2.3. Авиценна и Аверроэс: первые формулировки проблем схо­ластики

Помимо своей непосредственной цели - восстановить контроль над торговыми путями - арабские завоевания привели еще к одному результату. Они создали единое культурное пространство от Марокко и Испании на западе до Ирана и Ферганы на востоке. На всей этой гро­мадной территории арабский язык играл ту же роль, что латынь в сред­невековой Европе и греческий в эпоху эллинизма. Он был языком рели­гии, философии, науки и медицины И даже после того как эпоха средних веков канула в прошлое, арабская медицина, алхимия и математика продолжали вызывать у европейцев интерес и восхищение, едва ли мень­шее, чем в свое время арабские сабли, скакуны и сказки Шехерезады.

На протяжении всего средневековья арабские переводы Аристо­теля и арабские комментарии к нему оставались для Западной Европы основным источником исследовательского вдохновения.

Родоначальником мусульманского перипатетизма считается уро­женец Ирака аль-Кинди (ок. 800 - ок. 870). Он не отрицает сотворения мира, но в то же время трактует Бога как отдаленную причину. Эта двой­ственность его воззрений предвосхитила будущие столкновения между сторонниками рационалистических, тяготеющих к науке взглядов на че­ловека и его мир и приверженцами религиозно-ортодоксальной точки зрения. Среди последних особенно выделялся иранский богослов аль-Газали (1059-1111). Из его "антиеретических" работ наиболее известен трактат "Опровержение философов".

Рационалистическая линия получает свое развитие в трудах Ибн-Сины (980-1037) или, в латинизированном варианте, Авиценны. Ибн-Сина происходил родом из-под Бухары и прославился как очень разно­сторонний ученый. Знаток Корана, геометрии, логики, права, он в шест­надцатилетнем возрасте получает разрешение открыть свою врачеб­ную практику. В философии Авиценна продолжает традиции Аристотеля. Он соединяет их с неоплатоновскими понятиями эманации и божествен­ного разума, дополняя категориальными разграничениями интуитивные догадки аль Кинди. Учение Авиценны о возможном и действительном бытии привлек­ло внимание самого Фомы Аквинского. На его основе Аквинат разрабо­тал свое третье доказательство бытия Бога. Среди других тем Ибн-Сины, заинтересовавших схоластиков, следует назвать такие проблемы, как необходимость творения и его вечный характер, сущность и существова­ние, уровневая организация бытия. Острые споры вызвали психологи­ческие идеи Авиценны. Генерал ордена францисканцев и мистик-бого­слов Бонавентура видел в них угрозу для религиозной догматики.

К концу жизни Ибн-Сины в Средней Азии намечается усиление политической нестабильности. Вскоре богатейший край, славящийся искусными ремесленниками и трудолюбивыми крестьянами, сделался добычей соседних полукочевых народностей сельджуков, киданей и та­таро-монголов.

Чем Авиценна напугал Бонавентуру?

Учение Авиценны о душе вызвало спор между профессором Париж­ского университета Сигером Брабантским и генералом францисканцев Бонавентурой. Корень разногласий лежал в убеждении неоплатоников, что божественный разум является единственной активной частью че­ловеческой души и притом общей для всех людей. Поэтому, когда Ави­ценна отождествил разум со способностью выделять в вещах сущ­ность или, говоря языком того времени, универсалию и начал тракто­вать его в неоплатоновском духе, понятие индивидуальной души стало утрачивать смысл. Угроза нависла над связанной с этим понятием иде­ей личного бессмертия. Сам Авиценна в бессмертии души не сомневал­ся. Однако после того как Сигер Брабантский подверг учение Ибн-Сины критическому анализу, скрывавшиеся в нем более двух столетий выво­ды сделались очевидными. Разлад между сторонниками Сигера и орто­доксальными богословами достиг такой остроты, что в университет прибыла папская комиссия. В 1277 она осудила "еретиков" с факультета свободных искусств. Сигер вскоре погиб при неясных обстоятельствах. Его ученик и соратник Боэций Дакийский бежал из Парижа, и дальнейшая его судьба неизвестна. Учение Сигера и других аверроистов было запре­щено.

В XII в. центр развития арабоязычной культуры перемещается на запад, на Пиренейский полуостров. Здесь, в Андапузии, а именно в Севи­лье и Кордове, жил и работал крупнейший представитель арабского пе­рипатетизма Ибн-Рушд, известный в Европе как Аверроэс (1126-1198).

Аверроэс тоже был весьма разносторонним человеком. Следуя семейной традиции, он одно время исполнял обязанности городского судьи, позднее занимался врачеванием. Но большую часть времени Аверроэс проводил за созданием комментариев к сочинениям антич­ных философов. По этой причине был прозван Комментатором. Ком­ментарии Ибн-Рушда - самостоятельные и оригинальные исследования. Наибольшую известность приобрел трактат "Опровержение опро­вержения", направленный против Газали.

В стремлении обосновать рационалистическую линию в филосо­фии Аверроэс идет настолько далеко, насколько это было возможно в то время. Вот одна иллюстрация. Ибн-Сина, хотя и считал творение веч­ным процессом, самого творения не отрицал. По Аверроэсу, проблема творения вообще не имеет отношения к философии. Творение - бого­словская, а не философская проблема: "Не знает его толкования никто, кроме Аллаха", - приводит в обоснование Ибн-Рушд одну из сур Корана. Смысл здесь заключается в том, что между религией и философией должно существовать строгое разделение труда: пусть каждая занима­ется своим делом и самое правильное - взаимное невмешательство Латинские аверроисты разовьют эту идею в учение о двух истинах (или о "двойственной истине").

Отношение между философией и религией - самый деликатный в то время вопрос идейных споров - сопоставляется Ибн-Рушдом с юри­дической практикой. Если в шариате нет прямого указания на соответ­ствующую норму поведения, она выводится посредством силлогизма. И такое действие законоведа совершенно правомерно. Подобным же об­разом должен вести себя тот, кто познает сущее. Когда же доказатель­ства приходят в противоречие с буквальным смыслом вероучения, этот смысл может толковаться аллегорически - "по правилам толкования в арабском языке". Как видим, кордовский мудрец склонен к приоритету научной истины.

Вместе с тем отношение между религией и философией для Авер-роэса обусловлено не только объектом. Подчеркивая этот момент, со­ветский исследователь Б. Быховский отмечал, что Ибн-Рушд очень трез­во оценивал свое время и общество. Люди различны: по профессии, по уровню образования, по способностям. Ведь "не всякий человек пред­расположен быть воином, оратором, поэтом, а уж тем более филосо­фом". Коран же приспособлен к тому, что его могут воспринять все, в том числе люди невдумчивые и невежественные. Ибн-Рушд ироничерки на­зывает их "риториками". Для них действует принцип "биля кайфа" - не спрашивай "как?". Философ же, напротив, способен понимать истину; он не обязан принимать суры Корана за чистую монету.

История пошла так, что учение Ибн-Рушда больше повлияло на западноевропейскую философскую традицию, чем на развитие духов­ной культуры арабских стран. Но и латинский аверроизм не ограничился воспроизведением идейных находок арабских учителей. Более близкое знакомство с духовной жизнью XII-XIV вв. показывает, что люди Оксфор­да и Сорбонны оказались способными учениками и сумели приумно­жить идейное богатство как арабских философов, так и своих предше­ственников, вернув философии мировоззренческую функцию.