!!Экзамен зачет 2023 год / Карапетов. Том1-1

Глава 4. После второй мировой войны и до наших дней

в случаях явной и «вопиющей» несоразмерности неустойки она, как

илюбое иное условие договора, теоретически может быть подвергнута судебному контролю путем применения положений о добросовестности сторон и добрых нравах (§ 242 и 138 ГГУ)1. В Австрии же, где, как

ив Германии, правило о снижении неустойки долгое время не распространялось на коммерсантов, после законодательной реформы 2007 г. новое Предпринимательское уложение отменило данное исключение2. Усиление роли судов по ex post ограничению свободы договора прослеживалось по всему спектру развитых правопорядков, но не происходило одинаково интенсивно. Так, например, в то время как немецкое право уже с начала XX в. закрепило право снижать договорную неустойку (за исключением сугубо коммерческих контрактов), а в 1970-е гг. предоставило судам беспрецедентную свободу в патерналистском контроле справедливости условий сделок с потребителями, трудовых контрактов

инекоторых иных договоров, заключаемых в условиях явного неравенства переговорных возможностей, в ряде других правопорядков этот процесс не был столь же стремителен. Так, мы отметили, что французское законодательство только в 1975 г. решилось дать судам право снижать неустойку, а французские суды взяли на себя смелость интенсивно ограничивать несправедливые условия потребительских договоров только в 1990-е гг.3

Некоторые авторы видят в качестве одной из причин разной интенсивности развития патерналистской защиты слабой стороны договоров во второй половине XX в. различия в структуре экономики разных государств. В таких странах, как ФРГ с ее давними ордолиберальными традициями, экономика со времен Эрхарда была построена на прочных либеральных принципах, а государство в основном выполняло и выполняет функции объективного регулятора (фиксатора правил игры)

иперераспределителя налогов в пользу менее обеспеченных. Немецкое государство активного участия непосредственно в самой производственной жизни не принимало. В этих условиях государственным судам было гораздо проще устанавливать и развивать популярную в обществе систему патерналистской защиты слабой стороны договора и ограничения интересов сильной стороны, чем в таких странах, как Франция, где в силу более активного присутствия государства в экономике одними из наиболее сильных участников оборота являлись как раз государственные компании4. С другой стороны, более активная роль фран-

1  Principles of European Contract Law. P. I and II / Prepared by the Commission on European Contract Law; Ed. by O. Lando and H. Beale. 2000. Р. 456.

2  Beig D. Austria – the Reform of Commercial Law // 2 European Review of Contract Law. 2007. P. 218j.

3  Niglia L. The Transformation of Contract in Europe. 2003. P. 65–76. 4  Ibid. P. 7, 8, 50, 67.

221

Раздел II. История развития принципа свободы договора

цузского государства в экономике, видимо, не только предопределила низкую интенсивность патерналистской опеки слабой стороны договора, но и повлияла на тот факт, что основной мотив ограничения свободы договора во Франции во второй половине XX в. состоял в защите интересов государства.

По всей видимости, степень участия государства в экономике действительно оказывала некоторое влияние на интересующий нас процесс. Достаточно вспомнить, что в плановой экономике система судебного ex post контроля справедливости договорных условий была немыслима по определению в силу того, что условия договоров утверждались прямо или косвенно самим государством. Тем не менее вряд ли стоит абсолютизировать эту закономерность. На интенсивность защиты слабой стороны договоров влияла и масса иных факторов (политических, идеологических и др.). Иначе трудно объяснить, почему в такой стране, как Великобритания, имеющей относительно низкую степень непосредственного участия государства в обороте, система судебной ex post защиты слабой стороны договора вплоть до последнего времени была крайне фрагментарна, и универсальный инструментарий защиты потребителей от несправедливых договорных условий был признан только в 1990-е гг. под давлением соответствующих директив ЕС.

Как бы мы не объясняли разную скорость развития патерналистской опеки слабой стороны договора, ясно, что общая тенденция была достаточно очевидна. К концу XX в. практически все развитые страны предоставили судам достаточно широкую компетенцию по ex post контролю справедливости договорных условий в целях защиты слабой стороны договора.

В результате этих процессов во второй половине XX в. практически во всех западных странах окончательно сформировалось специальное регулирование договоров с потребителями, насыщенное множеством ограничений договорной свободы. Эти ограничения вводились как судами, так и законодателями. На уровне правительства Европейского союза соответствующее регулирование оформляется в виде целого ряда директив, заложивших основу для европейского потребительского права.

