3. Политическая и идеологическая жизнь страны

а) Политические аспекты развития СССР

Если в сфере экономики война привела к некоторому ограничению директивного администрирования, то в идейно-политической области она вызвала небольшое ослабление надзора, увеличила число неконтро­лируемых идейных движений, особенно среди тех, кто в течение не­скольких лет находился за пределами системы (оккупация, плен), в на­циональной среде и интеллигенции.

С возвращением к мирной жизни власти попытались, действуя чаще всего жестко, восстановить контроль над умами. Обращение с военно­пленными, репатриированными в СССР, уже с лета 1945 г. свидетельст­вовало об ужесточении режима. В целом только около 20% из 2 млн. 270 тыс. репатриированных военнопленных получили разрешение вер­нуться домой. Большинство же бывших военнопленных были или от­правлены в лагеря, или приговорены к ссылке минимум на 5 лет или к принудительным работам. Такое обращение было продиктовано стра­хом, что их рассказы о пережитом будут слишком расходиться с тем, что официально выдавалось за правду. Показательно, что в июне 1945 г. сельские органы власти получили инструкцию установить в деревнях на видном месте щиты с надписями, что не следует верить рассказам ре­патриированных, т. к. советская реальность неизмеримо превосходит западную. Это уведомление имело целью морально изолировать репат­риированных и заставить подозревать их в предательстве. Вполне дос­товерно можно предположить, что была и боязнь проникновения на территорию СССР агентуры западных спецслужб.

Возвращение в состав Советского Союза территорий, присоединен­ных в 1939-1940 гг. и остававшихся в оккупации в течение почти всего хода войны, во время которой там развилось националистические дви­жение против советизации, вызвало цепную реакцию вооруженного сопротивления, преследования и репрессий. Особенно сильно все это проявилось в Западной Украине и Прибалтике. Так, еще первая совет­ская оккупация Западной Украины (сент. 1939 — июнь 1941 гг.) вызва­ла к жизни довольно сильную национальную вооруженную организа­цию — ОУН (Организация украинских националистов). После прихода туда немецких войск ее лидеры предприняли безуспешные попытки создания независимых украинских правительств в Львове и Киеве. Чле­ны ОУН часто добровольно вступали в подразделения СС (напр., диви­зия «Галичина») для борьбы против евреев и коммунистов. В июле 1944 г., когда Красная армия вступила в Западную Украину, ОУН соз­дала Высший совет освобождения Украины. Лидер ОУН Р. Шухович стал главнокомандующим Украинской повстанческой армии (УПА), численность которой достигла осенью 1944 г., согласно украинским источникам, более 20 тыс. чел. С июля 1944 г. по декабрь 1949 г. совет­ская власть семь раз предлагала повстанцам сложить оружие, обещая им амнистию. В 1945-1946 гг. сельские районы Западной Украины находи­лись, в основном, под контролем УПА, которая пользовалась поддерж­кой крестьянства, выступавшего против коллективизации. Силы УПА действовали в районах, граничивших с Польшей и Чехословакией, скрываясь в этих странах от ответных операций Советской армии. О масштабах движения можно судить по тому, что СССР был вынужден в мае 1947 г. подписать соглашение с Польшей и Чехословакией о коор­динации борьбы против украинских банд. Согласно ему польское пра­вительство переместило украинское население на северо-запад страны, чтобы лишить повстанцев их прочной базы. Голод 1947 г., заставивший десять тысяч крестьян из восточной части Украины бежать в западную, менее пострадавшую, позволил повстанцам в течение еще некоторого времени пополнять свои ряды. Окончательно Западная Украина была «умиротворена» только в 1950 г. после проведения там коллективиза­ции, переселения целых деревень, депортации, ссылки и арестов около 300 тыс. чел. (1945-1950 гг.). Эта цифра включает тех, кто сотрудничал

с немцами (т. н. пособники), повстанцев и простых крестьян, которые сопротивлялись коллективизации или поддерживали УПА. По призна­нию министра внутренних дел УССР, в декабре 1949 г. повстанческие банды набирались не только из крестьян, но и «молодых людей, сбе­жавших с заводов, донецких шахт и ремесленных училищ».

