63. Эпиграммы Марциала.

а) Биография.

Марк Валерий Марциал (42- 103 г. н.э.- приблизительно) - талантливый автор эпиграмм, родился в Испании, в городе Бильбилисе. Получив риторическое образование, он приехал в 64 г. в Рим, рассчитывая сделать карьеру.

Лишившись покровительства своего земляка Сенеки, присужденного к смерти Нероном, Марциал сделался клиентом богатых патронов. В условиях унижений, разочарований он начал свою писательскую деятельность.

Правление предшествующих Домициану императоров почти не отразилось в творчестве Марциала. Основной период его действительности совпадает с правлением Домициана, который твердо проводил режим абсолютизма, приказывал называть себя "господином", "нашим богом". Домициан не терпел никакой оппозиции даже в литературе, но считал себя покровителем поэтов и устраивал состязания в красноречии и поэзии. Ему Марциал посвящал ряд своих эпиграмм, непомерно заискивая не только перед ним, но и перед его фаворитами. Он прославлял также и последовавших за Домицианом императоров Нерву и Траяна.

Последние годы жизни Марциал провел в Испании под покровительством своего патрона - богатой Марцеллы, подарившей ему поместье.

б) Литературная деятельность.

Деятельность Марциала как эпиграмматиста начинается в 80-е годы. Литературное наследство его состоит из сборника "О зрелищах", куда входят 32 неполных стихотворения, написанные в связи с открытием огромного амфитеатра Флавиев; за ним последовали два сборника: "Ксении" ("Подарки") - надписи к подаркам гостям за обедом и "Апофореты" ("Уносимое") - надписи к подаркам, уносимым гостями после обеда. Хотя они остроумны и написаны живым языком, но не они принесли Марциалу славу. Марциал известен благодаря тем эпиграммам, которые он посвятил изображению действительности, высмеивая порочные явления повседневной жизни. Эти эпиграммы составляют 12 книг.

Эпиграмма как произведение остроумное и насмешливое получила такое значение сравнительно поздно. В древней Греции эпиграмма обозначала короткую надпись, сделанную элегическим дистихом. Эта надпись могла быть надгробной, на трофеях и на предметах, посвященных богам. С течением времени, в связи с развитием индивидуализма, это небольшое стихотворение меняло свою направленность. Оно становилось удобной формой для выражения впечатлений поэта, отношения его к другим лицам и часто носило язвительный характер. Такие эпиграммы на Юлия Цезаря и его приближенных писал Катулл в I в. до н.э.

Марциал во многом следовал Катуллу, используя его размеры: ямбы, хромые ямбы и одиннадцатисложные фалекийские стихи; Марциал часто писал и традиционным элегическим дистихом.

В основе всех его эпиграмм - подлинная жизнь. В своих эпиграммах он стремится к тому, чтобы "жизнь узнала свои нравы" (VIII, 3). И ему это блестяще удается. Трудное положение клиента, обязывающее его всюду сопровождать своего патрона, способствовало выработке у Марциала наблюдательности. В его стихотворениях проходит целая галерея образов в обстановке действительности императорского Рима. Немало эпиграмм Марциал посвятил положению клиентов - бедных людей, живущих подачками богатых патронов и вынужденных пресмыкаться перед ними. С большой остротой подчеркивает он контраст между роскошью богачей и нищетой бедноты:

На золоченых блюдах у тебя распростерты барвены¹⁵,  А на тарелке моей жалкий краснеется краб.  Свита рабов у тебя поспорит с распутником Трои.  Мне же помощник - рука: вот она, мой Ганимед.

(II, 43, 11 - 14, Шатерников.)

Эту тему нищенского существования клиентов Марциал варьирует на все лады. Его возмущает и бесправное положение рабов, которых продают и на вырученные деньги устраивают пышный обед (X, 31, 5-6):

Хочется крикнуть тебе: негодяй, это вовсе не рыба,  Здесь человек! А ты сам, Каллиодор, людоед! (Петровский.)