Американские законодатели после Второй мировой войны приняли целый ряд законов, ограничивающих свободу договора в сделках с потребителями1. В частности, существенно сужалась сфера свободы договора в договорах ипотечного кредитования, применительно к которым законодатели штатов и суды начали вводить множество ограничений договорной свободы с целью защитить заемщика от навязан-

1  White A.M. Behavior and Contract // 27 Law and Inequality. 2009. P. 139.

222

Глава 4. После второй мировой войны и до наших дней

ных ему контрактных условий, излишне жестко регулирующих последствия просрочки1.

Кроме того, в целях более эффективного сдерживания предпринимателя от использования несправедливых условий в своих контрактах с потребителями право многих европейских стран (Англии, Франции, Швеции, Германии и др.) в последнее время предоставило ассоциациям и союзам потребителей, а иногда и специальным административным органам (например, в Англии – Департамент добросовестной торговли, Office of Faire Trading) возможность подачи превентивных исков о запрещении на будущее использования тех или иных договорных условий конкретными коммерсантами2.

Вэтом контексте неудивительно, что во второй половине XX в. суды многих капиталистических стран стали уделять все большее внимание вопросам о сбалансированности встречных предоставлений и справедливости цены. Так, например, австрийский законодатель в 1979 г. исключил для сторон возможность оговорить неприменение доктрины laesio enormis в договоре3, а впоследствии распространил действие этой доктрины и на контракты между коммерсантами, правда, допуская в таких случаях право сторон прямо исключить применение данной доктрины4.

В1950–1970-е гг. как европейское, так и американское право продолжило начатую в первой половине XX в. спецификацию регулирования трудовых контрактов и усиление императивности соответствующих норм (о минимальном уровне заработной платы, максимальной продолжительности рабочего дня и работе в выходные дни, ограничении произвольного расторжения договора работодателем и финансовых гарантиях увольняющимся и т.п.). Трудовое право все сильнее утверждало свой особый статус в системе частного права.

Одновременно во второй половине XX в. продолжили свое развитие многие намеченные ранее тенденции по ограничению свободы договора в иных целях, не связанных с защитой слабой стороны договора.

1  Подробнее см.: Dyal-Chand R. From Status to Contract: Evolving Paradigms for Regulating Consumer Credit // 73 Tennessee Law Review. 2005. P. 303 ff.

2  Цвайгерт К., Кётц Х. Введение в сравнительное правоведение в сфере частного права. Т. 2. М., 2000. С. 36–38.

3  Zimmermann R. The Law of Obligations. Roman Foundations of the Civilian Tradition. Oxford, 1996. C. 269.

4  Как уже отмечалось, ранее доктрина laesio enormis к контрактам между коммерсантами не применялась в силу Австрийского торгового уложения (§ 351а). Отказ от этого исключения произошел при принятии Австрийского коммерческого кодекса 2007 г. (§ 951). Теперь согласно § 951 Коммерческого кодекса коммерсанты теряют право ссылаться на доктрину laesio enormis, только если прямо оговорили отказ от права оспаривания договора на этом основании в договоре.

223

Раздел II. История развития принципа свободы договора

Так, например, повсеместно интенсифицировалось давление на принцип свободы договора со стороны антимонопольного законодательства. Так, в 1950–1970-х гг. во многих странах (например, в ФРГ, Франции, Англии) было принято законодательство, ставящее под запрет или как минимум под серьезный государственный контроль те или иные картельные соглашения, ценовые сговоры, корпоративные слияния и поглощения, а также другие сделки, влекущие значительную экономическую концентрацию и ограничение конкуренции. В США же, в которых достаточно строгое антимонопольное законодательство действовало

иранее, период 1950–1970-х гг. отметился громкими антимонопольными процессами против крупнейших корпораций (например, «Дженерал Моторс», «Алкоа»). Если в первой половине XX в. законодательство многих стран (за очевидным исключением США) саму монополизацию рынков не рассматривало как нечто, чему необходимо жестко противостоять, и право в основном запрещало отдельные злоупотребления монополистической властью в форме навязывания несправедливых условий и монопольных цен, то во второй половине XX в. ситуация начала в корне меняться. Позитивное право начинало интенсивно бороться также и с договорными формами ограничения конкуренции

иэкономической концентрации, способствующей монополизации рынков. Тезис немецких экономистов ордолиберальной школы о том, что государству следует бороться не только со злоупотреблениями монополистов, но и с самим возникновением оных, становился в этот период все более популярным.