Возвращение Западной Украины в состав СССР сопровождалось преследованиями униатов. После смерти в ноябре 1944 г. митрополита Западной Украины Шептицкого Униатской церкви было рекомендовано слиться с Русской православной церковью. Вскоре новый митрополит Слипый и несколько других иерархов были арестованы и осуждены за сотрудничество с немцами (кстати, активным коллаборационистом был и А. Шептицкий). В марте 1946 г. в Киеве состоялся объединительный Синод, на котором председательствовал патриарх Алексий I. В 1951 г. после убийства Закарпатского епископа Ромши, униаты этого региона были также присоединены к Русской православной церкви.

В прибалтийских странах советские власти, прежде чем приступить к коллективизации, провели депортацию «классово враждебных» эле­ментов, конфисковали земли крупных собственников, которые были распределены среди бедных крестьян, подавили сопротивление воору­женных групп «лесных братьев» (1945-1948 гг.). В 1948 г. удельный вес колхозов не превышал 2,4% в Латвии, 3,5% — в Литве и 4,6% в Эс­тонии. Насильственная коллективизация была проведена в два года (1949-1950 гг.). В 1950 г. в этих республиках было коллективизировано соответственно 90,8, 84 и 76% хозяйств. Коллективизация в Прибалтике сопровождалась депортацией примерно 400 тыс. литовцев, 150 тыс. ла­тышей и 50 тыс. эстонцев.

26 июня 1946 г. «Известия» опубликовали указ о высылке за кол­лективное предательство чеченцев, ингушей и крымских татар, ликви­дации Чечено-Ингушской автономной республики и преобразовании Крымской АССР в область. На самом деле депортация этих и других, неназванных в указе народов была произведена уже за несколько лет до этого. Указ от 28 августа 1941 г. объявил о «переселении» немцев По­волжья (400 тыс. чел. в 1939 г.). С октября 1943 г. по июнь 1944 г. за «сотрудничество с оккупантами» были депортированы в Сибирь и Среднюю Азию шесть других народов: крымские татары (прим. 200 тыс.), чеченцы (400 тыс.), ингуши (100 тыс.), калмыки (140 тыс.), кара­чаевцы (80 тыс.), балкарцы (40 тыс.). В течение, примерно, 10 лет эти народы официально как бы не существовали.

б) Идеологическая жизнь СССР

Одновременно с «одергиванием» нерусских народов в 1946 г. была развернута кампания по восстановлению несколько ослабленного во время войны контроля за интеллектуальным творчеством, где обнару­живались т. н. «заграничное влияние», «западное упадничество», «ме­тафизические тенденции», «антирусский партикуляризм», «мелкобур­жуазный индивидуализм» и «искусство для искусства». Идеологическое руководство этой кампанией осуществлялось лично A.A. Ждановым с таким рвением, что она была окрещена ее жертвами «ждановщиной». Однако и после смерти Жданова эта кампания продолжалась с не мень­шей, а, может быть, и большей жестокостью вплоть до 1953 г. Если причины, по которым интеллигенция «прибиралась к рукам», были по­нятны в условиях, когда был взят курс на окончательное создание куль­та Сталина, то объяснение выбора конкретного момента для проведения этой акции вызывает определенные затруднения. Похоже, однако, что именно тяжелый экономический кризис лета 1946 г., приведший к голо­ду (особенно сильному на Украине, в Молдавии и Нижнем Поволжье), подтолкнул власти к решению заставить интеллигенцию замолчать. Но, видимо, были какие-то и другие причины, скорее всего, иррационально­го характера. Думаю, что первым признаком изменения в духовном климате общества было закрытие в 1946 г. «Исторического журнала», признанного неспособным разработать новый подход к истории. (Соз­данный вместо него журнал «Вопросы истории», в свою очередь, в 1949 г. подвергся жестокой чистке). 1 августа 1946 г., было принято ре­шение о создании нового журнала «Партийная жизнь», призванного контролировать развитие интеллектуальной, научной и художественной жизни, отмеченное со времени победы, как говорилось в постановле­нии, «идеологической вялостью, появлением новых идей и иностранно­го влияния, подрывающих дух коммунизма».

