Иван александрович ильин (1883 – 1954)

Основные проблемы:

- философия дает в понятиях то,

что религия дает в образах;

- «стремление к совершенному есть духовность»;

- путь духовного обновления –

борьба за национальную Россию.

И.А. Ильин родился в Москве в семье присяжного поверенного. После окончания гимназии с золотой медалью поступил на юридический факультет Московского университета. По окончанию курса был оставлен на кафедре энциклопедии права и истории философии для подготовки к профессорскому званию. После двухлетней зарубежной научной стажировки представил для защиты диссертации исследование "Философия Гегеля, как учение о конкретности Бога и человека". По результатам защиты (1918) соискателю были одновременно присуждены две ученые степени – магистерская и докторская. После революции 1917 года Ильин включился в идейную борьбу с большевизмом, что послужило причиной его шестикратных арестов. В сентябре 1922 года он был приговорен к смертной казни, замененной высылкой из страны. За границей до 1934 года Ильин был профессором Русского научного института в Берлине. В многочисленных исследованиях философа главными проблемами стали поиски путей социального и духовного возрождения России, нравственного существования личности. С приходом к власти фашистов Ильина увольняют и запрещают всякую общественную деятельность. С большим трудом лишенный имущества ученый эмигрирует из Германии и, благодаря помощи С.Рахманинова, поселяется в Швейцарии.

Ильин – автор более тридцати книг и нескольких сотен статьей. В России публикаций философа очень мало, издаются они небольшими тиражами. В Советской России работы философа вообще не печатали, а в энциклопедии назвали "шовинистом" и "монархистом". Правда, в этой же статье отмечено, что современные исследователи немецкой философии в своей аргументации часто ссылаются на работы Ильина. Главные произведения: "Путь духовного обновления" (1935), "Аксиомы религиозного опыта" (1953), "Путь к очевидности" (1954).

По мнению философа, в науке власть и контроль принадлежат теоретическому мышлению. Это, несомненно, приводит к познавательным успехам. Однако такой «научный прогресс» остается духовно-безрелигиозным и мертвенным. Ибо мысль, взятая сама по себе, отвлечена и логически побудительна, но бездуховна и бессердечна» [3, с. 390]. Философия должна отказаться от «немецкого предрассудка» – конструирования универсальных схем, объясняющих мир. Мироздание является «величественной и прекрасной мировой тайной», человек же в научном исследовании способен выделить из этой «сверхсложной и таинственно-связной ткани отдельные «обломки», «обрывки» или нити; и поэтому мы должны помнить, что таких выделенных и теоретически препарированных частей в реальном мире нет… Мир «прост» только для глупцов» [3, с. 383].

Критикуя «чистое» или «голое» мышление за «индифферентность» в делах созерцания и сердца, Ильин пишет, что оно «представляет из себя величайшую опасность для человеческого рода – орган лжи и мнимых доказательств, орудие обманной и губительной пропаганды, путь соблазна и разрушения» [3, с. 390]. Для рассудка все ясно и просто; он не видит сложности внутренней и внешней жизни; он не знает трагических противоречий. Его дело – упростить сложность до ясности и свести ясность к систематическому единству. Рассудок «слеп для реальности».

Ярким примером такого рассудочного (логически правильного, но по сути своей ложного) мышления, по мнению Ильина, является этическая концепция Льва Толстого. Философ пишет специальное исследование «О сопротивлении злу силой» (1925), в котором рассматривает этическую проблему преодоления зла. Согласно Ильину, зло – это не отвлеченное понятие, не логическая возможность; зло начинается там, где начинается человек. Зло – это душевная склонность, присущая каждому, тяготение к «разнузданию зверя». «Вся история человечества, – пишет философ, – состоит в том, что в разные эпохи и в разных общинах лучшие люди гибли, насилуемые худшими, причем это продолжалось до тех пор, пока лучшие не решались дать худшим планомерный и организованный отпор. Так всегда было и всегда будет: радикальное зло, живущее в человеке, торжествует до тех пор, пока не обуздывается и поскольку не сдерживается… Столетиями и тысячелетиями совершается этот обуздывающий и перевоспитывающий процесс, превращающий человекообразное животное в существо общественное и дисциплинированное; и чем общественнее и дисциплинированнее это животное, тем доступнее оно для духовной культуры и тем доступнее ему самому работа внутреннего самовоспитания» [3, с. 97].

