книги2 / 87-1

зация деятельности «Братьев-мусульман»1 в Египте, Сирии и Иордании, что оказало непосредственное влияние на некоторые движения, нашедшие в религиозных концептах замену «морально устаревшим» концептам арабского национализма. Так, например, в 1987 г. в Палестине в противовес встававшему на путь отказа от вооруженной борьбы ФАТХ были сформированы ХАМАС и «Исламский джихад».

Бурное развитие политического ислама продолжилось и в период 1990–2000-х годов, на который пришлось формирование, как отметил Айра М. Лапидус, «широкого набора движений, как нетерпимых и замкнутых, так и плюралистических; как благосклонных к науке, так и антинаучных; как религиозных в своей основе, так и политических; как демократических, так и авторитарных; как мирных, так и воинственных»2. Однако, несмотря на подобное разнообразие идеологического спектра, наиболее ярко на данном этапе проявили себя радикалы и экстремисты.

Террористические акты 11 сентября 2001 г., ответственность за которые американские спецслужбы возложили на «Аль-Каиду» и ее пособников, имеют последствия поистине мирового масштаба. Конечно, и в современной истории России было немало трагических эпизодов, связанных с подъемом религиозного экстремизма на Северном Кавказе в 1990-е годы, но в числе глобальных трендов так называемая борьба с международным терроризмом вошла лишь на волне серии военных операций США под собирательным названием «Несокрушимая свобода», длившихся более 13 лет, начиная с 7 октября2001 г.

Следующей вехой в развитии «исламского пробуждения» стали события так называемой арабской весны 2010-х годов, когда социально-экономические проблемы спровоцировали массовые протесты практически по всем странам Северной Африки и Ближнего Востока, что в итоге вылилось в череду государственных переворотов и гражданских войн. С одной стороны, на данном этапе джихадизм достиг апофеоза своего развития в виде «Исламского государства»3, имевшего на пике экспансии в 2015 г. под контролем значительные территории Сирии и Ирака, а также отдельные области в Африке и других регионах мира. С другой же –

1Движение запрещено в РФ.

2Lapidus I.M. A History of Islamic societies. – Cambridge : Cambridge University Press, 2002. – P. 823.

3Организация запрещена в РФ.

11

очевидной стала вся опасность деятельности движений и организаций, которые в некоторых случаях причисляли, а зачастую и причисляют до сих пор к «умеренному» крылу исламизма, позволяя им действовать в рамках правового поля.

Приход в Египте к власти «Братьев-мусульман» после революции 2011 г. и последующая победа Мухаммада Мурси на президентских выборах 2012 г. фактически подтвердили тезис об оформлении в период 2000-х годов «исламизма 2.0», который, в отличие экстремистов с их террористическими тактиками, ориентирован на захват общественного пространства и «работу в рамках системы»1. В данном контексте особый интерес вызывает тот факт, что многие активисты, стоявшие во главе протестов в Тунисе и Египте или занимавшиеся их координацией, стажировались на семинарах Международного центра по ненасильственным конфликтам2, а также занимались переводом на арабский язык и распространением небезызвестного пособия «От диктатуры к демократии» авторства идеолога «цветных революций» Джина Шарпа3.

В целом по всем признакам «исламское пробуждение» является развивающимся процессом, который вписывается в логику более масштабного феномена «религиозного ренессанса»4. На текущий момент внутри данного процесса, с учетом его исторической динамики, можно условно выделить три больших этапа:

1)1970–1980-е годы – актуализация исламского фактора на уровне государственной политики стран Ближнего Востока и обострение суннитско-шиитских противоречий на фоне конфронтации Саудовской Аравии и Ирана;

2)1990–2000-е годы – резкий всплеск исламистского экстремизма и актуализация проблемы международного терроризма после терактов 11 сентября 2001 г. в США;

1Pipes D. Lion’s Den: Islamism 2.0 – an even greater threat // The Jerusalem Post. – 2009. – 24.11. – URL: https://www.jpost.com/opinion/lions-den-islamism-20- an-even-greater-threat (дата обращения: 10.01.2023).

2International Center on Nonviolent Conflict (ICNC).

