!!Экзамен зачет 2023 год / Карапетов. Том1-1

Copyright ОАО «ЦКБ «БИБКОМ» & ООО «Aгентство Kнига-Cервис»

Глава 4. После второй мировой войны и до наших дней

телей и т.п.), запрещать оборот тех или иных товаров (например, алкоголя в США), устанавливать минимальные уровни заработной платы или максимальные ставки арендной платы. Но никто всерьез не пытался запретить фундаментальное для капиталистической экономики право сторон свободно искать партнеров и определять цены и иные условия большинства сделок. Поэтому наступление на принцип договорной свободы, развернутое во всех западных странах с кончиной эпохи laissez-faire, в целом логически укладывалось в презумптивную логику свободы договора, которую наметил Смит и отстаивал Милль. Каждая из отмеченных выше попыток государственного вмешательства в сферу свободного экономического обмена серьезно обосновывалась теми или иными политико-правовыми соображениями (например, справедливости или устранения «провалов рынка»). Тут достаточно привести в качестве примера многостраничные решения Верховного суда США того периода, значительное место в которых занимали прямой и подробный анализ и балансирование политико-правовых аргументов за и против тех или иных ограничений свободы договора. Не всегда эти обоснования на поверку оказывались достаточно убедительными, а ограничения соответственно оправданными и уместными. Но сама презумптивная логика функционирования идеи свободы договора сохранялась: западные государства даже в период беспощадной экономической депрессии и в военные годы по общему правилу не отменяли свободу договора как таковую, вторгаясь лишь тогда, когда для этого, по мнению соответствующих законодателей и судов, имелись доводы, оказывающиеся более вескими, чем те очевидные преимущества, которые экономическая саморегуляция и договорная свобода, как правило, обеспечивают.

Глава 4. После второй мировой войны

идо наших дней

§1. Экономический аспект

Борьба идей

Реальная экономическая политика первых послевоеннх десятилетий в целом следовала наметившемуся в середине XX в. синтезу неоклассических микроэкономических и кейнсианских макроэкономических установок («неоклассическому синтезу»)1, совмешенному с регулятив-

1  Подробнее см.: История экономических учений: Учебник / Под общ. ред. А.Г. Худокормова. М., 2007. С. 11, 13, 43, 56, 57.

181

Раздел II. История развития принципа свободы договора

ной программой все более популярной теории «государства всеобщего благосостояния».

Во многих западных странах торжествовала идеология смешанной экономики. Во второй половине XX в. основным учебником по экономической теории в мире становится «Экономика» нобелевского лауреата Пола Энтони Самуэльсона1, видного сторонника теории смешанной экономики и более активной роли государства в отношении экономического оборота. Тем не менее эта система взглядов не оставалась без критиков.

В первой трети XX в. сформировалась австрийская экономическая школа, в ряде важных нюансов серьезно разошедшаяся с классической и неоклассической экономическими теориями. Применительно к нашей теме важно отметить, что «австрийцы» (основатель этой школы Карл Менгер2 и несколько поколений его последователей, таких как Людвиг фон Мизес3, Ойген фон Бем-Баверк4, Фридрих фон Хайек, Мюррей Ротбард5, Израэл Кирцнер6, Уэрта Де Сото7 и др.) выступали категорически против сворачивания laissez-faire, и наоборот, настаивали на радикальном расширении экономической свободы. На их взгляд, правительственное вмешательство в функционирование свободного экономического обмена, как правило, ничего, кроме вреда, не несет (плодит коррупцию, снижает экономический рост, провоцирует кризисы, формирует «пузыри» и т.п.). Соответственно чем больше свободы экономического оборота, тем лучше для страны и ее экономики.

Развивая идею, намеченную еще Спенсером8, Мизес писал, что как только правительства из патерналистских соображений начинают запрещать торговлю алкоголем, то теряется резон воздерживаться от аналогичных запретов в отношении табака, кофеина и др. Далее государства начнут регулировать, что людям есть, как заниматься спортом и т.п. Остановиться будет очень сложно, и каждый такой шаг, ограничивающий людей в их неотъемлемом праве, не причиняя ущерба интересам

1  Восемнадцатое издание данного всемирно известного учебника, на котором выросло не одно поколение экономистов, переведено на русский язык. См.: Самуэльсон П.Э., Нордхаус В.Д. Экономика. М., 2010.

