4. В разное время в разных странах были приняты так называемые антитрестовские законы, явившиеся определенной уступкой избирателям.

В Соединенных Штатах это закон Шермана 1890 года, объявивший незаконными всякие такие договоры, которые имеют своей целые объединение в форме треста или любой другой компании для "ограничения промысла или торговли между штатами". В 1914 году закон Шермана был дополнен законом Кпейтона, запретившим установление монопольных цен на товары.

Время от времени в США затевались с пропагандистской целью судебные расследования на основе закона Шермана. Дела эти намеренно затягивались на многое годы и в худшем случае оканчивались смехотворно малыми штрафами.

Верховный суд нередко проявлял себя противником антитрестовских законов. Вспомним его решение по поводу "нового курса".

В Японии в антитрестовский закон 1947 г. была внесена поправка (1953 г.). Она позволила правительству поощрять создание так называемых антикризисных картелей и картелей периода j рационализации. А в 1955 году закон "О чрезвычайных мерах по рационализации в угольной промышленности" предоставил капиталистам возможность "предпринимать совместные действия ТО, ограничению производства и установлению цен на уголь".

Нет сомнения в том, что законы, в той или иной мере ограничивающие картельные соглашения, направленные на установление монопольных цен, не нравятся ни тем, кто их предлагает, ни тем, кто их принимает. Но избежать "антитрестовского законодательства" уже невозможно. О том свидетельствуют английские законы 1964-1965 годов, закон 1957 года, принятый в ФРГ, французский закон 1953 года, признающий незаконными все те соглашения, которые направлены на ограничение конкуренции, и т. п.

Бесконечное количество лазеек, сознательно введенных в законы, позволяет с легкостью обходить их. Законы есть, но так же точно остаются и конкуренция, и монопольные цены на товары, и картельные соглашения о ценах на товары.

В Англии антитрестовское законодательство нашло воплощение в четырех актах, последовательно изменявших условия и формы правительственного вмешательства в дела монополий. Первым из них был акт 1948 г., названный "О монополиях и ограничительной практике", последними - акты 1964 г. "О ценах за перепредажу" и 1965 г. "О монополиях и слияниях". Согласно этим актам, исследование по вопросу о запрещенной практике доверяется особой комиссии, а решение - специализированному суду по ограничительной практике. В нескольких десятках случаев суд был вынужден обязывать компании к расторжению незаконных договоров, направленных на установление монопольных цен, однако монополии довольно скоро научились обходить поставленные им преграды.

5. До первой мировой войны считалось чем-то "священным", что договоры, законно заключенные, являются обязательными для сторон, если только они сами не пересмотрят их условия. Никакие обстоятельства, за исключением самых крайних и чрезвычайных, не могли быть основанием для изменения договоров, помимо или против согласия хотя бы одной из сторон.

Резкие изменения экономической конъюнктуры, свойственные нашему времени, поколебали (хотя и не уничтожили) старое правило.

Начало пересмотра приходится на годы первой мировой войны.

В 1916 году газовая компания французского города Бордо потребовала увеличения тарифов за пользование газом, ссылаясь на разорительность старых: война привела к резкому увеличению цен на исходные материалы и рабочую силу.

Суд отказал компании: договоры должны соблюдаться. Дело было перенесено в Государственный совет, и последний, опираясь на теорию непредвиденных обстоятельств, решил спор в пользу компании.

Сразу же после войны аналогичные обстоятельства заставили призадуматься английских судей. Одна крупная строительная фирма потребовала изменения контрактов, заключенных до войны, ссылаясь на разорительность прежних условий.

Удовлетворив после долгих проволочек иск компании, английские судьи создали новый прецедент: при изменении экономических условий, настолько резком, что ни один разумный человек не мог бы это предвидеть, судьям дозволяется отступать от принципа "неизменности" договора.

Положение германских судов было облегчено ст. 242 ГТУ с ее "каучуковой" формулировкой насчет "доброй совести", требуемой при исполнении договора.

На этом основании германские судьи много раз освобождали от обязанностей исполнения по договору.

Из сказанного не вытекает, что принципа обязательности исполнения уже не существует. Воспитанные на римском праве или давней традиции, судьи не единожды оказывали сопротивление даже таким предписаниям насчет расторжимости обязательств, которые исходили от законодателя. И конечно, существует немало оговорок насчет того, что следует считать "экономической невозможностью" исполнения, а что последствием допустимого риска.

Тем не менее следует признать, что учение о непредвиденных обстоятельствах завоевывает себе все большее место в практике буржуазных судов. А вместе с ним приходит такое расширение судейского усмотрения, какое нередко превращается в произвол. Окончательное решение стало принадлежать не закону, а судебной практике, которая сама подвержена резким изменениям.