Пытанне 8

Цамблак Григорий, светское имя Гавриил (около 1364 г., Тырново, Болгария – 1419 или 1420?) – православный церковный деятель, первый митрополит в Великом княжестве Литовском (1415-1419/1420?), писатель. Происходил из знатного славянизированного валашского рода. Получил образование в Тырновском монастыре св. Троицы под руководством патриарха Евфимия и в Константинополе, где также занимался перепиской и переводом на церковнославянских язык агиографических произведений. Его мировоззрение и ораторский талант сформировались в атмосфере общественной и религиозной жизни южных и западных славян, которые находились тогда под влиянием византийской культуры. Во время турецкой агрессии на Балканы в 1394 г. был вынужден покинуть родину. Около 1400 г. принял монашеский сан и вступил в монастырь под именем Григория. Занимался проповеднической деятельностью в монастырях Византии, некоторое время был игуменом монастыря в Сербии, пресвитером в Сучеве (Молдавия).

Впервые белорусские земли Цамблак посетил в 1406 г., во время поездки к митрополиту всея Руси Киприану, который приходился ему дядей. Но на пути через ВКЛ (на Немане) узнал о его смерти и вернулся назад. В 1409 Цамблак поселился в Киеве, где написал “Надгробное слово митрополиту Киприану”. Здесь он познакомился с великим князем литовским Витовтом, который хотел продолжать политику Ольгерда по созданию в своем государстве независимой от Москвы православной митрополии. Начались многолетние усилия Цамблака по получению митрополичьей должности в ВКЛ, в чем он встретил большое сопротивление со стороны поддерживаемой Константинополем Москвы, желающей подчинить себе православную церковь ВКЛ. Московский митрополит Фотий не желал отрекаться от своей власти над Киевом и Галичем. Проблема поставления нового митрополита (Киевская митрополия сохраняла в то время относительное единство) привела к конфликту между ВКЛ и Московским государством.

По предложению Витовта собор православного епископата ВКЛ выдвинул кандидатуру Цамблака на должность митрополита. Для посвящения в этот сан Цамблак направился в Константинополь, но получил там отказ. Не имело успеха и посольство Витовта в Константинополь для утверждения митрополита для ВКЛ. После длительных усилий Витовта и Ягайлы, а также Цамблака, несмотря на анафемы константинопольского патриарха и московского митрополита Фотия, церковный собор в Новогрудке 15.ХI.1415, на котором присутствовал весь православный епископат ВКЛ и Короны, избрал Цамблака митрополитом киевским и литовским, что содействовало внутреннему укреплению ВКЛ. Этот выбор Витовт с епископами объясняли тем, что Фотий не заботится о состоянии Киевской митрополии, и церковными канонами. Обвинение, что выборы Цамблака состоялись под давлением Витовта на епископат, по мнению польского церковного историка К.Ходыницкого, опираются на более поздние свидетельства тенденциозной хроники Никона, автор которой старался доказать нелигитимность избрания Цамблака. По наговору Фотия константинопольский патриарх наложил проклятие на Григория и вместе с византийским императором обратился к Витовту признать духовную власть Фотия.

Весной 1416, когда Киев был осажден монголо-татарским ханом Едигеем, Цамблак перенес свою кафедру в Вильно, а резиденцией сделал Новогрудок.

Не получив санкции Константинополя на выбор нового митрополита, Витовт, учитывая наметившуюся тенденцию к заключению вселенской церковной унии, послал Цамблака на ХVI Вселенский собор католической церкви, который проходил 5.XI.1414 – 22.IV.1418 в Констанце. 19.II.1418 он торжественно отправлен из Новогрудка в Констанц. Там он был на торжественной аудиенции у папы римского Мартина V. На соборе Цамблак выступил с двумя речами: «Приветственное слово папе Мартину V» и «Приветственное слово отцам Констанцкого собора». В своих выступлениях Цамблак засвидетельствовал, что он сам, как и ягайло и Витовт, желает унии православной и католической церквей и предложил с целью ее заключения созвать всеобщий собор представителей обеих вероисповеданий, которые сделают это достойным и добросовестным способом. Но осторожная речь Цамблака не имела результата. Собравшиеся в Констанце епископы обсуждали прежде всего внутреннюю реформу костела.

Последние известия о Цамблаке датируются 5-18.V.1418, когда он находился в Кракове, возвращаясь в Новогрудок. С этого времени сведения о его жизни исчезают, а в источниках 1418-1432 появляются сведения о смерти.

Со смертью Цамблака и обострением отношений ВКЛ с Польшей в начале 1420-х вопрос об отдельной митрополии потерял свою остроту: Витовт признал церковную власть Фотия над православными епархиями ВКЛ.

Цамблак – наиболее известный представитель церковного красноречия того времени в Беларуси и Литве. Он продолжал и развивал традиции торжественного красноречия, заложенные Кириллом Туровским. Он считается автором более 40 произведений, из которых сохранились и известны около 26. Около 10 произведений написано в так называемый «литовский» период его жизни. Это преимущественно дидактическо-панегирические, торжественные слова, проповеди на различные праздники и отдельные события религиозной жизни. Среди них «Похвальное слово Евфимию Тырновскому», «Како держат веру немцы» и др. Его литературное наследие сохранилось в многочисленных рукописных сборниках ХV-XIX в. Его произведения активно переписывались в белорусских монастырях (Супрасльском, Слуцком, Жировицком, Оршанском, Лавришевском) и были своеобразным образцом для местных книжников и проповедников. Произведения Цамблака на церковнославянском языке ставят его в ряд выдающихся деятелей болгарской, сербской, молдавской, румынской, древнерусской и старобелорусской культур.

Литература:

1. Chodynicki K. Camblak Grzegorz // Polski słownik biograficzny. – T. II. – Kraków, 1937. – S. 193-194.

2. Антонаў В.В. Цамблак Грыгорый // Рэлігія і царква на Беларусі: Энцыклапедычны даведнік. – Мн., 2001. – С. 348.

3. Яцимирский Л.И. Григорий Цамблак: Очерк его жизни, административной и книжной деятельности. – СПб., 1904.

4. Григорий Цамблак: Живот и творчество. – София, 1984.

5. Хаўратовіч І.П. Цамблак Грыгорый // // Мысліцелі і асветнікі Беларусі: Энцыклапедычны даведнік. – Мн., 1995. – С. 151-154.