Предопределенные различными макроэкономическими и социальными соображениями ограничения свободного ценообразования во второй половине XX в., хотя и не имели столь интенсивный и масштабный характер, как в бурные 1920–1940-е гг., но и не были чем-то абсолютно немыслимым. В такой форме западные государства иногда реагировали как на проблему монополизации рынков, так и на резкие экономические потрясения и иные вызовы экономической политике государства (например, послевоенное восстановление, нефтяной кризис 1970-х гг.). Особенно характерны ограничения ценовой свободы были для Франции в 1945–1970-х гг.1, но встречались они и в таких достаточно либертарианских странах, как США2.

Врезультате всех этих процессов в научных кругах заговорили о выдвижении в противовес классическому принципу договорной свободы

1  Существенное снижение активности административного вмешательства государства в рыночное ценообразование на некоторые объекты оборота во Франции произошло только в конце 1980-х гг. См.: Тимошина Т.М. Экономическая история зарубежных стран: Учебное пособие. М., 2010. С. 256.

2  Там же. С. 397.

224

Глава 4. После второй мировой войны и до наших дней

некого нового базового принципа, способного более точно описать основную идею политики позитивного права в отношении частных договоров. В научной среде разгорелись споры о верном названии данного принципа. Предлагались такие названия, как «договорная справедливость», «договорная солидарность», «социальное договорное право», «принцип уважения и справедливости» и т.п.1 При этом О. Чередниченко и некоторые другие европейские цивилисты отмечают, что логичнее говорить не о возникновении некого оппозиционного договорной свободе принципа договорного права, а о деформализации и «материализации» самого принципа свободы договора2. Если в XIX в. договорная свобода понималась сугубо формально, то в новых условиях акцент начинает делаться на реальной возможности свободно определять условия договора. Потребители, работники и иные контрагенты с ограниченными переговорными возможностями заслуживают защиты во имя обеспечения их реальной договорной свободы.

Сторонники отхода от презумпции свободы договора считают, что в силу значительного неравенства переговорных возможностей, монополизации экономики, информационной асимметрии и распространения стандартизированных договоров свобода договора превращается в своего рода миф и не заслуживает роли базовой презумпции договорного права. Поэтому, на их взгляд, пора прекратить настаивать на принципе свободы договора, чтобы впоследствии перечислять исключения из него. Вместо этого, по их мнению, центр гравитации договорного права должен сместиться от принципа свободы договора к идее о контрактной справедливости, гармонии социальных интересов, честности и солидарности3. Так, в 2004 г. Исследовательская группа по обеспечению

1  См.: Lurger B. The «Social» Side of Contract Law and the New Principle of Regard and Fairness // Towards a European Civil Code. 3-rd ed. 2004. P. 284–286; Muniz-Argűelles L. A Theory on the Will Theory: Freedom of Contract in a Historical and Comparative Perspective // 52 Revista Juridica de la Universidad de Puerto Rico. 1983. P. 267; Kцtz H. Flessner A., Weir T. European Contract Law. Vol. I. 2002. P. 11, 12.

2  Cherednychenko O.O. Fundamental Rights, Contract Law and the Protection of the Weaker Party: A Comparative Analysis of the Constitutionalisation of Contract Law with Emphasis on Risky Financial Transactions. 2007. P. 10, 11. Как отмечает Стефан Грундман, «реальный вопрос состоит не в том, должна ли свобода договора быть стартовой точкой, а в том, насколько формально он должен быть выражен или какая степень материализации этого принципа необходима, приемлема и может быть оправдана» (цит. по: Cherednychenko O.O. Fundamental Rights, Contract Law and the Protection of the Weaker Party: A Comparative Analysis of the Constitutionalisation of Contract Law with Emphasis on Risky Financial Transactions. 2007. P. 11).

3  См., напр.: Muniz-Argűelles L. A Theory on the Will Theory: Freedom of Contract in a Historical and Comparative Perspective // 52 Revista Juridica de la Universidad de Puerto Rico. 1983. P. 267. Обзор литературы, в которой обсуждается возможность изменения основного принципа договорного права, см.: Kцtz H., Flessner A., Weir T. European Contract Law. Vol. I. 2002. P. 11, 12.