14 августа ЦК партии обрушился на журналы «Ленинград» и «Звез­да» (первый получил выговор, второй был закрыт) за то, что они стали проводниками «идеологий, чуждых духу партии», особенно после пуб­ликации произведений А. Ахматовой и М. Зощенко. Через несколько дней они были исключены из Союза писателей. На собрании Союза А. Жданов долго объяснял, что в рассказе М. Зощенко «Приключения обезьяны» «изображение жизни советских людей, нарочито уродливое, карикатурное и пошлое, понадобилось Зощенко для того, чтобы вло­жить в уста обезьяны гаденькую, отравленную антисоветскую тенден­цию насчет того, что в зоопарке жить лучше, чем на воле, и что в клетке

легче дышится, чем среди советских людей». Первому секретарю, прав­ления Союза писателей А. Фадееву было поручено навести порядок в этой организации. 4 сентября новое постановление ЦК подвергло кри­тике «безыдейные фильмы»: «Большая жизнь» о жизни донецких шах­теров, обвиненный в том, что в нем «фальшиво изображены партийные работники», отсутствует показ «современного Донбасса с его передовой техникой и культурой, созданной за годы Сталинских пятилеток», «Ад­мирал Нахимов» Пудовкина и вторая серия «Ивана Грозного» С. Эй­зенштейна за то, что был создан ложный образ царя (как «бесхарактер­ного человека» «типа Гамлета»), который фигурировал отныне среди великих строителей русского государства рядом с Петром I и, естест­венно, Сталиным.

Новый еженедельник «Культура и жизнь» получил задание прове­рить, действительно ли наука, литература, искусство, кино, радио, му­зыка, пресса, музейное дело «поставлены на службу коммунистического воспитания масс». В конце 1946 г. «Культура и жизнь» начала кампа­нию против «декадентских тенденций» в театре и потребовала исклю­чить из репертуара все пьесы зарубежных драматургов. 24 июня 1947 г. Жданов провел совещание философов, на котором была осуждена «Ис­тория западной философии» Г. Александрова (кстати, начальника Агит­пропа ЧК и лауреата Сталинской премии 1946 г.). Согласно Жданову, Александров проявил чрезмерную терпимость в своих суждениях об идеалистической, буржуазной и декадентской философии, «вдохнов­лявшей» борьбу империалистических держав против СССР.

Несколько месяцев спустя ждановщина затронула музыку — сферу, которой она до этого не касалась. Предлогом послужило исполнение в декабре 1947 г. трех произведений, заказанных к 30-летию Октябрьской революции: Шестой симфонии Прокофьева, «Поэмы» Хачатуряна и оперы В. Мурадели «Великая дружба». 10 февраля 1948 г. ЦК ВКП(б) принял постановление «О декадентских тенденциях в советской музы­ке», осуждавшее оперу Мурадели, который пренебрег лучшими тради­циями и опытом классической оперы вообще, русской классической оперы в особенности... Мурадели, утверждалось далее, допустил в либ­ретто оперы «исторически фальшивую» трактовку отношений между русскими, с одной стороны, и грузинами и осетинами, с другой, во вре­мя «борьбы за установление Советской власти и дружбы народов на Северном Кавказе в 1918-1920 гг.» Не менее острой критике подверг­лись композиторы, придерживающиеся «формалистического, антина­родного направления» — Прокофьев, Шостакович, Хачатурян, Мясковский и др. Следствием постановления стала чистка в Союзе композито­ров. «Антиформалистская» кампания велась в течение всего 1948 г.: почти все известные деятели искусства были осуждены, исключены из творческих союзов и вынуждены были прекратить свою деятельность. Хорошо хоть живы остались, а не были арестованы и не сгнили в лаге­рях.