2  Менгер К. Избранные труды. М., 2005.

3  См., напр.: Фон Мизес Л. Либерализм. М., 2001.

4  Бём-Баверк О. Капитал и процент. Т. 2, 3. М., 2010.

5  См.: Ротбард М. Власть и рынок: государство и экономика. Челябинск. 2003; Он же. К новой свободе: Либертарианский манифест. М., 2009; Он же. Этика свободы (доступно в Интернете на сайте: http://libertynews.ru/node/142).

6  Кирцнер И.М. Конкуренция и предпринимательство. М., 2001.

7  Уэрта де Сото Х. Деньги, банковский кредит и экономические циклы. М., 2008.

8  Спенсер Г. Личность и государство. СПб., 1908 (доступно в Интернете на сайте: www.sotsium.ru).

182

Глава 4. После второй мировой войны и до наших дней

других, свободно определять свое поведение и участвовать в экономическом обороте (при желании – даже во вред себе), приведет в конце концов к окончательной утрате свободы1. Для «австрийцев» среднего пути не было: «либо капитализм, либо социализм»2. Смешанная экономика для них была путем к катастрофе. Любые уступки государственному патернализму и дирижизму выстилают, по их мнению, «дорогу к рабству». Поэтому в соответствии с идеями основателя австрийской школы Карла Менгера и его последователей одной из главных забот наций является устранение всех препятствий для свободного экономического обмена3.

Австрийская школа в середине XX в. практически в одиночку противостояла поощряемому неоклассической школой наступлению государства на свободную экономику под флагом борьбы с «провалами рынка», подпитываемому кейнсианским учением, откровенному интервенционизму на уровне макроэкономической политики и все более популярной теории «всеобщего благосостояния»4.

При этом «австрийцы» отнюдь не признавали свободный рынок совершенно эффективным и находящимся в неком равновесном состоянии. Но они считали, что рынок формирует институциональную среду, оптимальную для стремления к открытиям и творчеству, инновациям и социальной динамике, добровольному межличностному взаимодействию и прогрессу, при этом не влекущую неприемлемого ограничения сферы личной свободы граждан. Согласно взглядам сторонников австрийской школы уникальный «спонтанный» и самовоспроизводящийся рыночный порядок является единственной формой разумной организации экономики. По мнению представителей австрийской экономической школы, свободный рынок в краткосрочной перспективе может приводить к частным сбоям, заключению неэффективных или несправедливых контрактов, разорению отдельных участников оборота и не способен в одночасье накормить всех голодных и решить все иные социальные проблемы. Но в долгосрочной перспективе именно либеральная организация экономической жизни и воздержание государства от соблазна вмешиваться в естественный ход вещей и исправлять краткосрочные сбои своими регулятивными манипуляциями способствуют наиболее устойчивому экономическому росту и процветанию общества.

1  Фон Мизес Л. Либерализм. М., 2001. С. 54–56. 2  Там же. С. 79.

3  Менгер К. Избранные труды. М., 2005. С. 198.

4  Подробнее об австрийской экономической школе см.: Уэрта де Сото Х. Австрийская экономическая школа: рынок и предпринимательское творчество. М., 2009. Популярное изложение основных идей австрийской школы см.: Кэллахан Д. Экономика для обычных людей: основы астрийской экономической школы. Челябинск, 2006.

183

Раздел II. История развития принципа свободы договора

В этом акценте на долгосрочной эффективности и справедливости экономической свободы «австрийцы» серьезно расходились со многими сторонниками неоклассической экономической школы, кейнсианства и теории «всеобщего благосостояния», которые не были готовы мириться с краткосрочными проблемами и торопились вручить государству мандат на ограничение экономической свободы ради исправления сбоев рыночного механизма и несправедливости его результатов.

Середина XX в. в экономической теории прошла во многом под знаком споров сторонников активной государственной роли в экономике и «австрийцев»1. И хотя в ту пору победу явно одерживали первые, непреклонная позиция таких либертарианцев, как Мизес и Хайек, продолжала озвучиваться и оказывать некоторое сдерживающее влияние на умы политиков и интеллектуалов.