3Stolberg S.G. Shy U.S. Intellectual Created Playbook Used in a Revolution // The New York Times. – 2011. – 16.02. – URL: https://www.nytimes.com/ 2011/02/17/world/middleeast/17sharp.html?_r=1&pagewanted=all (дата обращения: 10.01.2023).

4Останин-Головня В.Д. Поворот на Ближний Восток: фактор «исламского пробуждения» // Контуры глобальных трансформаций: политика, экономика,

право. – 2022. – Т. 15, № 2. – С. 214–215.

12

3) 2010–2020-е годы – оформление «исламизма 2.0» и участие исламистских движений и организаций в протестах «арабской весны».

При этом на каждом из этапов процесс политизации ислама «сверху» (на официальном уровне со стороны государственных акторов) шел параллельно с исламизацией политики «снизу» (в сфере публичной политики со стороны негосударственных акторов). Также следует учитывать, что специфика каждого из трех этапов продолжает воздействовать на все уровни и сферы со- циально-политической жизни.

Открытым остается вопрос о политическом лидерстве на Мусульманском Востоке. Основными претендентами на эту роль сегодня считаются Саудовская Аравия, Турция и Иран, которые также соперничают между собой за доминирующее положение на Ближнем Востоке. В силу медианного географического положения, обеспечивающего выход ко многим частям евразийского и африканского пространств по векторам Север – Юг и Запад – Восток, Саудовская Аравия, Иран и Турция продвигают свои интересы сразу на нескольких направлениях, которые зачастую граничат с традиционными сферами политики России: Средняя Азия, Закавказье, Черноморский и Прикаспийский регионы. При этом Эр-Рияд, Тегеран и Анкара транслируют три различные модели развития исламского общества, что обуславливает соперничество за лидерство не только на Ближнем Востоке, но и в «мусульманском мире».

Таким образом, в контексте политического развития стран Ближнего и Постсоветского Востока, абсолютное большинство которых принадлежат к «мусульманскому миру», исламский фактор является крайне важным аспектом исследований, так как он оказывает непосредственное влияние не только на локальные и региональные процессы, но и на положение этих стран на глобальной арене. Более того, все это имеет непосредственное отношение и к самой России, где значительную часть населения составляют представители народов, традиционно исповедующих ислам1, и, с учетом этноконфессионального состава ближайшего зарубежья, вопросы отношений со странами Мусульманского Вос-

1 По данным ВЦИОМ, более 6% граждан в 2022 г. считают себя последователями мусульманского вероучения, а на конец 2019 г., согласно документам Росстата, в РФ более 19% зарегистрированных религиозных организаций принадлежат к исламским конфессиям.

13

тока для нашей страны являются жизненно важным элементом как внутренней, так и внешней политики.

«Симфония цивилизаций», «цветущая сложность» России и будущее миропорядка

На современном этапе, когда происходят коренные изменения в системе международных отношений, Российской Федерации необходимо укреплять свои позиции не только в геополитическом пространстве, но и в идейно-ценностной сфере. Последовательное отстаивание логики формирования полицентричного (многополярного) миропорядка требует укрепления и развития концептуального обоснования культурно-исторической специфики России как многонационального и поликонфессионального государства, так как в определенной степени внутренняя конфигурация нашей страны является отражением многообразного не-Запада, на что прямо указал Президент РФ В.В. Путин в своей речи от 30 сентября 2022 г., сказав, что сама российское централизованное государство «развивалось, укреплялось на великих нравственных ценностях православия, ислама, иудаизма и буддизма, на открытых для всех русской культуре и русском слове»1.

За последние десятилетия сформировалось несколько региональных «тяжеловесов», среди которых можно выделить Китай, Индию, Иран, Турцию и Саудовскую Аравию. Каждый их этих акторов на современном этапе обладает не только достаточным количеством экономических и политических ресурсов для влияния на региональные процессы, но и собственным набором ценностей и видением мира, чтобы заявлять о себе в качестве новых центров силы на глобальном уровне.

Китай стремится создать соответствующую «первой экономике мира» межрегиональную инфраструктуру в рамках проекта «Один пояс – один путь», который охватывает большую часть евразийского пространства. Индия, будучи «главным геополитическим противником» КНР, стремится реализовать преимущества субконтинента через национальную программу «Делай в Индии», выдвинутую Н. Моди вместо «неприсоединения» и «стратегиче-

1 Подписание договоров о принятии ДНР, ЛНР, Запорожской и Херсонской областей в состав России // Президент России. – 2022. – 30.09. – URL: http://www.kremlin.ru/events/president/news/69465 (дата обращения: 10.01.2023).