В его эпиграммах есть остроумные зарисовки нравов, которые Домициан хотел поднять восстановлением законов Августа. В обстановке повседневной жизни перед нами проходят люди, сделавшие разврат источником дохода, распущенные замужние женщины, светские щеголи, которым чужды гражданские интересы, искатели наследства, врачи-шарлатаны, богачи-паразиты. Источник их богатства - не честный труд, а преступная жизнь. Характерна такая эпиграмма (XI, 66):

Ты обманщик, Вакерра, и доносчик,  Клеветник ты и выжига, Вакерра.  И подлец, и разбойник. Удивляюсь,  Почему же без денег ты, Вакерра?

Изображая пороки своего времени, Марциал возмущался социальным неравенством, возможно, потому, что он сам был лишен материальных благ.

Несмотря на зависимое положение, Марциал выражает чувство собственного достоинства, знает свое превосходство над другими (V, 13):

Все и повсюду меня читают, и слышится: "Вот он!"  То, что немногим дала смерть, подарила мне жизнь,  А у тебя-то на сотню колонн опирается кровля,  Доверху полон сундук нажитой в рабстве добром;  ...........  Вот каковы мы с тобой, но быть, чем я, ты не можешь,  Стать же подобным тебе может любой из толпы. (V, 13, 3-6; 9-10.)

Это в значительной мере искупает ту лесть, которую он расточает по отношению к императору и власть имущим.

Благодаря этим эпиграммам Марциал стал популярен, и его стихотворения распространялись еще до их издания, так что позже нередко ему приходилось бороться с плагиаторами.. Он выступает, также и против бездарных поэтов. Свои задачи и отношение к поэзии Марциал выражает в ряде эпиграмм.

Считая своей обязанностью изображать действительную жизнь так, что сама жизнь скажет: "Это - мое" (X, 4), Марциал выбирает эпиграмму, стиль которой определяется "солью" и "желчью" (VII, 25). Этот жанр, свободный от напыщенности, позволял Марциалу изображать отрицательную сторону человека несколькими штрихами, часто в непристойной, циничной форме. Марциал умеет "игривый свой стих" пропитывать "римской солью" (VIII, 3). И наряду с этим у Марциала есть эпиграммы, в которых он с задушевностью, лирически рисует картины природы, сельской жизни, особенно у себя на родине.

Пусть эпиграмма, говорит он, принадлежит к тому же низкому жанру, как комедия, но он не собирается "комедий башмак на котурн трагедий сменить". Мифологические сюжеты трагедий чужды действительной жизни: и Эдип, и Фиест, и Сцилла, и Медея - все это, с его точки зрения, только чудеса. Книга сильна человеком. Ученость александрийского направления, главой которой считается Каллимах, не может дать истинного представления о жизни. Эти мысли Марциал высказывает в эпиграмме X, 4. Не может указать истинного значения действительности и эпос, за которым он не признает воспитательной роли:

Или сандалий сменить на котурн трагический хочешь,  Или войну воспевать тяжкую в строгих стихах,  Чтобы надутый читал тебя голосом хриплым учитель,  К негодованью девиц и благонравных юнцов. (VIII, 3, 13-16.)

Простые жизненные явления, изложенные безыскусственным языком повседневной речи, характеризуют эпиграммы Марциала. Он мастер краткой, остроумной импровизации; сравнения, сентенции, поговорки, пословицы, неожиданные концовки - без всякого налета риторики - делают эпиграмму Марциала особенно меткой.

Марциала охотно читали его современники, им интересовались и в средние века. Он оказал влияние на европейскую эпиграмму XVI-XVII вв. Лессинг под его влиянием построил свою теорию эпиграмм. Шиллер и Гете назвали сборник своих эпиграмм "Ксении". У нас Пушкин комментировал эпиграммы Марциала, а Вяземский назвал его "кипящий Марциал, дурачеств римский бич".