225

Раздел II. История развития принципа свободы договора

социальной справедливости в европейском частном праве (Study Group on Social Justice in European Private Law) опубликовала манифест, в котором критиковала доминирующий в Европе подход, согласно которому базовым принципом остается принцип договорной свободы, а любое его ограничение возлагает на инициатора такого ограничения бремя приведения убедительных аргументов в пользу этого ограничения. Манифест призывает осуществить инверсию и возложить бремя аргументации на тех, кто обосновывает оправданность договорной свободы и отсутствие необходимости ее ограничения1.

Такой революционный взгляд во второй половине XX в. не был разделен большинством правоведов и не повлек развенчание принципа свободы договора как базовой презумпции договорного права на уровне законодательства и судебной практики и лишение его конституционного статуса. В то же время в новых условиях конституционная по своему статусу идея свободы договора вынуждена делить место базового принципа договорного права с практически равноценной идеей защиты слабой стороны договора и контрактной справедливости в целом2, равно как ценность рыночной экономики в современных западных странах сочетается с идеалами государства «всеобщего благосостояния». Тот факт, что современные западные страны остаются все же скорее рыночными, чем социалистическими, опирается на то, что свобода рыночного процесса и свобода договора сохраняют свою роль презумпций и опровергаются при наличии убедительных на то оснований. Как только этот презумптивный статус рыночной свободы и автономии воли сторон договора будет отвергнут окончательно, можно будет говорить о переходе экономики и договорного права на некий

новый уровень, контуры которого, впрочем, пока не ясны.

Как бы то ни было, сохранение презумпции свободы договора не должно скрывать от нас того, что формирование во второй половине XX в. серьезного компромисса между договорной свободой и договорной справедливостью знаменует существенное изменение самого договорного права, с одной стороны, далеко ушедшего от примитивной идеи обеспечения справедливости обмена любой ценой, а с другой – расставшегося с иллюзиями в отношении абсолюта автономии воли сторон.

Влияние «правого поворота» на свободу договора

При этом следует обратить внимание на влияние, которое «правый поворот» 1980–1990-х гг. оказал на сферу договорной свободы в ряде

1  См.: Study Group on Social Justice in European Private Law. Social Justice in European Contract Law: A Manifesto // 10 European Law Journal. 2004. P. 653–664.

2  Hondius E.H. Consumer Law and Private Law: The Case for Integration / Ed. by W. Heusel. New European Contract Law and Consumer Protection. 1999. P. 19–22.

226

Глава 4. После второй мировой войны и до наших дней

западных стран. Выход либертарианской экономической идеологии из тени кейнсианства, интервенционизма и государственного патернализма, приход к власти либертариански настроенных правительств

вряде развитых и развивающихся стран в 1980-е гг. и усиление либеральных этических ценностей оказали прямое влияние на реальное регулирование договорных отношений, обеспечив ограниченный отскок

кдоговорному формализму. Общая направленность законодательной политики и судебной практики во многих развитых и развивающихся странах в этот период состояла в последовательном дерегулировании и снижении давления на принцип договорной свободы.

Политико-правовой «маятник» качнулся в сторону расширения договорной свободы, которая начала возвращать себе значительную долю утраченного в 1900–1970-е гг. авторитета.

Эта тенденция была особенно заметна в США. Многие американские авторы в этом контексте отмечают, что в последней трети XX в. договорное право стало возвращаться в эру доминировавшего в XIX в. формализма, в рамках которого право перестает «замечать» реальное неравенство контрагентов и несправедливость условий во имя соблюдения священного принципа автономии воли и идеи свободы договора1. Некоторые авторы заговорили о реинкарнации формализма («неоформализме») в договорном праве2.

Вамериканской правовой науке 1980–1990-е гг. прошли под знаком гегемонии возникшего благодаря трудам Рональда Коуза, Гэри Беккера, Гуидо Калабрези и Ричарда Познера нового научного направления – экономического анализа права. Одна из основных идей классической (чикагской) школы экономического анализа, ассоциируемой сейчас

впервую очередь с самым выдающимся и провокационным американским правоведом современности судьей Ричардом Познером, состояла и состоит в необходимости дерегулирования и обеспечения условий для свободного рыночного процесса.