С конца 1948 г. критику «формалистических» тенденций затмило открытие нового «вредного» уклона — «космополитизма». Запрет на контакты и вступление в брак советских граждан с иностранцами стал первой антикосмополитической мерой. Критика космополитизма быст­ро приобретала все более откровенный антисемитский характер. Газеты соревновались друг с другом в выявлении «настоящих имен» осужден­ных космополитов. Кампания была направлена в первую очередь про­тив интеллигентов-евреев, обвиненных в «индивидуалистическом и скептическом обособлении», «антирусском космополитизме», «сиони­стской деятельности в интересах империализма». Был ликвидирован худ. рук. Еврейского театра С. Михоэлс. Был распущен Еврейский ан­тифашистский комитет, который в годы войны занимался сбором фи­нансовых средств среди диаспоры для поддержки Советского Союза, в январе 1953 г. было сфабриковано дело «убийц в белых халатах» и т. д.

Идеологический контроль был распространен на все сферы духов­ной жизни. Столь же уверенно, как в истории и философии, партия вы­ступала как законодатель и в языкознании, биологии и математике, осуждая некоторые науки как «буржуазные». Так мы лишились генети­ки, волновой механики, кибернетики, психоанализа, статистического анализа в социологии, теории вероятностей, квантовой физики.

* * *

Политическая система СССР в 1945-1953 гг. эволюционировала в сторону установления авторитарной формы правления.

Прежде всего, это выразилось в апогее личной диктатуры Сталина. В каждом населенном пункте сооружался свой памятник Сталину. Празд­нование в декабре 1949 г. его 70-летия превзошло все мыслимые грани­цы. Вряд ли мир когда-либо слышал такой хор славословий и рабских заверений во всех концах света.

Изолировавшись из-за своей прогрессирующей подозрительности от всех, избегая церемоний и приемов, зная о жизни страны только по «причесанным» докладам, стареющий Сталин проводил большую часть времени на своей даче в Кунцево, откуда приезжал на несколько часов в Кремль. Все серьезные дела решались на даче, куда вызывались члены партийного руководства, за «рюмочкой» чайку.

В эти годы Сталин предпринял ряд мер по укреплению своей поли­тической системы.

На уровне символов это выразилось в воссоздании гражданских и военных званий (так, в 1946 г. народные комиссары превратились в ми­нистров), в переименованиях, призванных знаменовать переход к ново­му этапу в историческом развитии народа и государства (РККА была переименована в Советские Вооруженные силы, ВКП(б) в 1952 г. стала КПСС).

На теоретическом уровне шла скрытая критика ленинской концеп­ции партии. Так, в речи, произнесенной 9 февраля 1946 г., Сталин зая­вил о том, что единственная разница между коммунистами и беспар­тийными состоит в том, что первые являются членами партии, а вторые нет.

На более глубоком уровне реального осуществления власти диктату­ра Сталина выражалась в последовательном игнорировании руководя­щих органов партии: более 13 лет — с марта 1939 по окт. 1952 г. не со­зывались съезды и более 5 лет — с февраля 1947 по окт. 1952 гг. — пле­нумы ЦК. Даже Политбюро (10 членов и 4 канд.) почти никогда не со­биралось в полном составе из-за введенной вождем практики «малых комиссий» (полностью незаконной с точки зрения устава) с расплывча­тыми полномочиями: комиссия пяти, шести, семи и т. д.

Резко возросла роль личного секретариата Сталина и «спец. сектора» секретариата — реальным центром принятия решений и контроля за их исполнением.

Как бы то ни было, Сталину удалось сконцентрировать власть в не­подконтрольных никому, кроме него самого, теневых структурах, ему удалось прибрать к рукам высших военачальников, овеянных славой Победы, и обратить себе на пользу соперничество и амбиции людей из своего ближайшего окружения.