С. В. Морозова

Пытанне 9

Жыровіцкі манастыр. Жыровіцкая ікона Маці Божай

Жировицкий монастырь – один из важнейших центров религиозной жизни Беларуси на протяжении ХVІ–XX ст., расположен в 12 км от города Слонима. Основан в ХVI в. в д. Жировицы, принадлежавшей Александру Солтану. Своим возникновением монастырь обязан маленькой (в детскую ладонь), вырезанной из камня Жировицкой иконе Богоматери, которая, по легенде, явилась в конце ХV в. (в исторической литературк называются даты 1470, 1480, 1494 г).

Мужской монастырь в Жировицах впервые упоминается в 1587. В 1606 владельцем части Жировиц стал смоленский каштелян Иван Мелешко. Ему же было поручено ктиторство над церковью и монастырем. В 1613 Мелешко отремонтировал деревянную церковь и завершил постройку каменной Явленской церкви. В этом же году он бросил православие и перешел на унию. Монастырь был подчинен киевскому униатскому митрополиту И.Рутскому. Настоятелем монастыря в том же году стал И.Кунцевич, переведенный сюда из Бытеньского монастыря. Будущий полоцкий архиепископ многое сделал для распространения унии в Слонимском повете, склоняя к ней многочисленных паломников к чудотворной иконе. Под его влиянием принял униатство и И.Мелешко, который поселил в монастыре базилиан.

Даниил – последний из рода Солтанов, имевший владельческие права на Жировицы, актом от 26.VII.1620 как потомок фундаторов отрекся от ктиторства над монастырем в пользу митрополита И.Рутского. Свою часть жировицкого владения Даниил продал 6.VI.1621 за 500 коп грошей канцлеру ВКЛ и Слонимскому старосте Льву Сапеге. 21.Х.1621 Сапега передал Жировицы смоленскому каштеляну Ивану Мелешке. Таким образом, все владение Жировицы соединяется в его руках. 13.V.1622 И.Мелешко умер. Жировицы переходят к его дочери Богдане, которая документом от 15.XII.1623 отрекаетсяот ктиторства над монастырем в пользу митрополита И.Рутского. После смерти Богданы Мелешко в 1630 Жировицы становятся, в соответствии с ее волей, собственностью киевских митрополитов, что еще более поднимает статус этого культового центра. Государственные и церковные власти ВКЛ и Речи Посполитой стремятся превратить его в главный центр пропаганды унии.

Еще при жизни Ивана Мелешки корольСигизмунд III Ваза привилеем от 14.V.1613 даровал местечку городское право и учредил в нем ярмарки. Этот привилей был подтвержден 21.VI.1654 Яном Казимиром, 11.III.1684 Яном III Собесским, 9.XII.1744 Августом III. Лев Сапега дал монастырю участки в городе (юридики) и несколько деревень с крестьянами, а для соборной церкви подарил большой колокол, предметы культа, книги. Его меценатская деятельность содействовала развитию здесь просветительских и культурных традиций. В монастыре открылась школа.

В начале 1644 г. Жировицы посетил король Владислав ІV с женой. Он открыл серию королевских паломничеств к чудотворной иконе, к которой положил богатые дары. Посетивший в 1651 г. Жировицы король Ян Казимир подарил городу магдебургское право, запретил в нем селиться евреям. Монастырь превратился в один из крупнейших духовных центров Речи Посполитой. Он стал для Великого княжества Литовского тем, чем было Ченстохово для Польши. Значение монастыря возросло и в связи с индульгенцией папы римского Иннокентия Х, данной в 1647 г. В ней говорилось об освобождении из чистилища душ тех умерших, которые поминаются в указанные дни в Жировицком монастыре. В ХVII в. монастырь неоднократно становился местом проведения базилианских конгрегаций (в 1629, 1658, 1659, 1661, 1675, 1679, 1694 г.). На первой председательствовал митрополит И.Рутский.

В 1654 г., во время войны Российского государства с Речью Посполитой, убегая перед нашествием московского войска на запад, униатский митрополит Антоний Селява вывез в Жировицы из Полоцка гроб с мощами святого Иосафата Кунцевича. В 1655 монастырь и местечко сожжены казаками и московским войском. Была уничтожена Явленская церковь. В связи с тем, что Жировицы сильно пострадали, сейм 1661 г. осободил местечко на 4 года от всяких податей. Сейм 1667 г. повторно принял такое решение.

Освобождение от податей, а также дарения в пользу монастыря позволили жировицким базилианам построить новые святыни и монастырское здание. На протяжении второй половины ХVII – XVIII в. здесь шли строительные работы. Их результатом было появление целого монастырского комплекса: барочное здание семинарии (рубеж ХVII – XVIII в.), Явленская церковь (1672, по другим сведениям 1769), церковь святого Георгия (XVIII в.), Крестовоздвиженская церковь (1769), собор Успения (1629-1670/80 г., капитально перестроен в ХIX в.). Архитектурный ансамбль монастыря полностью сложился в конце ХVIII в. Он включал названные храмы, колокольню, здание семинарии, жилой корпус, трапезную, больницу, ряд хозяйственных построек.

Эпидемия начала ХVII в. разогнала обитателей монастыря. В 1710 г. там остался один иеромонах – Николай Окуневич. Им похоронено свыше 600 человек, умерших от эпидемии. Когда мор закончился, монахи вновь собрались в Жировицы.

Во второй половине ХVII – ХVIII в. монастырь посетили многие знаменитые деятели: в 1676 г. маршалок ВКЛ А.Полубинский, в 1688 г. король Ян III Собесский, Станислав Август Понятовский в 1784 г.

На протяжении ХVIII в. при монастыре действовала школа и типография. В соответствии с реформой Адукационной комиссии в конце ХVIII в. на основе монастырской школы была создана 3-классная публичная школа повышенного типа. В 1828 г. Она была преобразована литовским епископом Иосифом Семашкой в униатскую духовную семинарию. Ее ректором был Антоний Зубко – позже архиепископ и один из деятелей уничтожения униатской церкви. В 1845 г. ее перевели в Вильно.

В 1810 – 1828 г. монастырь был резиденцией Брестской униатской епархии, в 1828 – 1839 – Литовской униатской епархии, а соборная Успенская церковь – кафедральным храмом. В монастыре был оркестр, органы.

Именно с Жировиц начал свою деятельность по реформированию униатской церкви, которая вела к упразднению Брестской унии 1596 г., литовский епископ Иосиф Семашко. Монастырь стал «гробом» для унии, расторженной в 1839 г., и местом перевоспитания инакомыслящих священников. На протяжении 1835-1836 г. здесь отбывали 2-3-недельную «покуту» 207 «неблагонадежных» священников.