14

ской автономности» прежних лет. Турция, Саудовская Аравия и Иран образуют своеобразный «треугольник» борьбы за региональное лидерство. Затяжная конфронтация суннитского королевства и шиитской республики позволяют Западу сохранять значительное влияние в важнейшей для мировой энергетической безопасности зоне Персидского залива. Тем не менее в последние годы в отношениях между нефтяными монархиями и американцами, которых принято считать верными союзниками, наблюдается определенное похолодание. Крайне показательным является пример Турции, стремящейся реализовать потенциал не только своего географического положения, но и исторического наследия. Идеология «хаба», целью которой можно назвать превращение страны в центр пересечения политико-экономических векторов Север – Юг и Запад – Восток, охватывает сразу три концептуальных пространства: постосманское, тюркское и исламское.

Ориентализация в контексте глобальных процессов является ответной реакцией на навязывание западной модели развития с присущими ей ценностями и культурой. Укрепление экономического потенциала и политического авторитета дает акторам афро-азиатс- кого региона возможность выйти из фарватера глобалистских «либерально-демократических» логик и предложить собственную альтернативу более справедливого, на их взгляд, устройства мира.

Будущая система международного права должна соответствовать культурно-историческому разнообразию и традициям народов мира, а не отдельно взятой идеалистической концепции, как это было в случае с Лигой Наций и Всеобщей декларацией прав человека ООН. Основной задачей в этом процессе станет поиск в идейно-ценностном поле «точек соприкосновения» – идеологем,

избавленных от догматизма и отвечающих запросам ведущих не-западных акторов мировой политики. Причем поиск должен осуществляться на коллективной основе с привлечением максимально широкого круга государств, представляющих различные этноконфессиональные общности. Россия, с учетом своего исторического опыта и современного состояния отношений со странами Востока, вполне может выступить в роли «координатора» данного процесса.

При долгосрочном стратегическом планировании выстраивания отношений России с государствами Ближнего и Постсоветского Востока в обязательном порядке следует учитывать не только взаимные национально-государственные интересы, но и этноконфессиональный фактор. Во избежание «вхожденчества»,

15

подобного прозападной ориентации периода 1990–2000-х годов, необходимо осознавать, что, помимо перспектив экономической интеграции, существуют риски проникновения чуждых конструктов в идейно-ценностную матрицу России, которая, с учетом уникального историческогоопыта, вомногомотражаетсамобытностьне-Запада и, цитируя выдающегося русского мыслителя К.Н. Леонтьева, являет собой пример «цветущей сложности», где «увеличение богатства внутреннего» ведет к «постепенному укреплению единства»1.

Тем не менее при наличии имеющегося плюрализма идейноценностных систем и образов будущего, с учетом текущей геополитической обстановки, сохраняется риск усугубления «столкновения цивилизаций», о котором предупреждал С. Хантингтон. Относительно России, Ближнего и Постсоветского Востока подобный сценарий прямо угрожает, прежде всего, «разбалансированием межнациональных и межконфессиональных отношений»2. При этом в рамках концепции полицентричного миропорядка провоцируемому «столкновению цивилизаций» возможно противопоставить иной вектор развития, ориентированный на гармонизацию глобального идейно-ценностного ландшафта, с целью построения «симфонии человеческой цивилизации», о которой В.В. Путин заявил на пленарном заседании Международного дискуссионного клуба «Валдай» 27 октября 2022 г.3

1.2.ФАКТОР ЛИДЕРСТВА НА БЛИЖНЕМ

ИПОСТСОВЕТСКОМ ВОСТОКЕ

За глобальными процессами и за ширмой государства трудно разглядеть человека. Мировая политика, охватывая объемный спектр задач, на первый план выносит абстрактные понятия. В теории международных отношений субъектами принято считать государства, межправительственные (межгосударственные) организации, нации и народы, борющиеся за свою независимость, го- сударственно-подобные образования. В целом это довольно соби-

1Леонтьев К.Н. Византизм и славянство. – Москва : Академический про-

ект, 2017. – С. 62.