А то, что там шла драка за власть, в настоящее время стало очевид­ным. Первой конфликтной ситуацией, в которой Сталин взял себе роль арбитра, был спор Маленкова и Жданова, считавшихся после окончания войны его потенциальными преемниками. Восхождение обоих началось еще в довоенные годы. В 1939 г. Маленков был назначен секретарем ЦК и начальником Управления кадров ЦК. Благодаря своим бесспорным организаторским способностям, он в годы войны выполнял различные ответственные поручения. Член ГКО, в 1943 г. Маленков возглавлял Комитет по восстановлению хозяйства в освобожденных районах; в 1944 г. он возглавил Комитет по демонтажу немецкой промышленно­сти. В то время как Маленков после блестящей партийной карьеры под­нимался все выше в сфере гос. управления, Жданов не менее успешно продвигался в структуре партийного аппарата. Будучи с 1934 г. секрета­рем ЦК, членом Оргбюро ЦК и преемником Кирова на посту первого секретаря Ленинградской парторганизации, он сыграл немалую роль в чистке местных партийных, и хозяйственных кадров в 1936-1938 гг. На XVIII съезде в марте 1939 г. был избран членом Политбюро.

Спор между Маленковым, которого поддерживали Берия, Каганович и руководители тяжелой промышленности, с одной стороны, и Ждано­вым, на стороне которого были председатель Госплана Вознесенский, Доронин, Родионов, Кузнецов и некоторые военачальники, — с другой, одновременно касался, как уже говорилось, международного положе­ния, а также темпов и путей экономического развития СССР в послево­енные годы. Политический конфликт между Маленковым и Ждановым развивался с конца 1945 г. по сугубо частному вопросу: Жданов и Воз­несенский атаковали Маленкова в связи с его политикой вывоза немец­кой промышленности, которая приводила, по их мнению, к чудовищно­му разбазариванию средств. Микоян, посланный Сталиным разобраться на месте, вернулся с крайне неблагоприятным докладом, свидетельст­вующим о необходимости отказаться от политики демонтажа в пользу создания смешанных предприятий, которые бы организовали в Герма­нии производство продукции для СССР. Сталин поддержал группу Жданова, снял Маленкова с поста, одновременно выведя его из секрета­риата ЦК. В течение двух лет Жданов и его помощник М. Суслов, на­значенный в июне 1947 г. руководителем Агитпропа (вместо близкого к Маленкову Г. Александрова), пользовались доверием Сталина, проводя в жизнь его установки.

В 1945—1946 гг. Сталин очень искусно маневрировал в отношении армии, которая могла бы превратиться если не в самостоятельную поли­тическую силу, то, по крайней мере, стать противовесом гражданской власти и даже арбитром в спорных вопросах. Особенно опасен, по мне­нию Сталина, был самый выдающийся полководец Второй мировой войны Г.К. Жуков.

Уже в 1945 г. были употреблены три средства, чтобы предупредить возможную угрозу со стороны военных: идеологическая интеграция армии в партию, опала в отношении военных руководителей, обезличи­вание истории войны.

В первом случае активно проводилась политика массового вовлече­ния в партию «отличившихся на поле боя»: в конце 1945 г. демобилизо­ванные военные, вступившие в партию в действующей армии, составля­ли 40% общей численности ВКП(б) — 2,5 млн. из 5,7 млн. (всего в пар­тию за время войны вступило около 4 млн. новых членов).

Во втором случае уже к концу 1945 г. виднейшие военачальники по­лучили назначения в отдаленные регионы и были полностью устранены из политической жизни. В частности, Г.К. Жуков был отправлен коман­довать малозначительными сначала Одесским, а затем Уральским воен­ными округом.

И, наконец, отстранение виднейших полководцев сопровождалось обезличиванием истории войны, ставшим очевидным уже в 1946— 1947 гг. В многочисленной т. н. «военной литературе» на первом плане стояли безымянный солдат и партия, выступавшая как вдохновитель и организатор военных операций, которую ничто и никогда не заставало врасплох.

В конечном счете, победа осталась за Маленковым, возвращенным Сталиным летом 1948 г. в состав секретариата ЦК, а смерть Жданова 31 авг. 1948 г. еще более упрочила его положение. Но на горизонте по­литического Олимпа замаячила фигура Н.С. Хрущева.