Примечательно, что если Менгер, Мизес и Хайек требовали минимизации роли государства в экономике и вмешательства в сферу частных трансакций2 и в целом отстаивали экономическую свободу скорее с утилитарных позиций как оптимальную систему организации экономики, то некоторые другие либертарианцы австрийской школы доходили в ряде случаев до некоторого анархизма, продвигая более радикальные взгляды вплоть до полного удаления государства из экономики, приватизации практически всех государственных функций и объявления вне закона любых попыток юридическими инструментами ограничивать свободу экономического обмена.

Так, например, в книге, опубликованной в 1969 г., «Власть и рынок: государство и экономика» известный представитель австрийской школы Мюррей Ротбард представляет нам замечательный пример непреклонного либертарианского фундаментализма (анархо-капитализма). Он подробно разбирает и развенчивает все принятые на Западе способы государственного вмешательства в свободный экономический оборот и ограничения свободы договора в частности, доходя в ряде случаев до совсем уж абсурдных выводов (например, о приватизации полицейских и судебных услуг)3. В книге «К новой свободе» Ротбард развивает эти взгляды, доказывая, что исключить неоправданные вмешательства государства в сферу абсолютной экономической свободы можно только путем полного устранения государства как такового4. Если для

1  Фон Хайек Ф.А. Дорога к рабству. М., 2005. С. 229.

2  В этой работе А.Ф. фон Хайек допускал в некоторых исключительных случаях адекватность государственного вмешательства и ограничения свободы экономической деятельности и свободы договора в частности (см.: Фон Хайек Ф.А. Дорога к рабству. М., 2005. С. 60, 61). Правда, впоследствии он корил себя за ряд неоправданных уступок государственному патернализму, допущенных в этой работе.

3  Ротбард М. Власть и рынок: государство и экономика. Челябинск, 2003. 4  Ротбард М. К новой свободе: Либертарианский манифест. М., 2009.

184

Глава 4. После второй мировой войны и до наших дней

умеренных либертарианцев (таких, например, как Роберт Нозик) государство необходимо, но его влияние на экономику и личную свободу должно быть минимизировано, то Ротбард не признает никаких компромиссов: государство должно исчезнуть, а люди оставлены на произвол свободного рынка, частных и конкурирующих между собой больниц, полиции и судов.

Представители этого радикального направления либертарианской теории обычно характеризуются тем, что в отличие от многих классических либералов в XIX в. и сторонников свободной экономики в XX в. они отказывались оценивать экономическую свободу, проявляющуюся в том числе в абсолюте частной собственности и свободе договора, а также иные проявления экономической свободы через призму утилитарных соображений. Для таких мыслителей, как Ротбард, в целом не важно, влечет ли свобода договора рост экономической эффективности или нет. Их представления об экономической свободе абсолютны и априорны. Экономическая свобода ценна не потому, что она влечет те или иные общественно полезные результаты, а потому, что она естественна и безусловна. Ее ограничение возможно только в случае, когда осуществляется насилие над свободой другого индивида.

На взгляд либертарианцев-фундаменталистов, крах идеи laissez-faire в конце XIX в. был вызван прежде всего тем, что сторонники свободной экономики (частной собственности и свободы договора) перестали верить в абсолютное значение своих идеалов и восприняли утилитарную парадигму мышления. Это, по мнению Ротбарда, привело к ослаблению их интеллектуальных позиций и проигрышу сторонникам сильного, интервенционистского государства, которые под прикрытием перераспределительных, патерналистских, националистических и милитаристских лозунгов в духе Бисмарка соблазнили людей лицемерной заботой о наименее защищенных согражданах, перспективами национального могущества и в конце концов лишили людей их исконной свободы1.

Априорный и антиутилитарный подход к экономической свободе таких авторов, как Ротбард, проявился и в их взглядах непосредственно на сферу автономии воли сторон договора. Согласно этим взглядам договорное право должно строиться на идее об абсолюте свободной воли. Но, проводя последовательно априорный принцип негативной свободы и не примешивая в анализ утилитарных соображений, сторонники данной системы взглядов приходят к выводу о том, что человек не может быть лишен права передумать и не может быть подвергнут судебному принуждению только лишь на основе своих закрепленных в договоре обещаний. На взгляд Ротбарда, свобода договора абсо-

1  Ротбард М. К новой свободе: Либертарианский манифест. М., 2009. С. 22–26.

185

Раздел II. История развития принципа свободы договора

лютна, но принцип pacta sunt servanda в большинстве случаев противоречит либеральной этике1.