_

Бедный провинциал, приехавший в Рим из Испании, он вынужден был заискивать перед богатыми патронами, но наряду с льстивыми эпиграммами он пишет и ряд стихотворений, в которых высмеивает выскочек-богачей, жестоких патронов, подвергающих унижениям своих бедных клиентов. Марциал описывает жалкие чердаки, на которых ютится римская беднота, рисует тяжелое положение, в котором находятся представители "интеллигентных профессий" в императорском Риме. Жизнь в столице поэт изображает мрачными красками и советует наивному провинциалу не приезжать в Рим, где "толпа бледна от голода" и успеха добиваются только немногие. Марциал так же, как и Персий, смеется над большими поэмами на мифологические темы, с гордостью утверждая, что его страницы "пахнут человеком". Короткое стихотворение требует, с его точки зрения, не меньше мастерства, чем другие литературные жанры. Поэт-эпиграмматист должен стремиться к сжатости выражения, остроумию, неожиданным поворотам мысли. Марциал часто пользуется афоризмами, поговорками, остроумной игрой слов: "Тот скорбит искренне, кто скорбит без свидетелей", "Может ли быть должником тот, с кого нечего взять".

_

Происходил из испанского города Бильбилис (Bilbilis), на левом притоке Гибера (ныне называется Эбро). Место своей родины Марциал часто и с любовью упоминает в своих стихотворениях. Год его рождения неизвестен; только на основании комбинации некоторых данных 24-й эпиграммы 10-й книги можно отнести время рождения Марциала к 40 году нашей эры.

Получив литературно-риторическое образование на родине, он, приблизительно 25 лет от роду, прибыл в Рим в последние годы правления Нерона, вращался здесь в обществе литераторов (Валерий Флакк, Силий Италик, Квинтилиан, Плиний Младший, Ювенал) и литературно-образованных земляков, которых нередко упоминает в своих стихотворениях и среди которых находил покровителей своему таланту. Особенно его привлекали близкие ко двору, богатые и влиятельные вольноотпущенники — Парфений, Сигерий, Энтелл, Секст, Эвфем, Криспин — через которых он подносил свои произведения императорам и от которых, в качестве клиента, неутомимо прославлявшего их добродетели, всегда искал себе наград и милостей.

Когда со вступлением в управление Нервы и затем Траяна, настали времена, отличные от времени Домициана, и покровители Марциала потеряли своё значение, он счёл за лучшее удалиться (98 год) на родину в Испанию, где через несколько лет (в 101 или 102 и никак не позже 104 года), проведённых в тоске по Риму, умер.

Творчество

Марциал был в избранном им жанре очень плодовитым писателем. Выпустил 15 книг эпиграмм. 3 книги объединены в темы «Зрелища», «Подарки», «Гостинцы», 12 — смешанного содержания. До нас дошёл сборник в 14 книг эпиграмм, не считая в этом числе особой книги стихотворений, также названных эпиграммами, но относящихся исключительно к играм амфитеатра при Тите и Домициане. Из 14 книг, составляющих главный сборник стихотворений Марциала, 2 книги, именно 13 и 14, представляют собой каждая специальный род эпиграмм и носят особые заглавия.

Первая из них, «Подарки» (Хепiа), состоит из 127 снабжённых особыми заглавиями двустиший, относящихся, за исключением двух последних, к предметам еды и винам. Вторая, «Гостинцы» (Apophoreta, то есть подарки гостям, после стола, разных безделушек), заключает в себе 223 двустишия, также снабженных особыми заглавиями и говорящих о предметах домашнего употребления, а также о статуэтках, картинках и сочинениях знаменитых писателей. В остальных 12 книгах эпиграмм выражается сущность литературной деятельности Марциала. Из них первые девять писаны и изданы при Домициане (8-я посвящена ему), равно как и 10-я в первом издании; до нас последняя дошла во второй редакции, сделанной уже по низвержении этого императора. Книги 11 и 12 изданы при Нерве и Траяне; последняя из них прислана в Рим из Испании. Все 12 книг расположены в хронологическом порядке (от 86 года до первых годов 2 столетия).

Всего Марциал написал 1561 эпиграмму.

Картина нравов

Содержание эпиграмм, заключающихся в этих 12 книгах, чрезвычайно разнообразно, касаясь всевозможных обстоятельств, явлений и случайностей обыденной жизни и представляя собой, в общем, весьма яркую картину нравов и быта второй половины первого века Римской империи. Больше всего в них бросаются в глаза две черты: склонность поэта к изображению половой распущенности, нагота которого доходит до бесстыдства, оставляющего за собой вольности всех других римских писателей, — и не знающие границ лесть и пресмыкательство перед богатыми и сильными людьми, в видах приобретения их расположения и подачек.

