- •Введение
- •Глава I. Правовые основы древнерусского судопроизводства
- •1.1. Обычное право
- •1.2. Судебная практика
- •1.3. Нормативные
- •1.4. Рецепция права
- •1.5. Уголовно-правовая характеристика преступления и наказания: понятие и виды
- •Глава II. Судоустройство Киевской Руси
- •2.1. Древнейшие способы разрешения конфликтов и споров на Руси
- •2.2. Суд общины
- •2.3. Суд веча
- •2.4. Княжеский суд
- •2.5. Церковный суд
- •2.6. Судебная система Новгорода и Пскова
- •Глава III. Уголовный процесс Древней Руси
- •3.1. Принципы судопроизводства
- •3.2. Участники уголовного судопроизводства
- •3.3. Доказательства
- •3.4. Меры процессуального принуждения
- •3.5. Порядок
- •3.6. Судопроизводство Новгорода и Пскова
- •Источники и литература
- •Использованная литература
- •Глава 1. Правовые основы древнерусского судопроизводства 27
- •Глава 2. Судоустройство Киевской Руси 78
- •Глава 3. Уголовный процесс Древней Руси 147
- •1 27994, Москва, а — 55, ул. Образцова, 15.
3.1. Принципы судопроизводства
Характерной особенностью процессуального права Древней Руси, впрочем, как и любого другого средневекового права, была неразделенность уголовного и гражданского процесса. Объясняется это отнюдь не примитивностью правосознания наших предков, а тем, что целью судопроизводства правовой обычай считал восстановление нарушенного права лица, независимо от характера этого нарушения. Отсюда и широкое распространение третейского суда, основной задачей которого было примирение сторон. Этим можно объяснить и характер наказаний, применявшихся после отмены кровной мести и исключавших смертную казнь, так как лишение жизни преступника в большинстве случаев исключало возможность возмещения нанесенного им ущерба.
Насколько можно судить из имеющихся в распоряжении современной науки источников, древнерусский процесс больше тяготеет к состязательному типу, который характеризуется наличием двух конкурирующих сторон, обладающих процессуальным равенством и независимого от сторон суда. Причем позитивный порядок процесса отличался необычайной гибкостью. Это мог быть и формальный поединок сторон перед судьей, который выступал в роли простого арбитра, и обстоятельное судебное разбирательство, при котором суд оценивал представленные сторонами доказательства по своему внутреннему убеждению.
В энциклопедическом труде арабского автора Ибн-Русте, составленном в начале X в., имелся раздел, посвященный описанию восточноевропейских народов — хазар, булгар, мадьяр, славян, руссов и др. Повествуя о руссах, Ибн-Русте дает следующую характеристику древнерусского процесса: «…И если один из них (руссов) возбудит дело против другого, то зовет его на суд к царю, перед которым они и препираются. Когда же царь произнес приговор, исполняют то, что он велит. Если же обе стороны недовольны приговором царя, то по его приказанию дело решается оружием, и чей из мечей острее, тот и побеждает…»1. Из этого отрывка видно, что состязательная форма процесса «выросла, — как считает В.В. Момотов,— из традиционных методов разрешения конфликтов» внутри родовой общины2.
Если рассматривать принципы древнерусского судопроизводства как объективно необходимые и общеобязательные критерии справедливости в праве, то следует отметить, что в законодательстве того времени они четко определены не были. Ни в одном памятнике древнерусского права мы не найдем этих принципов в виде отдельных правовых предписаний. Их возможно лишь индуктивно сформулировать, опираясь на имеющиеся в нашем распоряжении законодательные нормы, которые их, так или иначе, отражают.
Принцип состязательности можно назвать базовым принципом судопроизводства, определяющим его тип. Никакое честное состязание не возможно без обеспечения равноправия сторон, при котором и истец, и ответчик получают равные возможности отстаивать свои права и интересы. Этим, на наш взгляд, объясняется так называемая «презумпция виновности», когда бремя доказывания своей невиновности ложилось на обвиняемого.
Договор Руси с Византией 911 г. содержит норму, в соответствии с которой, клятву произносит та сторона, что доказывает свою невиновность. По Русской правде в делах о поклепной вире бремя доказывания своей правоты также возлагалось на самого ответчика. Однако в одной из ранних берестяных грамот Новгорода (конец XII — первая половина XIII вв.), в частном послании Анны к своему брату Климяте, просматривается несколько иная ситуация. Письмо содержит просьбу женщины вступиться за нее перед неким Кснятином, который обвинил ее в нарушении денежных обязательств. Она просит брата быть ее представителем на суде и советует ему потребовать от Кснятина, чтобы тот доказал свои обвинения при помощи показания свидетелей1. (Курсив мой — Т.А.).
Памятники литовско-русского законодательства, уточняющие и развивающие базовые положения Русской Правды, донесли до нас интересные сведения относительно процесса доказывания, включавшего в себя «довод» и «отвод». «Довод» — это показание простых свидетелей, «подпиравших» (подтверждавших) на суде достоверность сведений, изложенных истцом2. «Отвод» — отрицание ответчиком возводимого против него обвинения, также при мощи свидетелей, но уже подтверждавших невиновность ответчика, «очищавших невинность», т.е. отводящих от него подозрения3.
Итак мы видим, что в ходе судебного разбирательства истец должен был доказать выдвинутое против кого-либо обвинение, а ответчик — свою невиновность. Налицо абсолютно равные права обеих сторон. Ведь, как совершенно справедливо отмечают авторы одного из учебников по уголовному процессу, «презумпция невиновности» в современном праве свидетельство того, что «стороне защиты закон предоставляет права не равные, а несколько «увеличенные», льготные по сравнению с правами стороны обвинения. Согласно презумпции невиновности обвиняемый не обязан доказывать свою невиновность, хотя вправе это делать »4. (Курсив мой — Т.А.).