Подобные фундаментализм, непреклонный дедуктивизм и редукционизм конечно же помешали теории радикальных либертарианцев быть принятой широким научным сообществом и сколько-нибудь серьезно повлиять на реальную экономическую политику. Трудно представить себе чиновников, которые бы всерьез отнеслись к таким утопическим идеям, или избирателей, которые согласились бы поступиться всеми иными этическими ценностями и интересами ради абсолюта личной свободы, договорной свободы, частной собственности и всерьез требовать ликвидации государства.

Но в оппозиции к интервенционистской экономической политике и нарастающему давлению на идею свободы договора находились далеко не только «австрийцы». В частности, куда большее влияние имели труды либертариански настроенных, но более умеренных представителей «чикагской экономической школы» (Милтона Фридмана, Джорджа Стиглера), представителей новой институциональной экономической теории (Рональда Коуза), а также таких рыночных «империалистов», как Гэри Беккер. Взгляды этих и многих других выдающихся американских нобелевских лауреатов по экономике второй половины XX в. отличаются от взглядов умеренных представителей австрийского течения (Хайека и Мизеса) по целому ряду важных аспектов (например, использование математических моделей в экономическом анализе, бóльшая склонность идти на компромиссы и т.п.), но касательно интересующего нас вопроса в общем и целом смыкаются с ними. Фридман, Стиглер, Коуз, Беккер и многие другие, используя зачастую разные аргументы, упирали на необходимость обеспечения свободной экономической деятельности и оборота, а также минимизации (хотя и не полного устранения) государственного вмешательства в сферу свободы частной собственности и свободы договора. Их аргументы, в отличие от абсолютизма этических дедукций Ротбарда, носили преимущественно утилитарный

1  По Ротбарду, принуждение к нарушителю договора может быть применено, только если нарушение выражается в присвоении собственности кредитора (т.е. только тогда, когда кредитор успел реально передать должнику некую свою собственность, а неисполнение должником своих обязательств лишает кредитора этой собственности). Никакие вызванные подорванными ожиданиями кредитора убытки, будь то упущенная выгода или реальный ущерб, компенсироваться не должны, если они проистекают из одних лишь обязательств, не подкрепленных фактической передачей собственности должнику. Как считает Ротбард, ожидание кредитора не есть его собственность, а следовательно, принуждение в виде взыскания убытков применяться не должно, так как здесь нет кражи. Положившемуся на взятые должником обязательства и несущему убытки из-за их оппортунистического нарушения кредитору Ротбард советует смириться с непредсказуемостью жизни (см. подробнее: Ротбард М. Этика свободы. 2008. Гл. 14 (доступно в Интернете на сайте: http://libertynews.ru/node/142).

186

Глава 4. После второй мировой войны и до наших дней

характер и зачастую подкреплялись серьезными эмпирическими исследованиями. Экономическая свобода для таких экономистов не могла вытекать из неких научно не доказанных моральных аксиом. В век рационализма, цинизма и неверия в любые абсолюты критически настроенным умам требовались реальные верифицируемые доказательства того, что экономическая свобода оказывается более общественно полезной, чем государственное моделирование оборота. И многие выдающиеся экономисты второй половины XX в. их находили и представляли на суд общественности.

Так, особенно заметную роль в научных, политических и публичных баталиях по вопросам экономической теории во второй половине XX в. играл выдающийся американский экономист Милтон Фридман, который в вопросе о свободе экономической деятельности и допустимости вмешательства в нее государства выступал в унисон с Хайеком и другими «австрийцами» – с позиции апологетики laissez-faire1. В своих публикациях Фридман пытался продемонстрировать вред, который приносят, как правило, неумелые попытки правительства вмешаться в естественный ход экономического развития, и последовательно дискредитировал различные ограничения свободы предпринимательской деятельности и свободы контрактных отношений в частности. Так, например, он доказывал абсурдность установления какого-либо государственного контроля за ценами (например, ограничений цен в периоды дефицита, «потолков» арендной платы и т.п.).

Другой выдающийся американский экономист чикагской школы – Джордж Стиглер доказывал на основе солидного эмпирического материала всю вредность избыточного государственного регулирования свободного оборота, демонстрируя, что в результате таких мер чаще всего выигрывают крупные корпорации и монополии. Последние, как считал Стиглер, в силу своей большей способности к координации, экономической мощи и лоббистского ресурса неизменно «приватизируют» регулирование, направляя его в сторону, соответствующую их интересам, – подавление конкуренции и в конечном счете ущемление интересов потребителей и других участников рынка. Соответственно усиление государственного вмешательства в свободный оборот во имя тех или иных благих целей, по его мнению, очень часто оборачивается ущербом для общественного благосостояния2.