Если припомнить, что исполненный, с одной стороны, крайнего цинизма в картинах разврата, а с другой — самой позорной лести перед негоднейшими людьми, стихотворения эти принадлежали первостепенному поэту эпохи, который с жадностью читался современниками обоих полов, то в эпиграммах Марциала нельзя не видеть яркое доказательство нравственного падения и литературы, и общества Домициановой эпохи. От грязи распутства свободна только одна книга эпиграмм, восьмая, которую поэт посвятил Домициану и, по его словам, нарочно избавил от непристойностей, обычных в других книгах; но зато нигде нельзя найти и таких перлов пресмыкательства, как в этой книге.

В оправдание непристойностей Марциала, в предисловии к 1-й книге, ссылается как на предшествующих поэтов, между прочим на Катулла, которого можно назвать родоначальником римской эротической эпиграммы, — так и на то, что он пишет таким языком лишь для людей, имеющих вкус к бесстыдству, любителей разнузданных зрелищ в праздник Флоры (ludi Florales), а не для Катонов. Но, в то же время, он не скрывает, что эта именно сторона его стихотворений привлекает к ним читателей, и даже строгие на вид женщины любят потихоньку его почитывать (X1, 16).

Напрасно поэт уверяет, будто его любовь к картинам разврата в стихотворениях не говорит о распущенности его нравов (I, 4; XI, 15). Не может быть, чтобы человек сколько-нибудь строгих нравов рисовал с таким постоянством и с такой любовью всякие естественные и неестественные формы разврата; да и биография Марциала, насколько она может быть восстановлена по его собственным заявлениям, вовсе не свидетельствует о том, что у него была lasciva только pagina, a vita — proba, как он выражается о себе. Что касается до лести не только Домициану, но и его любимцам, придворным из вольноотпущенников и вообще богатым людям, то здесь оправданием часто забывающему всякое человеческое достоинство поэту может служить только то, что не он один из писателей в Домицианово время разыгрывал такую роль, что ему в этом отношении не уступал его современник и соперник, также выдающийся поэт Стаций, о котором Марциал не упоминает ни одним словом (как и Стаций о нём), и что, наконец, в видах личной безопасности и сам Квинтилиан иногда считал нужным воскурять фимиам такому кровожадному деспоту, каков был Домициан.

Никто, однако, не был таким виртуозом в лести и пресмыкательстве, как Марциал, и гнусность этих качеств его литературной деятельности усугубляется ещё тем, что, когда политические обстоятельства изменялись, он, восхваляя преемников Домициана, уже относится к последнему и к его правлению с резким порицанием и прославляет Нерву за то, что он «в правление жестокого государя и в дурные времена не побоялся остаться честным человеком» (XII, 6).

Литературные достоинства

В литературном отношении эпиграммы Марциал являются произведениями крупного поэтического дарования. Он дал римской эпиграмме, как особому виду лирической поэзии, широкую разработку, какой она до тех пор не имела. Эпиграмма, как особый вид литературных произведений, появилась в Риме ещё в Цицероновскую эпоху, но все поэты, которые пробовали писать в этом роде, были эпиграмматистами только отчасти, эпиграмма не была главным видом их литературной деятельности. Кальв и Катулл, главные представители эпиграммы прежнего времени, сообщили ей особу едкость, пользуясь ею особенно как орудием борьбы против политических и литературных врагов.

У Марциала эпиграмма принимает всевозможные оттенки, начиная с простой стихотворной надписи на предметах или подписи к предметам (чем была эпиграмма в своём первоначальном виде как у греков, так и у римлян), до виртуозной по остроумию, меткости, пикантности или просто игривости оборота стихотворной шутки на самые обыкновенные, как и на самые прихотливые сюжеты обыденной жизни. Поэтому Марциалу также принадлежит первенство в эпиграмме, как Виргилию — в эпической поэзии, а Горацию — в чисто лирической (мелической). Само собой разумеется, что это сравнение нимало не говорит о равенстве Марциала с двумя первенствующими представителями римской поэзии; но в том роде литературы, который составлял специальность Марциала, ему, несомненно, должно быть отведено первое место.