В русле правительственной политики на сближение униатской церкви с православной 1VII.1833 литовский епископ Иосиф Семашко издал распоряжение о продаже органов из жировицкого кафедрального собора. Монастырь стал местом сосредоточения и уничтожения (сожжения, переплавки) снятых с употребления униатских книг и предметов культа. На протяжении 30-50-х г. ХIX в. по его указанию здесь неоднократно сжигались униатские богослужебные книги. Были сожжены тысячи книг. В первой половине ХIX в. был перестроен в стиле классицизма Успенский собор: разобраны башни храма, изменена форма купола, фасады оформлены сдвоенными колоннами и пилястрами. Интерьер сохранил барочный стиль. Чудотворная икона была вкомпонована в иконостас слева от царских врат.

После запрещения в 1839 г. униатской церкви в Беларуси, Жировицкий монастырский комплекс передается в православное ведомство и также, как и сам город Слоним приходит в упадок. Земельные владения монастыря в 1842 г. отошли в государственную казну, а сам он причислен к монастырям второго класса. До 1845 здесь временно находилась епископская кафедра Литовской православной епархии и преобразованная в православную Литовская духовная семинария. В 1845 г. епископская кафедра и духовная семинария были переведены из Жировиц в Вильно. Епископ Иосиф (Семашко) долго колебался в вопросе об их переносе в такое «средоточие латинства и полонизма, как тогдашняя Вильня, окруженная со всех сторон иноверным населением». Его решение было обусловлено желанием “взять перевес над латинянами” в Вильно. Туда переехало все епархиальное руководство, вывезен архив Литовской консистории, кафедральная ризница. Коллекцию старопечатных книг, документов и манускриптов из монастырской библиотеки вывез в Петербург П.Доброхотов. Из главной святыни Великого княжества Литовского Жировицы превратились в небольшой рядовой монастырь. С первой половины ХIX в. до 1915 здесь существовало Жировицкое духовное училище.

Словно уставший от славы ХVII-XVIII веков, Жировицкий монастырь в начале ХХ ст. становится местом ссылки на покаяние провинившихся духовных лиц. Сюда был сослан знаменитый саратовский епископ Гермоген – обличитель Григория Распутина.

Большой урон нанесли монастырю военные действия во время первой мировой войны. Его имущество и ценности были вывезены в Москву. Главная святыня – чудотворная икона - хранилась в склепе собора Василия Блаженного. Монастырские постройки, использовавшиеся для расквартирования меняющихся воинских формирований, пришли в запустение, начали разрушаться. Монахи жили тогда в лучших из сохранившихся старых хозяйственных построек. Все силы они направляли на сохранение от разрушения Свято-Успенского собора.

Польские власти разместили в части монастырских зданий сельскохозяйственно-лесничую школу, которая действовала там в 1924-1939 г. В государственную казну отошли монастырские сады, огороды, леса, мельница и кирпичный завод. Настоятелем монастыря в 1922-1925 г. был архимандрит Тихон, который многое сделал для сохранения православия во второй Речи Посполитой и сохранения его верности Московскому патриархату. За это он подвергался преследованиям, был осужден на изгнание из государства, выехал в 1925 г. в СССР, стал епископом гомельским и в 1937 г. закончил жизнь в одном из сталинских лагерей. Его усилиями в Жировицы была возвращена из Москвы чудотворная икона, что вновь превратило монастырь в важнейший центр культа. В 1927-1932 г. настоятелем был архимандрит Поликарп, отличавшийся крайним неприятием русского православия. В 30-40-е г. здесь жил архиепископ Пантелеймон (Рожновский), лишенный кафедры за непризнание автокефалии православной церкви в Польше.

После репрессий советского режима в 1939-1941 г. немецкие оккупационные власти с целью приобретения народных симпатий принялись помогать в нормализации разрушенной церковной жизни. В соответствии с условиями генерального комиссариата Беларуси, церковная жизнь должна была приобрести национально-белорусский характер, уменьшалось влияние на нее Москвы. При архимандрите Серафиме (1942-1943) отмечено явление Божьей Матери немецким солдатам. Его преемник - архимандрит Серафим (Шахмуть) и иерей Григорий Кударенко проводили во время войны активную миссионерскую деятельность по всей территории Беларуси, открывая новые приходы, выступая перед населением с проповедями. Собиравший сведения о гонениях православной церкви в довоенное время Серафим стал первым летописцем ее страданий в период большевистского террора. Особым совещанием при НКВД они были в 1945 г. приговорены к лишению свободы на 5 лет. В тюрьме архимандрит Серафим скончался при загадочных обстоятельствах.

В смертельной опасности оказался монастырь и не покинувшие его обитатели на завершающем этапе Великой Отечественной войны - его могли уничтожить и отступающие фашисты, и наступающие советские войска.

В обстановке потепления с 1943 г. в церковно-государственных отношениях Жировицкий монастырь укреплялся перед новой фазой гонений. В 1948 г. он имел 36 га земли, обрабатываемой монахами; сад, сельхозинвентарь. Было 4 храма, Крестовоздвиженская церковь нуждалась в ремонте и использовалась как склад для зерна и овощей. В 1945 г. возобновилась духовная школа. В 1947 г. она преобразована в семинарию. В 1953 г. завершено строительство 3-этажного здания для нее. Были построены хлебный сарай, сеновал, коровник, свинарник, конюшня, овчарня, курятник, дом для обслуживающего персонала. Но, обложенная непосильными налогами в рамках хрущевской антирелигиозной кампании, обитель вынуждена была передать монастырское хозяйство Жировицкому сельскохозяйственному техникуму.

При архимандрите Антонии (1956-1963) началась реставрация храмов, продолжавшаяся несколько лет и вызывавшая раздражение уполномоченных Совета по делам религий. Живописец В.Ковальчук вынужден был тайно, при закрытых дверях, дописывать последние иконы для Успенского собора. Ежегодно росло число паломников, прибывающих в Жировицы на праздники. В 1960 г. монастырь дал приют для монашек-изгнанниц из закрытых монастырей Гродно и Полоцка. Архимандрит Антоний делал все возможное, чтобы сохранить последний уцелевший монастырь от закрытия. Но тучи сгущались. Власти препятствовали набору новых студентов в семинарию, и в 1963 г. она перестала существовать, всячески ограничивали жизнь и службы в монастыре. После секретного указания в Гродненский облисполком из Москвы в 1959 г. был закрыт для верующих Жировицкий источник, который находится под алтарем Успенского собора. С целью ослабления влияния на людей религиозных традиций и обычаев в 1961 г. повсеместно был запрещен колокольный звон – неотъемлемый элемент культа. Партработники преграждали детям путь в церковь, изгоняли их с богослужения, запугивая различного рода наказаниями и запрещениями.

