношению к тому языковому и культурному данному, что по­ зволяет каждому осознать смысл своей специфичности. Здесь мы находим особенность исследовательского интереса Шпета к не­ которым аспектам номинализма, выраженную в том, что его под­

15 Здесь «внутренняяформа» можетбытьболее точно определена какпо­ этическая или «вази-логическая*. См.: ШпетГ. Г. Внутренняя форма слова. Иваново, 1999. С. 167.

ход позволяет высвободить фундаментальные основания. Г. Шпет многократно пытался их выразить, обращаясь к специфическим элементам русской культуры, выраженным в особом способе обращения к индивиду только через его принадлежность к опре­ деленному сообществу. В этой перспективе наличие индивида открывается только через модификации, которые он осуществ­ ляет посредством своего творческого акта в лоне определенной культуры и на базе определенного языка. Но в то же время, отпе­ чаток его присутствия поглощается сообществом начиная с того момента, когда произведение, посредством которого он мгно­ венно обрисовывался и отличался от других, становится состав­ ляющей частью культурных достижений, базируясь на которых, другие отдельные индивиды смогут испытать, через еще одну ди­ станцию, идею ими самими пережитого. Таким образом, именно по опытной аналогии, глубокое эстетическое наслаждение, по словам Г. Шпета, «поглощающее все наше существо»16, становит­ ся знаком участия каждого в безгранично открытом будущем культуры.

В заключение можно сказать, что, согласно Г. Шпету, логика, по которой становятся возможными отрешение и обособление, также является гарантом удовольствия, испытываемого от про­ цесса творчества. Она является условием развертывания «смыс­ ла», который Г. Шпет называет «семасиологическим одушевле­ нием»17. Логика лежит в основе творческого акта, но она также предоставляет возможность реального эстетического восприя­ тия созданного объекта.

Свои размышления о «конгениальности», о «сопережива­ нии», о «живом участии в самом творческом акте», об «активном восприятии продукта этого творчества», о «вживании в него», как о том, что «делает нас самих, созерцающих, наслаждающихся и вопрошающих о субъекте, его участниками и соучастниками», Г. Шпет подытоживает в нескольких формулировках. В них вы­ ражено его собственное вйдение человека и культуры, базирую­ щееся на логике, которая, оставаясь логикой творческого акта, отсылает нас к логике самого бытия, реализующего себя преиму­

16 Шпет,Г. Г. Внутренняя форма слова. Иваново, 1999. С. 162.

17 ШпетГ. Г. Эстетические фрагменты// ШпетГ. Г. Сочинения. М., 1989. С. 391-392.

Шпет выводит понятие внутренней формы слова, следуя за Гумбольдтом и вместе с Гумбольдтом (пусть даже местами расхо­ дясь с ним «в каждой букве»). Это следование за текстом, иссле­ дование проблемы сквозь текст, развивая его смысл, тоже явля­ ется специфическим признаком гуманитарного метода Шпета. В тексте «Внутренней формы слова» позиция Гумбольдта, представ­ ленная в первой главе, четко не отделена от позиции самого Шпета. Вслед за Гумбольдтом Шпет очерчивает границы внутрен­ ней формы как сущности языка или слова. Постановка вопроса о границах чрезвычайно важна именно на этом этапе определе­ ния гуманитарной предметности. Я думаю, что метод Шпета мож­ но обозначить как метод «негативного» определения границ гуманитарного пространства (своего рода метод пределов), в ос­ нове которого лежит феноменологическое усмотрение сущнос­ ти, т. е., по сути, феноменологическая интуиция. Он работает на границе гуманитарной сферы, одновременно находясь и внут­ ри, и вне ее. Негативный метод определения границ предмета или понятия чрезвычайно сложен. Применение его может заве­ сти исследователя в дурную бесконечность, ведь граница не при­ надлежит разделяемым предметам и в тоже время относится к ним своими «внутренними сторонами». Таким образом, можно наме­ тить не только «внутреннюю» и «внешнюю» границу предмета или предметной сферы, но и определить ее «толщину», что дела­ ет возможным исследование стереометрии гуманитарного про­ странства.

Шпет не предлагает готовых ответов, с помощью «негатив­ ного» метода он отсевает неправильные, неточные, заводящие в тупик решения проблемы. В соответствии с негативным методом движение мысли осуществляется от «центра» предмета (понятия, предметной сферы) к его «границе». Границами (предельными пограничными понятиями) внутренней формы слова становят­ ся: формаисодержание, формаиматерия,звуковая{чувственная) и понятийная формы, логическая и поэтическая формы. В целом, пограничными пар­ ными категориями для сферы гуманитарной предметности слу­ жат понятия внутреннего и внешнего (выражение-смысл), например, внутренняя и внешняя формы (границы)1 искусства и языка в по-

1 ШпетГ. Г. Внутренняяформаслова.ЭтюдыивариациинатемуГумбольд­ та. Иваново, 1999. С. 59.

эзии. То есть сам предмет исследования становится своей грани­ цей и обретает существенность не в процессе непосредствен­ ного изучения, а в ходе исследовательского «поиска». В процес­ се такого исследования подобные категории утверждаются не только как границы, но и как основания гуманитарной сферы. Шпет понимал, что ни одну из парных категорий нельзя саму по себе сделать основанием гуманитарной предметности. Невозмож­ но представить фундаментом гуманитарной деятельности толь­ ко мышление, только язык или искусство. В понятии внутрен­ ней формы слова Шпет представляет единство всей гуманитар­ ной сферы как синтез не существующих друг без друга и не сво­ димых друг к другу функций (языка и мышления).

Шпет писал: «...в понятие формы языка никакая частность не входит, как изолированный факт, она всегда принимается лишь постольку, поскольку в ней открывается метод образования язы­ ка»2. Форма — это путь образования языка, путь нации «к выраже­ нию мысли*. «Форма по самой природе своей есть сочинение (eine Auffassung) отдельных, в противоположность ей, рассмат­ риваемых как содержание, языковых элементов в духовном един­ стве»5.

Поэтому, признавая огромную, всеобъемлющую роль созна­ ния для гуманитарной деятельности (понятие языкового созна­ ния фундаментально для Гумбольдта), Шпет не останавливается на нем. Внутренняя форма не является понятием, на это Шпет указывает вполне определенно. Язык также прекрасный канди­ дат на роль основания гуманитарной предметности. Он и внутри и снаружи. Но и язык сам по себе не может служить основанием.

Язык есть производство и деятельность (работа) духа. «Постоянство и единообразие в работе духа, направленные на то, чтобы возвы­ сить артикуляционный звук до выражения мысли, составляют форму языка»4. «Так как духовная способность существует только в своей деятельности, как сила, вспыхивающая во всей своей цель­ ности, но в определенном направлении, то названные законы суть нечто иное, как пути, которыми движется духовная деятель-