2Там же. С. 173–176.

3«Впереди самое важное десятилетие со времен Второй мировой». Тезисы Путина на «Валдае» // ТАСС. – 2022. – 27.10. – URL: https://tass.ru/politika/ 16176645 (дата обращения: 10.01.2023).

16

рательные понятия, но за каждым из них стоят люди. Строят отношения и устанавливают правила тоже люди. В системе международных отношений человека принято считать за одну из составляющих частей системы, однако человек на самом деле – это ключевой элемент этой системы.

Э.Я. Баталов отмечает, что «целостной картины международных отношений как отношений между людьми как не было, так и нет»1. Действительно, до сих пор роль личности в политике, как в мировой, так и внутренней, остается недооцененной.

Несмотря на то что в последнее время наиболее актуальным является позитивистский взгляд на исследование проблемы личности в политике – ученые выстраивают объективное видение, без учета индивидуальных особенностей изучаемого объекта – самой личности. Таким образом, роль человека и человеческого фактора в политике остается за скобками.

Как правило, в исследованиях, связанных с международными отношениями, объектом являются государства. На сегодняшний день уже существует ряд исследований, где объект международных отношений – человек. Однако данные исследования в большинстве своем затрагивают человека не как комплексную личность, а лишь как носителя политической роли. Более того, они проводились в области исследования истории, психологии, социологии и не имели прямого отношения к такому предмету изучения, как международные отношения. В редких исследованиях, где человек изучался в рамках международных отношений, все же не удавалось избежать позиционирования человека как объекта политического процесса, а не в качестве субъекта.

В отечественной науке одним из первых, кто решил рассматривать человека как «творца международных отношений и мировой политики, архитектора и строителя политического мироздания»2, стал Э.Я. Баталов – начиная с обоснования необходимости выработки комплексного антропологического подхода к международным отношениям в статье 2005 г. «Антропология международных отношений» и продолжая большим трудом 2018 г. с тем же названием. Автор предлагает расширить традиционное рассмотрение международных отношений через отчужденные понятия «государство», «мировая система» и пр. и добавить взгляд

1Баталов Э.Я. Антропология международных отношений. – Москва : Аспект Пресс, 2018. – С. 4.

2Там же.

17

через призму человека, со своими идеями, социальными и биопсихическими характеристиками и особенностями. Также Э.Я. Баталов отмечает, что «Необходимость обращения исследователей и строителей международных отношений к человеку диктуется еще

итем обстоятельством, что современный мировой политический театр испытывает острую потребность в массовом активном, инициативном, самостоятельном, творческом актере. Человеке, владеющем необходимой профессиональной информацией и полити- ко-управленческими навыками и вместе с тем наделенном развитым социологическим воображением; способном проявить политическую волю, не поддаваясь при этом волюнтаристскому соблазну; обладающем устойчивыми ценностными ориентациями, окрашенными в гуманистические тона. Человеке, способном осознать и готовом решать (в согласии с другими людьми) новые задачи, встающие не только перед его собственной страной, но и перед мировым сообществом. Человеке, готовом и способном порвать со стереотипами мировосприятия, нормами и правилами социально-

политического управления, ставшими в XXI в. анахроничными или даже контрпродуктивными»1. Таким образом, можно интерпретировать этот отрывок как необходимость в лидере как внутри страны, так и для мирового сообщества.

Однако даже в случае обладания антропологической базой знаний и полным инструментарием политико-психологических исследований не представляется возможным дать ответы на все возникающие вопросы относительно политического процесса. В то же время знания об антропологии международных отношений дают осознание, что человеческая природа гораздо сложнее и иррациональнее, чем многие исследователи предполагают.

Внауке о международных отношениях принято считать основным субъектом государства или их объединения, затем, с развитием научных исследований, список субъектов дополнился организациями, народами и пр., но человек появляется в этом перечне многим позже. Несмотря на то что в последнее время все чаще говорят о размывании суверенитета, государства по-прежнему будут являться главным субъектом международных отношений. Однако стоит принимать во внимание, кто стоит во главе государства и определяет его развитие. Многие мировые политические процессы

иих ход зависят не от самих институтов государств как такового, а

1 Баталов Э.Я. Антропология международных отношений. – Москва : Аспект Пресс, 2018. – С. 7.