На наместничество архимандрита Михея (1963-1969) пришлось усиление бесчинств безбожной власти: закрыта семинария, отнят братский корпус - в нем расположилась неврологическая больница с поликлиникой, отошла государству колокольня с пристройками, земли и огороды отданы Жировичскому сельхозтехникуму. Все сводилось к тому, чтобы лишить монастырь элементарных средств к существованию. Не раз над ним нависала угроза полного закрытия. Но вопреки политике атеизации в монастырь приезжало все больше богомольцев, увеличились пожертвования. Старцы: архиепископ Ермоген (Голубев), архимандрит Игнатий (Кударенко), иеромонах Иероним (Коваль), схиигуменья Гавриила (Рисицкая) и др. – своей духовной силой поддерживали монашествующую братию и верующих, за что были неугодны властям. За неподчинение властям был снят с должности и изгнан из Жировиц и сам архимандрит Михей.

Много усилий по стабилизации положения православной церкви в застойные времена в республике, которая по планам властей должна была стать первым безбожным регионом СССР, и Жировицкого монастыря предпринял его архимандрит Филарет (Вахромеев), совмещавший пастырские обязанности с должностью председателя отдела внешних церковных сношений Московского патриархата (до 1989 г.). Желая привлечь к монастырской проблеме внимание небезразличного для советского правительства зарубежья, он организовал в Жировицы частые паломничества и экскурсии иностранных групп. Здесь появились многочисленные посетители из Японии, США, Германии, Финляндии, Англии, Франции, Чехословакии и т.д. В 1980 г. в монастыре было 15 монахов и 33 монашки. Посвящение в Жировичах новых священнослужителей повышало авторитет обители, привлекало к ней внимание как к главному духовному центру. Интерес к нему рос, хотя и сильно подавлялся сверху.

Духовное возрождение второй половины 80-90-х годов принесло многие перемены в жизнь монастыря. На пасху 1988 г. впервые за 26 лет раздался колокольный звон. Улучшен внешний вид и интерьер храмов. Униатские иконы заменены православными. На территории монастыря велись обширные ремонтные и строительные работы. В 1989 г., после 26-летнего перерыва, возобновила работу Минская духовная семинария, для которой были возвращены корпуса техникума. В 1991 г. она была превращена в высшую школу со сроком обучения до 5 лет. Выделено в пользование 7 га земли, начало развиваться монастырское хозяйство. Фруктовый сад, огород пасека, озерцо с рыбой составляют хозяйственную часть монастыря.

В 1991 и 2002 г. Жировицы посетил московский патриарх Алексий. Обитель привлекает к себе много экскурсий, в том числе зарубежных. В 1994 и 1996 г. ее посещали главы белорусского государства.

В 1999 г. В монастыре находилось 36 обитателей. Он практически полностью содержит семинарию. Имеется 3 высокопрофессиональных хора, работает воскресная школа для детей. Главной святыней Жировиц по-прежнему остается Успенский собор, соединивший в себе черты барокко, рококо и классицизма, с чудотворными иконой и источником и многочисленными другими святынями. В километре от монастыря открыт еще один источник, который считается целебным.

Литература:

1. Арх. Николай. О Жировицком монастыре и находящейся в нем иконе Божьей Матери //Вестник Юго-Западной и Западной России. – 1864. – Т. 4. – Кн. 1.

2. Асіпчык А. Жыровічы // Голас часу. – 1993. - № 24 (3). – С. 33-34.

3. Боянков П. Жировичи. Летопись 5 веков // Неман. – 1995. - № 4. – С. 143-152.

4. Гістарычны арэол Жыровіч // Слонімскі веснік. – 1990. – 6 снежня.

5. Жировицкий Свято-Успенский монастырь. - М., 1999.

6. Местечко Жировицы и его достопримечательности // Литовские епархиальные ведомости. – 1880. - № 49.

7. Мінскевіч С. Жыровічы – святое месца ўсіх хрысціян // Культура. – 1999. – 23-29 студзеня. – С. 13.

8. Паевский Л. Жировицкий и Брест-Литовский архивы // Труды девятого археологического съезда в Вильне, 1893. – М., 1895. – Т. 1.

9. Петровский П. О последних годах унии в Гродненской губернии // Гродненские епархиальные ведомости. 1905. - № 6. – С. 882 – 888.

10. Соніч А. Жыровіцы // Беларуская мінуўшчына. – 1994. - № 4.

11. Ярашэвіч А. Жыровіцкі Свята-Успенскі мужчынскі манастыр // Энцыклапедыя гісторыі Беларусі: У 6 т. Т. 3. – Мн., 1996. – С. 385.

12. Mironowicz A. Jozafat Dubieniecki. Historia cudownego obrazu Zyrowickiego Rocznik Teologiczny. – 1991. – T. XXXIII. – S. 195–215.

С. В. Морозова

Жировицкая икона Богоматери – одна из христианских святынь Беларуси. Почитается православными и греко-католиками как чудотворная. Находится в Жировицком Свято-Успенском мужском монастыре. Представляет собой овал размером в детскую ладонь, вырезанный из камня, с рельефным изображением на одной стороне Богоматери с ребенком в руке. С иконой связано основание Жировицкого монастыря.

По преданию, пастушки, пасшие стадо Александра Солтана на том месте, где сегодня находятся Жировичи, вблизи леса заметили необычный свет, который исходил от маленькой иконы на ветвях дикой груши. Они принесли икону пану, который, не придав ей особого значения, спрятал в сундук. Вечером, когда он хотел показать гостям интересную находку, ее в сундуке не оказалось. Через некоторое время пастухи, не знавшие об исчезновении иконы, были поражены, вновь увидев ее на том же дереве в прежнем сиянии. Икону вновь отнести Солтану, который увидев в этом Божий знак, возвел на месте грушевого дерева деревянную церковь Богородицы, при этом пень дерева оказался в помещении церкви. Вокруг храма возникло селение.