Право Древней Руси предусматривало равную обязанность сторон доказывать свою правоту. Ярко выраженная диспозитивность процесса, когда стороны могли свободно распоряжаться своими материальными и процессуальными правами, обеспечивала условия для справедливого их состязания, т.е. принцип равенства сторон. Соответственно нет достаточных оснований соглашаться с мнением некоторых современных исследователей, которые, ссылаясь на «презумпцию виновности», говорят об «относительности равноправия сторон»1.
Судить о том, какова была процессуальная независимость суда в те далекие времена, довольно сложно. Источники не позволяют нам в полной мере оценить, насколько беспристрастным и объективным по отношению к другим участникам процесса был суд и всегда ли в оценке представленных сторонами доказательств он исходил из своего внутреннего убеждения. Однако то, что подобные требования обществом предъявлялись и были закреплены в обычном праве, не вызывает сомнения.
Независимость древнерусских судебных органов обеспечивалась и принципами публичности, очности, непосредственности исследования доказательств и свободной их оценки, устности, гласности и неприкосновенности личности.
Публичность правосудия проявляется не только в открытости процесса, но и в том, как понималась и решалась в нем задача уголовного преследования и обвинения преступника. Коль скоро частное лицо обращается по поводу своего нарушенного права к суду, то теперь защита его интересов переходит из разряда частного дела (месть, самосуд) в категорию общественного.
Общество в лице его представителей (послухов, соприсяжников, добрых людей) контролирует весь ход процесса с момента возбуждения дела до установления виновных или примирения сторон. Основная цель процесса — поддержание социального равновесия путем удовлетворения потерпевшего (восстановления нарушенного права) — конечно же, имело общественное значение. Поэтому общество контролировало каждый шаг судебной деятельности, придавая огласке и осуждению любой случай неправосудия.
Состязательный характер процесса, так же как и принцип равенства сторон, обеспечивало требование личного присутствия сторон в суде и обязательного представления судьям первоисточника доказательственной информации. Недопустимость производных доказательств, т.е. свидетельства по слуху, так же как важность института очной ставки, нашли свое отражение в самых ранних источниках. «Ты же судья, суди слова, а не сердца. То есть суд, что идет у человека из уст,» — сказано в тексте Правосудия митрополичьего1.
Принцип гласности выражался в открытости судебного заседания и возможности присутствия на нем всех желающих. А также в праве сторон участвовать в проведении различных процессуальных действий (обыск, выемка, гонение следа и т.д.).
Свободная оценка доказательств судом предполагает полную независимость всех участников суда от постороннего мнения лиц, не участвующих в процессе. Согласно этому принципу доказательства оцениваются судьями по их внутреннему убеждению, на основании полной уверенности в достоверности предъявленных доказательств. «Ордалии» или «суд божий», к которым активно прибегали судьи в сомнительных случаях, можно считать наглядным примером использования этого принципа в древнерусском судопроизводстве.
Этот древнейший способ установления истины в судебном процессе встречается у многих народов в древности. Применение «суда божьего» связано с преставлением наших предков о всевидящем оке божества, призванного защищать невиновного и наказывать виновного. Суд божий вершился в различных ритуальных формах, позволяющих определить виновного. К нему прибегали, если иные доказательства по делу отсутствовали или их было недостаточно для того, чтобы судьи полностью убедились в виновности обвиняемого.
Неприкосновенность личности проявлялась в том, что любое задержание или заключение под стражу должно было производиться при соблюдении форм, предписанных обычаем или законом. Договор Смоленского князя Мстислава Давидовича с Ригою, Готландом и Немецкими городами 1229 г. содержит следующее предписание: «Аже извиниться Латининъ оу Смоленске, не метати его оу погребъ, аже не боудете порукы, то оу железа оусадить»1. В нем, как это видно из текста статьи, в качестве основной меры пресечения законодатель устанавливает личное поручительство. Еще точнее этот принцип изложен в новой редакции этой статьи договора 1230 г.: « Аще Роусин и гость в Ризе, или на Готьском березе извинится, такоже, его въсадити в дыбу. Оже боудеть порука понь, то дати на порукоу; не будеть ли пороукы то лзе и въ железа въсадити, или Немечьскыи гость извинится Смоленске, нелзе его въвереги въ погребъ, ожо небоудеть понь пороукы лзе его въ железа въсадити»2
Базовые положения, на которых должно было строиться древнерусское судопроизводство, лучше всего, на наш взгляд, были изложены в послании игумена Кирило-Белозерского монастыря Святого Кирилла к Можайскому удельному князю Андрею Дмитриевичу: «Ты, господине, смотри того: судьи бы судили праведно, как перед Богом, посулов бы не имали, довольны бы были уроки своими, понеже сице глаголет Господь: да не оправдиши нечестиваго мзды ради, ни сильна, ни богата устыдися на суде, ни брата — свойства ради, ни друга — любве ради, ни нища — нищеты ради, не сотвориши неправду на суде…»1. Серьезное, беспристрастное отношение к суду, одинаковое и для друга, и для врага, для боярина и простолюдина — вот основные требования, предъявляемые к судьям обществом, а затем санкционированные властью. Общество не требовало от суда ни снисхождения, ни милости, но настаивало на справедливости судебного решения — «правды по крестному целованию». Наиболее емко представления наших далеких предков о справедливом (праведном) суде отражены в выражении, часто встречающемся в законодательных актах: «судом не мстити и не дружити никому».