В сентябре 1952 г. серия газетных статей предупреждала коммуни­стов о «проникновении империалистических агентов в ряды партии». Эти статьи венчали развернутую в конце 1951 г. широкую кампанию в прессе против «преступной недисциплинированности», «кумовства», «бюрократического перерождения» некоторых работников.

В этой напряженной атмосфере 5 октября 1952 г. открылся XIX съезд ВКП(б). Отчетный доклад ЦК был сделан Маленковым, который сообщил о создании в СССР атомной бомбы и оптимистично оценил внутреннюю обстановку в стране. Обойдя молчанием чистки 1948— 1949 гг., Маленков сделал акцент на «замечательных» экономических результатах 4-й пятилетки, как в промышленности, так и в сельском хо­зяйстве. Его единственные критические замечания касались перегибов в реорганизации колхозов и проектов агрогородов, т. е. деятельности Н.С. Хрущева. Однако и последний сумел поставить себя в выигрышное положение своим докладом об организации и Уставе партии, в котором обрушился на различные формы бюрократического перерождения. Это был уже камень в огород Маленкова, отвечавшего за кадровую полити­ку (Сам Сталин не выступал с докладом, ограничившись семиминутным заключительным словом). Оба эти доклада не открывали никаких новых перспектив ни в экономическом развитии, ни в преодолении социальной напряженности. Основные нововведения состояли в изменении полити­ческих структур на вершине партийной иерархии и были сделаны по личной инициативе И.В. Сталина.

Во главе КПСС политбюро было заменено громоздким Президиу­мом, который насчитывал 36 чел. (25 чл. и 11 канд.). Секретариат ЦК был увеличен с 5 до 10 чел., удвоен и состав самого ЦК (до 232 чел.). На XX съезде Хрущев так объяснил смысл этих изменений: заменив полит­бюро более широким органом, Сталин соответственно уменьшил влия­ние своих коллег, которые теперь были окружены «новичками», более молодыми, менее искушенными в интригах и легче управляемыми. Очевидную неповоротливость президиума Сталин смог еще раз обра­тить себе на пользу, продублировав его более узким органом — бюро президиума, 9 членов которого он назначил лично. На деле же в по­следние месяцы своей жизни, впрочем, как и в предыдущие годы, Ста­лин решал все вопросы в тесном кругу, состоявшем, как правило, из Маленкова, Хрущева, Берии и Булганина.

К концу 1952 — началу 1953 гг. социально-психологическая напря­женность в стране еще более усилилась. 13 января 1953 г. «Правда» объявила о разоблачении «террористической группы врачей», в составе которой были названы сначала девять, а затем пятнадцать известных медиков, из них примерно половина были евреями. Врачам было предъ­явлено обвинение в том, что воспользовавшись своим высоким положе­нием (а лечили они кремлевских правителей), они убили в 1948 г. Жда­нова и покушались на жизнь крупных военачальников — маршалов Ко­нева и Василевского, выполняя приказ Интеллидженс Сервис и еврей­ской благотворительной организации Америкэн Джойнт Дистрибьюшен Комити. Начинался новый виток «большого» террора. В то время как разоблачившая их доктор Л. Тимашук получила орден Ленина, обви­няемые, обработанные в подвалах Лубянки, сознавались во всех смерт­ных грехах. Как и в 1936-1937 гг. участники тысячных митингов требо­вали сурового наказания «виновных», возвращения к настоящей «боль­шевистской бдительности». Сфабрикованное «дело врачей», несомнен­но, не столько продолжало кампанию против «космополитов», сколько свидетельствовало о возникновении нового сильного движения к новой радикальной чистке партийных и хозяйственных кадров и интеллиген­ции, в т. ч. и высших (Берия, Ворошилов, Молотов, Микоян).

Однако пока идея широкого заговора интеллигентов, евреев, воен­ных, высших руководителей партии и экономики, партийно-хозяйственной элиты из союзных республик (напоминавшая о худших временах ежовщины) вызревала, в ночь с 1 марта 1953 г. у Сталина произошло кровоизлияние в мозг, и 6 марта ТАСС сообщило, что вождь 5 марта в 21 ч. 50 мин. скончался.