Среди исследователей нет единого мнения о времени явления иконы. Называются 1470, 1480 и 1494 г. Большинство исследователей связывают появление этой иконы с именем смоленского епископа, а затем киевского митрополита Александра Солтана, который получил за политические заслуги от великого князя литовского Александра на основе привилея от 20.III.1493 титул надворного маршалка ВКЛ и владение Жировицы в Слонимском повете. Таким образом, появление иконы не могло произойти ранее этого года или же она явилась еще до вступления Солтана во владение Жировицами. По мнению польского исследователя А.Мироновича, это произошло не ранее 1514, когда сын Александра Солтана литовский подскарбий с 1496 и надворный маршалок ВКЛ с 1509 Александр Александрович Солтан, женатый на дочери слонимского окольничьего, полностью переселился со своей семьей в Жировицы после занятия московским войском Василия III Смоленщины, забрав с собой всю ценную движимость со своих смоленских владений.

Известие о явлении иконы Богоматери стало расходиться по округе. Чтобы поклониться ей, в Жировицы стали стекаться люди, которые приносили многочисленные пожертвования. Есть сведения, что королева Бона украсила икону драгоценными алмазами.

В первой половине ХVI в. (называются даты: около 1520, около 1561) большой пожар уничтожил церковь, где находился пень груши – место явления чудотворной иконы. Ее поиски на пожарище успеха не имели. Но она, казалось, безвозвратно потерянная, уцелела. По преданию, ее, потемневшую от пожара, увидели на камне недалеко от пепелища дети в руках самой Божьей Матери. Когда об этом сообщили духовенству, Богоматерь исчезла, а икона в ореоле света осталась лежать на камне. Камень тот огородили, над ним очередной владелец Жировиц Иван, при котором произошел пожар, построил Явленскую церковь.

Слух о целительной силе иконы расходился все дальше. До 1575 владелец Жировиц основал здесь монастырь. В нем часто бывали владимиро-брестские епископы. Особенно широкую славу чудесными исцелениями икона стала приобретать с начала ХVII в. К ней обращались представители разных социальных пластов, в том числе магнаты. Многочисленных паломников к иконе настоятель Жировицкого монастыря И.Кунцевич склонял к унии.

В 1644 г. король Речи Посполитой Владислав ІV открыл серию королевских паломничеств к чудотворной иконе, положил перед ней богатые дары. В январе 1651, собираясь на разгром Б.Хмельницкого, поклониться иконе приезжал король Ян Казимир; в 1683 перед битвой под Веной – Ян III Собесский.

В начале ХVIII в. слава жировичской иконы и ее чудес достигла апогея. 19.IX.1730 униатский митрополит киевский и галицкий Афанасий Шептицкий торжественно короновал икону короной, сделанной в Риме и освященной папой Бенедиктом ХІІІ. Привез ее оттуда магнат Иероним Радивилл. По сохранившимся сведениям, на церемонии коронации присутствовало 38 тыс. человек. Главные расходы на коронацию взяла на себя мать Иеронима Радивилла Анна Сангушка, которая украсила корону драгоценными камнями. Для иконы был сделан тогда же дорогой оклад. В том же веке неизвестный белорусский иконописец написал на стене базилианского монастыря в Риме копию этой иконы, которая до сегодняшнего дня почитается в Италии как Богородица-Живительница.

В 1660 икона вывозилась в Бытеньский базилианский монастырь. При перестройке в первой половине ХIX в. Успенского собора икона была вкомпонована в иконостас слева от царских врат.

В 1915 вывезена в Москву и хранилась в склепе собора Василия Блаженного на Красной площади. Оттуда она была возвращена без большинства украшений усилиями жировицкого архимандрита Тихона – контрабандным путем перевезена через советско-польскую границу в банке с вареньем. В 1938 г. впервые чудотворную икону на повозке обвозили по Гродненской епархии. Ее торжественно встречали в Гродно, Волковыске, Бресте, Ружанах и других городах. Теперь, как и в минувшие столетия, чудотворная икона Богоматери привлекает многочисленных верующих, которые ищут помощи и утехи.

С иконы Жировицкой Богоматери неоднократно делались живописные копии. По мере роста ее популярности стали появляться исторические произведения, ёй посвященные. Праздник иконы отмечается ежегодно 7 (20) мая.

Литература:

1. Арх. Николай. О Жировицком монастыре и находящейся в нем иконе Божьей Матери //Вестник Юго-Западной и Западной России. – 1864. – Т. 4. – Кн. 1.

2. Жировицкая Чудотворная Икона Божией Матери и Жировицкая обитель. – Гродно, 1907.

3. Жукович П.Н. Неизданное русское сказание о Жировицкой иконе Божией Матери // Известия отделения русского языка и словесности. 1912. – Т. 17. Кн. 2.

4. Пуцко В. Жыровіцкі рэльеф // Помнікі гісторыі і культуры Беларусі. – 1989. - № 2.

5. Ярашэвіч А. Жыровіцкі абраз Маці Божай // Энцыклапедыя гісторыі Беларусі: У 6 т. Т. 3. – Мн., 1996. – С. 384.

6. Mironowicz A. Jozafat Dubieniecki. Historia cudownego obrazu Zyrowickiego Rocznik Teologiczny. – 1991. – T. XXXIII. – S. 195–215.

С. В. Морозова

Пытанне 10

Фларэнційская ўнія 1439 г.

Флорентийская уния 1439 – организационное объединение под властью римского папы вселенских католической и православной церквей, провозглашенное на церковном соборе во Флоренции (Италия).

Сторонниками унии наряду с папством были руководящие круги Византийской империи, в том числе император Иоанн VIII Палеолог и царгородский патриарх Иосиф II (1416-1439), которые надеялись в обмен на уступку в догматике получить помощь католической Европы в борьбе с турецкой угрозой и защите Византийской империи. Участие восточнославянской церкви в задуманном греками соединении церквей обеспечивалось назначением в 1436 на Киевскую митрополию своего соотечественника Исидора, образованнейшего человека того времени, известного своими симпатиями унии.

Исидору принадлежит первостепенная роль инициатора и главного устроителя Флорентийской унии. Будучи патриотом Византийской империи, он не видел другого способа ее спасения от турок как путем получения помощи католического Запада. Сведущий философ, он, пользуясь своим громадным авторитетом, повлиял на самого византийского императора Иоанна VIII Палеолога и умирающего царгородского патриарха Иосифа II, убедив их подписать унию. Русское «Слово о составлении осьмаго собора» всю вину за унию возлагает на Исидора, обращаясь к нему: «Царя обольстил еси, патриарха смутил еси и царствующий град погибели исполнил еси».