Усилия многочисленных представителей этого нового научного гегемона привели к тому, что в США была существенно снижена интенсивность антимонопольного регулирования, жесткость регулирования рынка ценных бумаг и ряда других экономических сфер. Рост популярности экономического анализа права и применение теории рационального выбора при анализе споров о границах свободы договора приводи-

1  См.: Miller M.R. Contract Law, Party Sophistication and the New Formalism // 75 Missouri Law Review. 2010. P. 500, 501; Movsesian M. Two Cheers for Freedom of Contract // 23 Cardozo Law Review. 2002. P. 1529, 1530; Feinman J.M. Un-making Law: The Classical Revival in the Common Law // 28 Seattle University Law Review. 2004. P. 1–7; Charny D. New Formalism in Contract // 66 University of Chicago Law Review. 1999. P. 842.

2  The Fall and Rise of Freedom of Contract / Ed. by F.H. Buckley. 1999. P. 2, 3.

227

Раздел II. История развития принципа свободы договора

ли к усилению веры во всесилие «невидимой руки рынка», рациональности волеизъявления контрагентов и соответственно нежелательности государственного вторжения в сферу автономии воли сторон1.

Как известно, классическая (чикагская) школа экономического анализа права видела и отчасти видит до сих пор в праве инструмент максимизации экономической эффективности. С учетом того, что, как учат классическая экономическая теория и теория рационального выбора

вчастности, в сделке отражается общая воля контрагентов на наиболее эффективную аллокацию ресурсов, вмешательство государства во имя обеспечения таких ценностей, как справедливость, защита слабой стороны и т.п., стало считаться подрывающим основную задачу договорного права – обеспечение комфортной институциональной среды для совершения эффективных сделок. Экономический анализ права предполагает, что люди являются лучшими оценщиками своих интересов, и считает свободу договора презумпцией, которая хотя и может опровергаться в отдельных случаях (обман, принуждение и т.п.), но представляет собой основание рыночного экономического порядка2.

Соответственно реальное правотворчество в США, которое в 1980– 1990-е гг. находилось под сильным влиянием либертарианской экономической идеологии и принципов бурно развивающегося в тот период экономического анализа права, «одомашнивающего» эту идеологию внутри позитивного права, взяло свободу договора под особую охрану.

Под воздействием экономического анализа права большую популярность приобрела точка зрения, согласно которой как минимум в сделках между предпринимателями ограничение свободы договора должно быть минимизировано, а все нормы договорного права – сугубо диспозитивными, так как только этот подход способен создать нужные институциональные условия для максимизации экономической эффективности и экономического роста в целом. Отдельные вкрапления императивности и ограничений свободы договора могут быть оправданны

висключительных случаях сбоями рыночного механизма (например, монополии или негативных экстерналий), но ни в коем случае не могут основываться на патерналистских соображениях3.

Более того, идея о нежелательности ограничения договорной свободы не только проявлялась в отношении коммерческих контрактов, но и проникала в правовое регулирование сделок с частными лицами. Так, например, американские законодатели в тот период несколь-

1  Подробнее см.: White A.M. Behavior and Contract // 27 Law and Inequality. 2009. P. 137–141.

2  Veljanovsky C. Economic Principles of Law. 2007. P. 111.

3  Schwartz A., Scott R.E. Contract Theory and Limits of Contract Law // 113 Yale Law Journal. 2003–2004. P. 541–619.

228

Глава 4. После второй мировой войны и до наших дней

ко сузили практику принятия законодательных актов, направленных на ограничение свободы договора во имя защиты интересов потребителей и в целом слабой стороны контракта. Интенсивность ограничения свободы договора в целях защиты ипотечных заемщиков снизилась, и данный рынок был в значительной степени дерегулирован1. Также небезынтересно, что в тех делах об ограничении свободы потребительских договоров, которые в тот период рассматривал Верховный суд США, суд выступал за сохранение свободы договора и опирался на идею рационального выбора2. Д. Карузо пишет, что догма частной автономии вновь стала доминировать в судебной практике, а защита слабой стороны более не в почете. Автор также отмечает, что эта тенденция хронологически совпала с политическим триумфом неолиберализма и концом идеологии государства «всеобщего благосостояния»3.