Вплоть до конца 1970-х гг. австрийское, чикагское и иные ориентированные на расширение экономической свободы течения в экономи-

1  См.: Фридман М. Капитализм и свобода. М., 2006; Фридман М., Фридман Р. Свобода выбирать. М., 2007.

2  Stigler G.J. The Theory of Economic Regulation // 2 Bell Journal of Economics and Management Science. 1971. P. 3–21.

187

Раздел II. История развития принципа свободы договора

ческой теории довольствовались вторыми ролями. В рамках доминировавших в тот период представлений о желательной экономической политике вмешательство государства в свободный оборот считалось возможным и желательным ради обеспечения большей устойчивости экономики на макроуровне, а также ради блокирования негативных экстерналий, монополий и иных провалов рынка и защиты слабой стороны договора на микроуровне. Именно этот синтез взглядов оказывал определяющее влияние на реальное правовое регулирование оборота в большинстве рыночных стран, отводя «австрийским» и «чикагским» сторонникам laissez-faire роль оппозиционеров1.

Врезультате степень зарегулированности экономического оборота все это время была достаточно высокой. В различных странах эти государственные вторжения в свободный оборот могли быть более (Франция) или менее (США) интенсивными и могли преследовать разные цели. При этом реальная экономическая политика продолжила начавшееся в довоенный период движение в сторону от идеалов laissez-faire.

Вкаждой из европейских стран конкретное сочетание рыночного, интервенционистского и социального элементов могло быть разным (более интервенционистская французская, более либеральная немецкая

иболее социальная скандинавская модели и т.п.)2. Мы здесь не можем позволить себе углубляться в эти различия, но хотели бы остановиться на традиционно важном для российского цивилиста опыте Германии.

Социальное рыночное хозяйство в Германии и государство как конструктор прорыночной институциональной среды

После краха Третьего рейха в ФРГ утвердилась экономическая политика «социальной рыночной экономики». Она была в значительной степени основана на теории ордолиберализма фрайбургской школы (в первую очередь на трудах таких экономистов, юристов и социологов, как Вальтер Ойкен, Франц Бем, Вильгельм Репке, Александр Рюстов и др.)3, оценивающей свободный оборот в качестве важнейшего прио-

1  В этом контексте показательно, что в США президент Никсон, которому как представителю республиканской партии, казалось бы, было положено критиковать усиление роли государства в экономике, в 1971 году уверенно заявил, что «мы все теперь кейнсианцы» (цит. по: Бьюконен П. Правые и неправые. М., 2006. С. 270).

2  См. подробнее: Хаттон У. Мир, в котором мы живем. М., 204. С. 322–342.

3  О школе ордолиберализма и построенной на его основе теории социального рыночного хозяйства см.: Ойкен В. Основы национальной экономики. М., 2007; Он же. Основные принципы экономической политики. М., 1995; Теория хозяйственного порядка. «Фрайбургская школа» и немецкий неолиберализм. М., 2002; Социальное рыночное хозяйство в Германии: истоки, концепция, практика / Под общ. ред. А.Ю. Чепуренко. М., 2001; Социальное рыночное хозяйство: теория и этика экономического порядка в России и Германии. СПб., 1999; Эрхард Л. Полвека размышлений: речи и статьи. М., 1993.

188

Глава 4. После второй мировой войны и до наших дней

ритета, но требующей активного государственного участия в установлении и поддержании институциональных (и правовых в частности) условий для его функционирования.

Сторонники ордолиберализма видели опасность в наметившейся тенденции, которая приводит рыночную экономику к монополизации и подавлению предпринимательского духа1. В отличие от австрийской школы, представители которой верили в спонтанную координацию рыночных сил, сторонники ордолиберализма выделяли важнейшую роль государства в установлении регулятивных рамок, формирующих оптимальные условия для сохранения конкуренции и свободной экономики. Сторонники этой теории считали, что исконной и главнейшей задачей государства остается создание рамок порядка, внутри которых гражданин должен иметь полную экономическую свободу2. Без такого регулятивного вмешательства, на взгляд немецких ордолибералов, свободная экономика имеет тенденцию скатываться в состояние гегемонии монополий. Парадоксальным образом рыночная свобода и laissez-faire, по их мнению, могут привести к подавлению конкуренции, без которой рыночная свобода превращается в диктат3. Соответственно без участия государства в защите конкуренции рыночная экономика обречена.