Уния была подписана 5.VII.1439 и на следующий день торжественно провозглашена. С католической стороны свои подписи под актом унии поставили сам папа римский Евгений IV, 143 кардинала, примасы, бискупы и арцибискупы, с православного – византийский император Иоанн VIII Палеолог, митрополиты Антоний, Досифей, Исидор и еще 15 митрополитов. Подпись патриарха Иосифа II в акте унии отсутствует, потому что он умер 10.VI.1439. Но он оставил документ, в котором засвидетельствовал свое согласие. Под актом унии стоит подпись Исидора: «Подписуюсь с любовью и одобрением», а также суздальского епископа Авраамия: «Смиренный епископ Авраамие суждальский подписую».

В соответствии с Флорентийским соглашением, Царгородская церковь вместе с дочерними церквами соединялась с Римом. Латиняне и греки принадлежали теперь к единой Христовой церкви на равных условиях. Православная церковь признавала ряд католических догматов, в том числе филиокве (в компромиссном варианте), при сохранении обрядности и богослужения на греческом, церковнославянском и др. языках, брака светского духовенства, права светских людей причащаться вином и т.д.

На обратном пути из Флоренции в 1440-1441 Исидор попробовал ввести унию в Польше и ВКЛ. Она встретила толерантное отношение в Кракове, Перемышле, Холме, Львове, Киеве, Смоленске, Полоцке и некоторых других городах и землях. Православная знать ВКЛ доброжелательно принимала Исидора.

Но уния вводилась медленно и до 1443 не имела государственной поддержки. Дело в том, что в то время унии никто особенно не жаждал: ни православные, ни католические иерархи, которые ее проигнорировали, ни правительство, ни даже сам папский престол. С начала 1430-х и до 1450-х отношение к унии в правительственных кругах Польши и ВКЛ было в значительной мере неоднозначным.

Во-первых, католическая церковь имела свои внутренние проблемы, и ее иерархи были сначала враждебно настроены к ее инициатору папе Евгению IV, победителю на последних папских выборах, и подчинялись папе Феликсу V, избранному альтернативным Флорентийскому Базельским собором. Позицию непризнания Евгения IV занимала и политическая элита государств. Признание Флорентийской унии князем Юрием Лугвеновичем, который в 1440-1441 на короткое время восстановил независимость Смоленского княжества от ВКЛ и рассчитывал получить поддержку Рима, было еще одной из причин, почему правящие круги ВКЛ в то время не признали Флорентийской унии.

Важным фактором, который препятствовал Флорентийскому объединению в ВКЛ и Польше, было негативное отношение местных латинских иерархов и духовенства как к «руской» церкви, так и к объединению с ней. Прямое окатоличивание православного населения Беларуси и Украины было им более по душе. Уния же означала, что продолжается параллельное существование «руской» иерархии. Католические епископы не собирались поступаться и равняться в правах с «никчемными» владыками восточного обряда до тех пор, пока эти владыки придерживаются своих предрассудков. Единение «руской» церкви с Римом подрывало привилегированный социально-правовой статус римско-католического меньшинства в белорусско-украинских землях ВКЛ и Польши.

С другой стороны, по словам иезуита Антония Поссевино, папского посла к Ивану Грозному, восточные епископы насмехались над недолговечной Флорентийской унией, к заключению которой они не имели отношения и подчиняться которой по собственной воле не собирались. Враждебное отношение к «руской» церкви среди католических церковных и светских кругов Польши и ВКЛ не могли остаться вне внимания православных и отворачивали их от идеи объединения с Римом.

В сравнении с умеренной реакцией на Флорентийский собор и унию на белорусско-украинских землях в Московском государстве на них отреагировали бурно. По возвращении Исидора с собора его низложили и заключили в монастырскую тюрьму, откуда он убежал в ВКЛ, а затем в Рим.

Хотя много греческих иерархов по доброй воле – или и по глубокому убеждению – на Флорентийском соборе высказались за объединение церквей, большинством рядового духовенства, монахов и мирян уния не была принята и стала яблоком раздора в византийской православной общности. Большинство греков, которые одобрили Флорентийскую унию, со временем дезавуировали свои подписи. Многие из них считали, что турецкое нашествие было божьей карой за грехи греческого народа, общества и церкви, и прежде всего – за капитуляцию перед католической ересью, осуществленную во Флоренции. С приходом на патриарший престол антиуниата Геннадия Схолария (1454-1456, 1463, 1464-1465) противники флорентийского компромисса взяли верх. Хотя новый патриарх увлекался произведениями Фомы Аквинского и сначала склонялся к унии, а на самом Флорентийском соборе даже отстаивал правильность католической доктрины про происхождение святого духа, теперь он почти 10 лет верно носил мантию лидера антиуниатской партии, переданную ему Марком Евгеником на смертном одре (1444 или 1445). Схоларий не был более склонен поддаваться на западноевропейские церковно-политические инициативы. На соборе 1484 греческая церковь формально аннулировала Флорентийское соглашение. Есть также сведения, что оно было отвергнуто Иерусалимским 1443, Константинопольскими 1450 и 1472 и другими церковными соборами. И хотя вопрос унии с Римом еще не раз вставал в дискуссиях православных духовных, было похоже, что среди посполитого греческого люда он был решен окончательно.

Хотя попытка церковного объединения Востока и Запада в XV в., резонанс которой еще долго витал в Киевской митрополии, окончилась-таки неудачей, и разделение на католиков и православных утвердилось вновь, Флорентийская уния на многие десятилетия определила судьбу белорусско-украинской церкви и всего востока Европы. Одним из ее последствий было самостоятельное, без санкции Царгорода, который «запятнал» свою веру, приняв папские «ереси», поставление митрополита в Москве и окончательный раздел православной церкви Восточной Европы на 2 части: Киевскую и Московскую митрополии. В Москве поднялась буря полемических произведений, которые обвиняли флорентийских перебежчиков – греческого патриарха и византийского императора, противопоставляя их вероломству непреклонную православную веру московского князя.

Флорентийская уния стала основной «правовой базой» толерантного отношения к восточным христианам на католическом Западе (например, в Венеции, где была значительная греческая диаспора).