18

от личностей, стоящих за этими государствами, и от их взаимодействия друг с другом.

Анализируя качество политических элит и принимаемых ими решений, основное внимание следует обращать на личность и политическую роль. Существует достаточное количество теорий личности, которыеиспользуютсякакдляописанияобычныхграждан, так и для характеристики выдающихся людей (теория лидерства). Из-за многообразия теорий изучение личности, с одной стороны, может быть проведено разными способами, а с другой – ограничено

врамках одной из теорий, в зависимости от цели исследования.

Всилу того что не все политические деятели являются лидерами в классическом понимании, но могут занимать в системе значительную должность, в политической психологии разделяют личность и ее политическую роль. Однако без определенного набора личностных характеристик, требуемых для осуществления профессиональной деятельности, эффективность исполнения политической роли значительно снижается. Таким образом, человек либо уже приходит на должность с необходимым набором личностных черт и в соответствии с ними выстраивает траекторию сво-

его профессионального развития, либо приобретает некоторые черты в процессе трудовой деятельности1.

Всовременной политической психологии до сих пор нет общепризнанного ответа на вопрос о механизмах влияния личности на роль и роли на личность. Однако релевантным представляется придерживаться точки зрения, что между личностью и ролью,

которая она играет, существуют взаимодействие и взаимовлияние2. Более того, следует отметить, что лидерство внутри страны и на международной арене все же отличается по своим характеристикам и проявлению, но также взаимозависимо.

Феномен лидерства сложен, и можно назвать различные его характерные черты в зависимости от условий его изучения. Так, например, лидерство на Востоке отличается от лидерства на Западе. В силу преобладания западной научной ориентации, некоторые ученые дают обозначенному явлению название «вождизм».

«Вождизм типичен для традиционных или квазитрадиционных, идеологизированных, жестко централизованных, нединамичных, авторитарных и тоталитарных обществ. Он характеризуется

1Современная элита России: политико-психологический анализ / под ред. Е. Шестопал, А. Селезневой. – Москва : Аргамак-Медиа, 2015. – 447 с.

2Там же.

19

развитой системой неюридических регуляторов поведения и устойчивой закрепленностью социальных ролей. Отождествляет общество с государством и рассматривает его как средство реализации некой идеи, символом которой является вождь (от панисламизма до мирового коммунизма). Закон строится по разрешающему типу (запрещено все, что не разрешено вождем). Нормативы политического поведения создаются иерархией идеологических авторитетов, среди которых высший – вождь, власть которого безгранична и бесконтрольна»1. В чистом виде такой тип вождизма в современном мире встретить довольно трудно. Однако восточное лидерство сочетает в себе некоторые характеристики / элементы вождизма.

Лидерство на Востоке иррационально, что обуславливает харизматизацию и атрибутизацию лидеров. Это проявляется, в частности, в посмертной канонизации лидера и действий следующего руководства с опорой на имя покойного. Так, ярким примером может служить турецкий лидер ХХ в. Мустафа Кемаль Ататюрк, на память о котором опираются некоторые турецкие политики.

В числе внешних проявлений вождизма, присущих и восточному лидерству, можно выделить:

–клиентелизм (стремление иметь людей – клиентов, – находящихся под патронажем лидера);

–непотизм (от лат. nepotis – внук, потомок) – замещение по протекции доходных мест или видных должностей родственниками, «своими людьми», кумовство;

–трайбализм (от англ. tribe – племя, земляческие связи) как

система власти. Политическая система функционирует как иерархия властных кланов-клик с отношениями клиент – патрон2.

Отечественный исследователь Д.В. Ольшанский разводит понятия «лидер» и «вождь»3. Автор пишет, что вождизм и лидерство психологически различны, и приводит в пример особенности восприятия информации. Так, в первом случае опора идет на традиции, не допускаются самостоятельные размышления из-за риска сомнений во власти вождя. В качестве контрпримера выступает

1Бозаджиев В.Л. Политическая психология : учебное пособие для студентов высших учебных заведений. ‒ Москва : Издательский дом Академии естест-

вознания, 2015. – 474 с.

2Там же.

3Ольшанский Д.В. Основы политической психологии. Екатеринбург : де-

ловая книга. – 2001. – 496 с.

20