Кроме того, вмешательство государства оказывается просто необходимым, когда общество переживает процесс слома прежней тоталитарной парадигмы, в которой экономическая свобода была минимизирована. Спонтанное «самовыстраивание» практически с нуля системы реально функционирующей рыночной экономики может оказаться достаточно долгим и вызвать опасные социальные и институциональные перекосы. Поэтому государство, на взгляд немецких ордолибералов, должно было сыграть решающую роль в формировании верной институциональной и правовой среды для быстрого и сбалансированного экономического восстановления и развития.

В рамках рассматриваемой системы взглядов государство должно воздерживаться от непосредственного регулирования параметров оборота и ни в коем случае не участвовать в обороте само, но может и должно устанавливать экономический и юридический порядок, в рамках

1  Вилльгеродт Г. Зачем нужно государственное планирование в рыночном хозяйстве? // Теория хозяйственного порядка. «Фрайбургская школа» и немецкий неолиберализм. М., 2002. С. 289.

2  См.: Эрхард Л. Полвека размышлений: речи и статьи. М., 1993. С. 586; Социальное рыночное хозяйство в Германии: истоки, концепция, практика / Под общ. ред. А.Ю. Чепуренко. М., 2001. С. 117.

3  Ойкен В. Основные принципы экономической политики. М., 1995. С. 30, 247, 266. Аналогичную позицию защищает и А. Мюллер-Армак (см.: Социальное рыночное хозяйство: теория и этика экономического порядка в России и Германии. СПб., 1999. С. 82, 83).

189

Раздел II. История развития принципа свободы договора

которого этот оборот должен проистекать1. Эти правила должны были обуздать тенденции к монополизации и сформировать правовой режим, способный стимулировать субъектов значительной экономической власти вести себя так, как если бы существовала совершенная конкуренция2, а всю экономику – восстанавливаться из послевоенной разрухи максимально быстрыми темпами.

Соответственно сторонники ордолиберализма видели основную цель государственного вмешательства в экономику не в манипулировании экономическими процессами и прямом корректирующем участии государства в экономическом обороте, а в быстром создании дружелюбной для активного предпринимательства институциональной среды, способствующей свободному экономическому обороту и конкуренции3.

Такое вмешательство государства оказалось особенно востребовано в Германии в условиях послевоенного восстановления, когда правительству приходилось выстраивать правила рыночного порядка в значительной степени с чистого листа.

При этом среди основных идей, руководствуясь которыми свободный рыночный порядок должен был быть построен согласно воззрениям сторонников ордолиберализма, выделяются идеи о частной собственности и свободе частных сделок4. Согласно лидеру этой школы В. Ойкену свобода договора есть центральный элемент адекватно организованной рыночной экономики. Но при этом договорная свобода должна ограничиваться там, где она сама начинает использоваться в целях ограничения конкуренции, а также там, где монополист навязывает несправедливые условия зависящему от него контрагенту5.

Совмещение идей ордолиберализма, с одной стороны, и укорененной в немецкой истории доктрины патерналистского социального государства (Sozialstaat), с другой стороны, в конечном счете сформировало идеологическую основу для компромиссной политики «социальной рыночной экономики». Эта политика позволила Германии за счет высочайшей экономической эффективности и рыночной динамики совершить послевоенное экономическое чудо, за несколько десятилетий восстать из руин и стать государством с ведущей европейской экономикой.

Творец этого преображения, министр экономики в правительстве Конрада Аденауэра, а впоследствии глава правительства Людвиг Эр-

1  Освальт В. Свободная от власти рыночная экономика // Теория хозяйственного порядка. «Фрайбургская школа» и немецкий неолиберализм. М., 2002. С. 455, 456.

2  Ойкен В. Основные принципы экономической политики. М., 1995. С. 429.

3  История экономических учений: Учебник / Под общ. ред. А.Г. Худокормова. М., 2007. С. 75, 76, 78, 79.

4  Там же. С. 79.

5  Ойкен В. Основные принципы экономической политики. М., 1995. С. 363, 364.

190