Результатом Флорентийской унии было то, что римские папы стали принимать непосредственное участие в делах «руской» церкви, и это – с переменным успехом - имело место до начала XVI в. После Флорентийской унии, создания отдельной Московской митрополии и падения Византийской империи, когда папа назначил киевского митрополита, а царгородский унийный патриарх жил в Риме, юрисдикционный статус Киевской митрополии на протяжении нескольких десятилетий оставался неопределенным. Во второй половине ХV в. киевские митрополиты, как представляется, все еще не признавали категорического конфессионального размежевания, хотя в глазах и Рима, и Царгорода их примирение, достигнутое на Флорентийском соборе, завершилось. До начала ХVI в. киевские митрополиты, не разрывая с Царгородом, искали способы продолжения или восстановления отношений с Римом, когда, увидев, что папство – и прежде всего высшее католическое духовенство ВКЛ и Польши – считают Флорентийскую унию уже расторгнутой, положили конец этим начинаниям.

После восстановления в 1458 отдельной от Московской Киевской митрополии в ВКЛ (с кафедрой в Новогрудке) Флорентийской унии придерживался великий князь литовский Казимир. Он поставил митрополитом сторонника унии Григория Болгарина, который, однако, не смог ее ввести и от нее отрекся. Преемник Григория нареченный митрополит Мисаил в 1476 организовал обращение высших духовных и светских особ к папе Сиксту IV о готовности продолжать дело унии. С аналогичным посланием обратился в Рим в 1500 киевский митрополит Иосиф Болгаринович. Подсчитано, что пятеро из девяти митрополитов, избранных в ВКЛ в ХV в., были униатами или сторонниками унии. Они формально считали ее действительной на территории Польши и ВКЛ. Однако это фактически не сказывалось на жизни духовенства и верующих, хотя сделало, например, возможным выпуск папой специальных индульгенций, сбор от которых должен был пойти на отстройку Киева, разрушенного в 1482 крымским ханом Менгли-Гиреем.

Создается впечатление, что в конце XV в. в Риме стали свыкаться с мыслью о бесперспективности Флорентийской унии на белорусско-украинских землях. Уже в 1501 папа Александр VI признал ее недействующей в ВКЛ. На протяжении большей части ХVI в. папский престол, начав борьбу с Реформацией, только время от времени проявлял интерес к православному населению ВКЛ. В 1577, в частности, он финансировал издание на греческом языке актов Флорентийской унии, правомочность которых всячески отстаивалось в предисловии, которое ошибочно приписывают Геннадию Схоларию. Целью этого издания было возродить среди греков идею церковного объединения флорентийского узора.

В ХVI в. улеглось возбуждение в православном мире, вызванное Флорентийской унией, и противоречия между про- и антиуниатской православной партиями, которые перед самым приходом турок в Византию так ревностно боролись между собой, немного стерлось. Флорентийская традиция была забыта или призабыта до последней трети ХVI в., когда ее вновь вспомнили и в Киевской митрополии, и в Риме.

На принципах Флорентийской унии была основана провозглашенная через полтора столетия Берестейская церковная уния 1596. Ее организаторы хотели возродить дух флорентийского экуменизма на локальном уровне, поскольку видели, что универсальная, глобальная уния в новых условиях неосуществима. В своей концепции унии с Римом К.Острожский брал за образец модель объединения, оговоренную на Флорентийском соборе. Особенно часто обращался к примеру Флорентийской унии И.Потей. Но белорусско-украинские владыки вряд ли осознавали, что взгляды Рима на церковное объединение далеко отошли от времен Флорентийского соглашения.

Организаторами Берестейской унии двигала сознание наследования замыслу и делу предков: «…то вже и продкове наши давно промышляли…». На их авторитет ссылались в соборной грамоте от 2 декабря 1594 г.: «…в которой едности … завжды продкове наши были». Свое моральное право решать судьбу всей церкви и народа, подвергнутое сомнению доревалюционной российской и советской историографией, они основывали на давности унийной традиции в ВКЛ. «Эта едность не от нас началась, а здесь в государстве давно была, но только злыми людьми утоена», – сообщал в 1601 И.Потей Л.Сапеге о находке в Вильне и Лаврышове древних рукописей, которые эту давность падтверждали.

В конце XVI в., когда стали возникать проекты нового церковного объединения, Флорентийская уния вновь стал предметом усиленных дискуссий. Среди массива полемической литературы, связанной с Берестейской церковной унией, не было ни одного более-менее серьезного произведения, где бы не вспоминалась Флорентийская уния – ее или усердно охаивали, или не менее рьяно защищали.

На волне пробудившихся национально-религиозных чувств, вызванных Берестейской унией, обостряется историческая память общества, закипели страсти вокруг прошлого, сквозь призму которого возникла необходимоть осмыслить соглашение 1596, чтобы определить место своей страны в общерелигиозных процессах. Идеологи унии делали нажим на единство папства и патриархата во время крещения Руси, на потерю веры предков, какой она была до раскола 1054, апеллировали к национальной исторической традиции преодоления односторонней ориентации на византийский Восток. Особенно бурные страсти разгорелись вокруг наследия на «Литве и Руси» Флорентийского собора 1439, решения которого, приемлемые как для Рима, так и для Царгорода, основателями унии воспринимались как свидетельство самой истории в пользу восстановления союза Киевской митрополии с апостольским престолом. Они заявляли о своей верности «духу и букве» флорентийского экуменизма, а свою унию читали продолжением дел предков.

Этот сильнейший аргумент должен был производить небезразличное впечатление на общество, ибо противники объединения сильно налегали на дискредитацию события полуторавековой давности. Послы от альтернативного Берестейского собора 1596 заявили королю, что оны рады приступить к унии, но поскольку «из истории видно, что это святое соединениее сколько раз не заключалось, всякий раз и разрывалось, потому что не были ликвидированы все препятствия для него, то и мы, не желая более без нужды создавать такие непрочные дела, желаем приступить к этому соглашению осмотрительнее, надлежащими средствами и путями, чтобы оно, утвержденное на крепкой основе, могло быть долго и, дай бог, вечно».