Эта тенденция по дерегулированию и ослаблению государственного контроля за содержанием контрактов, безусловно, была более отчетливо выражена в США, Англии и некоторых развивающихся странах, реализующих принципы Вашингтонского консенсуса. Но и в других западных странах данная тенденция в 1980–1990-е гг. была, видимо, в той или иной степени заметна4. Так, отмечается, что в конце XX в. тенденция к расширению договорной свободы наметилась и в немецком праве5.

Более того, в 1980–1990-е гг. идея свободы договора, вновь ставшая популярной, стала постепенно проникать и в иные сферы права. Свобода договора активно вторгалась в корпоративное право (в котором все больший авторитет завоевывала идея о допустимости заключения акционерных соглашений и достаточно диспозитивного регулирования отношений внутри непубличных корпораций), правовое регулирование банкротства (в котором некоторые правовые системы стали допускать межкредиторские соглашения и соглашения между кредиторами и должником в отношении порядка осуществления процедур банкротства и распределения соответствующих прав сторон), гражданский процесс (где активно развивался основанный на волеизъявлении сторон международный коммерческий арбитраж). Договорная свобода проникла даже в экологическое право. Так, контроль за эмиссией парниковых газов, согласно Киотскому протоколу 1997 г., был организо-

1  Dyal-Chand R. From Status to Contract: Evolving Paradigms for Regulating Consumer Credit // 73 Tennessee Law Review. 2005. P. 312, 314.

2  White A.M. Behavior and Contract // 27 Law and Inequality. 2009. P. 140.

3  См.: Caruso D. Contract Law and Distribution in the Age of Welfare Reform // 49 Arizona Law Review. 2007. P. 667.

4  Martinek M.G. Contract Law Theory in the Social Welfare State of Germany – Developments and Dangers // 2007 Journal of South African Law. 2007. P. 17, 18.

5  См.: Проблемы гражданского и предпринимательского права в Германии. М., 2001. С. 16.

229

Раздел II. История развития принципа свободы договора

ван посредством формирования рынка свободной торговли квот эмиссии парниковых газов.

В этих условиях, как отмечается в зарубежной юридической литературе, необдуманные заявления о снижении авторитета идеи свободы договора, характерные для 1960–1970-х гг. – к концу XX в. потеряли свою убедительность1.

Тем не менее следует реально оценивать влияние «правого поворота» на договорное право. Многие институты и нормы, закрепившиеся в период 1900–1970-х гг., период социализации договорного права, не могли быть легко отвергнуты, будучи укоренены в массиве прецедентов, учебниках договорного права и законах, отмена которых могла быть политически нежелательна. Так, например, доктрина недобросовестности договорных условий (unconscionability), внедренная Карлом Ллевеллином в ЕТК, закрепленная в Своде договорного права и подхваченная судебной практикой c середины XX в., так и не была отменена. Власти Нью-Йорка же, несмотря на все доводы как либеральных (Фридман), так и кейнсиански ориентированных экономистов (Кругман), так и не решились отменить законодательное ограничение ставок арендной платы при найме жилья. Не были отменены во многих штатах США законы, позволяющие властям ограничивать цены на жизненно важные продукты и товары в условиях чрезвычайного бедствия2. Правовые системы не отказались от контроля этичности, справедливости и сбалансированности договорных условий. Несколько «повысившейся

вцене» в 1980–1990-е гг. идее свободы договора теперь все равно приходилось разделять сферы влияния с конкурирующими политико-право- выми ценностями3. Система политико-правовых принципов, которые пронизывали все договорное право, в результате эволюции доминирующих экономических и правовых взглядов к концу XX в. оказалась значительно сложнее, чем она казалась юристам и экономистам прошлого, верящим в то, что от договорного права требуется лишь приводить

всилу добровольные контракты дееспособных граждан.

Самые последние тенденции

В условиях разразившегося в 2008 г. мирового экономического кризиса и вызванного им явного интервенционистского реванша рост ограничивающего свободный рынок государственного регулирования в фи-

1  The Fall and Rise of Freedom of Contract / Ed. by F.H. Buckley. 1999. P. 23.

2  Подробнее об этих законах см.: Skarbek D., Skarbek B. The Price is Right!: Regulation, Reputation and Recovery // 6 Dartmouth Law Journal. 2008. P. 235 ff.

3  Movsesian M. Two Cheers for Freedom of Contract // 23 Cardozo Law Review. 2002. P. 1531.

230