Оппозиция объединению церквей была не против унии в принципе, но против ее регионального характера. Она хотела универсального объединения двух ветвей христианства, а отказу от подчинения патриархам и признанию примата папы противопоставляла соглашение, основанное на паритете двух всемирных христианских центров. В брошюре «История о листрикийском, то есть о разбойническом Ферарском или Флоренском синоде, вкратце правдиво списаная» (1598), основанной на враждебных Флорентийской унии афонских и московских писаниях, клирик Острожский пытается доказать неканоничность соборных постановлений 1439. На этот более эмоциональный, чем интеллектуальный антиисторический опус И.Потей ответил научным трактатом «Оборона Флорентийского собора осьмого» (1603–1604), в котором дал историографию собора, проанализировал источники и на конкретных и авторитетных свидетельствах его римских и византийских участников доказывал его историческую оправданность, церковную каноничнасть и выводил генезис Берестейской унии из его постановлений. Исторические выкладки «Перестороги» анонимного автора (1605) и «Палинодии» З.Копыстенского (1621) о ненадежности, непрочности, непринятии Флорентийской традиции на «Руси» пытался опровергнуть в своей книге «Защита церковного единства» (Вильно, 1617) Л.Кревза, доказывая, что уния существовала на «Руси» всегда и что теперь она введена законно и добросовестно.

Литература:

1. Белы А.В. Фларэнтыйская унія 1439 // Рэлігія і царква на Беларусі: Энцыклапедычны даведнік. – Мн., 2001. – С. 340.

2. Гудзяк Б. Криза і реформа: Киівська митрополія, Царгородский патріархат і генеза Берестейськоі уніі: Пер. з англ. – Львів, 2000.

3. Карташев А.В. Очерки по истории русской церкви. – Репринт. Париж, 1959. – М., 1991. – Т. 1. – С. 349–362.

4. Мартос А. Беларусь в исторической государственной и церковной жизни. – Репринт. Буэнос–Айрес, 1966. – Мн., 1990. – С. 111–124.

5. Потей І. Оборона Флорентійского собору восьмого проти фальшивого [собору], недавно виданого ворогами з’единення – у Вільні – 160 року // Analecta Ordinis S. Basilii Magni. Sectio II. Vol. XV. – Romae. – P. 396–459.

6. Gill J. The Council of Florence. – Cambridge, 1982.

7. Halecki O. From Florence to Brest (1439-1596).- Romae, 1958.

8. Halecki O. Od unii Florenckiej do unii Brzeskiej / Przekł. A.Niclewicz. – Lublin – Rzym, 1997. – T. I.

С. В. Морозова

 

Пытанне 11

Перадумовы Берасцейскай царкоўнай уніі. Унійныя тэндэнцыі ў Вялікім княстве Літоўскім у XV ст.

Берасцейская унія гістарычна дэтэрмінавана становішчам Беларусі на памежжы двух светаў: ус¬ходне- і заходнеславянскага – і кантактнай зоны дзвюх цывілізацый: праваслаўна-візантыйскай і рыма-каталіцкай. У супрацьстаянні і пад ціскам праваслаўнага Усходу і каталіцкага Захад нашы продкі вымушаны былі шукаць сваё месца ў агульнагістарычным працэсе, у тым ліку і на царкоўным полі. Геапалітычная спецыфіка Беларусі, дзе з канца ХІV ст. усходнехрысціянскі свет сутыкаўся з такім жа хрысціянскім, толькі ў іншай культурна-рэлігійнай версіі, Захадам, набіраючы з канца ХІV ст. сілу рэлігійны антаганізм паміж пра¬васлаўным і каталіцкім насельніцтвам ВКЛ проста вымагаў пошуку кампрамісаў у канфесійнай сферы, патрабаваў рэлігійна-культурнага дыялога і ствараў спрыяль¬ную глебу для выспявання і прарастання уніяцкай ідэі. Цесна знітаваная з прабле¬май адстойвання царкоўнага і дзяржаўнага суверэнітэту ВКЛ, гэта ідэя то ажы¬вала, то затухала.

Ужо з ХV ст. ідэю уніі жывілі ў ВКЛ геапалітычны і экуменічны фактары. З 9-ці мітрапалітаў, абраных у ВКЛ у ХV ст., пяцёра абвяшчалі царкоўную унію або былі яе прыхільнікамі (Грыгорый Цамблак, Грыгорый Балгарыновіч, Місаіл Пестручэй, Іосіф І Балгарыновіч). У ВКЛ знайшоў прытулак маскоўскі мітрапаліт Ісідор – падпісант Фларэнційскай уніі, за што папаў у апалу ад вялікага маскоўскага князя. Вядомы калектыўныя пасланні “рускага” духавенства і свецкай знаці ВКЛ папе рымскаму з прапановай аб аб’яднанні з каталіцкай царквой 1473 і 1476 гг.

Папулярнасць ідэі хрысціянскага адзінства, блізкае суседства і дачыненні з лацінскім Захадам, знаёмства і далучэнне да сістэмы яго каштоўнасцяў праз тра¬дыцыйныя палітычныя і культурныя сувязі з Польшчай і ўзмацненне зносін з краінамі Цэнтральнай і Заходняй Еўропы ў ХVІ ст., актыўнае збліжэнне з заход¬нехрысціянскай культурай, міжканфесійныя шлюбы выпрацавалі спецыфічны, ад¬метны ад маскоўскага, менталітэт беларуска-ўкраінскага праваслаўя. Яму ўласцівы здольнасць лавіраваць паміж Царгарадам і Рымам, гатоўнасць пэўных колаў да дыялогу і кампрамісу на годных умовах. Такім чынам, нашы продкі, най¬перш «вярхі», былі і псіхалагічна падрыхтаваны да ўзнікнення і прара¬стання уніяцкай ідэі. Яе генератарамі былі людзі, выхаваныя на памежжы вызнан¬няў і культур, інтэграваныя ў заходнееўрапейскую цывілізацыю, якіх С.А.Падокшын аднёс да тыпу царкоўных і свецкіх дзеячаў «на мяжы культур».

Другая палова ХVІ ст. з’яўляеца часам бурных царкоўных «нестроений» і змены геапалітычнай і духоўна-культурнай сітуацыі ў Еўропе. Новыя рэаліі еўрапейскай і беларускай рэлігійна-палітычнай і этнакультурнай рэчаіснасці за¬патрабавалі прывядзення ў адпаведнасць да іх і царкоўнага жыцця Беларусі, якую Люблінская унія паставіла ў цэнтр еўрапейскіх рэлігійна-палітычных канфліктаў; Вялікага княства Літоўскага, дзе сутыкнуліся наспяваўшыя ў сусветным маштабе супярэчнасці ўнутры хрысціянства.

Берасцейская царкоўная унія 1596 г. з’явілася ў выніку збегу як комплексу еўрапейскіх рэлігійна-палітычных адносін 60–90-х гадоў ХVІ ст., так і ўнутраных абставін. Выдзяляюцца 1) ўнутраныя і 2) знешнія прычыны уніі.