Согласно Ильину, не всякое применение силы должно считаться «насилием». В определенных условиях человек обязан использовать психическое или физическое принуждение. «Прав тот, кто оттолкнет от пропасти зазевавшегося путника; кто вырвет пузырек с ядом у ожесточившегося самоубийцы; кто вовремя ударит по руке прицеливающегося революционера; кто в последнюю минуту собьет с ног поджигателя; кто выгонит из храма кощунствующих бесстыдников; кто бросится с оружием на толпу бандитов, насилующих девочку; кто свяжет невменяемого и укротит одержимого злодея» [3, с.34]. По мнению Ильина, Лев Толстой прав в том, что для нравственного здоровья человека лучше, если он противостоит злу лишь любовью и добром. Но в жизни бывают ситуации, когда применение силы к злодею есть меньшее зло по отношению к другим людям и обществу. Государство должно поощрять добро и сдерживать зло; разрушение волевого начала в государственности недопустимо. Представителям государственной власти приходится использовать неправедные и жесткие методы в борьбе со злом. «Счастливы в сравнении с государственными правителями монахи, ученые, художники и созерцатели: им дано творить чистое дело чистыми руками. Но не суд и не осуждение должны они нести политику и воину, а благодарность к ним…, ибо они должны понимать, что у других нашлись руки для нечистого дела, и только благодаря этому их собственные руки чисты для чистого дела» [3, с. 125]. Просто нужно, чтобы функцию государственного принуждения выполняли достойные люди, знающие меру в насилии и понимающие смысл своей деятельности. «Не всякий способен взяться за меч, и бороться им, и остаться в этой борьбе на духовной высоте. Для этого нужны не худшие люди, а лучшие, сочетающие в себе благородство и силу; ибо слабые не вынесут этого бремени, а злые изменят самому призванию меча» [3, с. 124].

Основные идеи своей этической теории Ильин конкретизировал в рассуждениях о России. Абсолютно не приемля большевизм, он основную вину за крушение старой России возлагает на либеральную интеллигенцию, совершившую в конце XIX – начале ХХ в. коллективный акт «гражданского дезертирства». Стоя на позиции отказа от русской самобытности, сочувствуя революционерам-террористам, неконструктивно критикуя власть, интеллигенты-непротивленцы способствовали подрыву всяческих волевых начал, в т.ч. государственных, в жизни русского общества, идейно и морально разоружили его перед лицом разрушительных, нигилистических тенденций. Бедой российского общества он также считает правовой нигилизм: неуважение к закону, собственной личности и правам других людей.

В традициях славянофильской мысли Ильин показывает, что тайны бытия мира и человека недоступны одной лишь логике. По его мнению, вера всегда остается первичной силой человеческой жизни, а потому очень важно то, во что человек верит. Он может верить в пошлое, уродливое или в деньги и власть, а может – в духовно значительное и прекрасное. Жить стоит только тем и верить в то, за что можно умереть. Если человек верит только в чувственные наслаждения, принимая их за главнейшее в жизни, то он сам превращается постепенно в «наслаждающееся животное». Для таких людей «наслаждение определяет и исчерпывает смысл их жизни и содержание их веры; но именно поэтому смерть их остается столь же бессмысленной, сколь бессмысленна была и вся их жизнь» [3, с. 143].

Ильин рассматривает человека как носителя духовности. Духовными основами бытия человека служат семья, нация, родина. Человека тянет вниз, к чувственным наслаждениям, но у него есть и стремление к совершенному. В этом мыслитель видит источник религиозной веры. Нельзя начать веровать в силу логических доказательств или аргументов. «Вера не дается волевому нажиму. Ибо источник веры не в волевом решении («буду веровать»), а в силе созерцающей любви» [3, с. 160].

Как и многие русские мыслители, Ильин критикует современное общество, которое поставило себе абсурдную, с его точки зрения, задачу – все понять и все объяснить без Бога. Но человеческая душа недоступна отвлеченному рассудку. В результате возник «душевно расколотый и нецельный» современный человек, который не способен иметь убеждения. Он часто меняет взгляды на жизнь, стремится подменить проблему добра и зла вопросом об относительно полезном или вредном, а в глубине души считает, что «умные люди» вообще не должны заниматься этим «пустым» вопросом. Если ему приходится говорить об Отечестве и патриотизме, о свободе и справедливости, то он и здесь становится на «умную» точку зрения релятивизма. Все это, по мнению Ильина, создает выродившуюся культуру, и в основе этой выродившейся культуры лежит выродившаяся жизнь, «душа расколотая, духовно-бессильная, малокровная и нервно-растрепанная, беспочвенная, неукорененная и отвергающая все безусловное и окончательное» [3, с. 314]. Главной целью человека становится обогащение; все иное, высшее – недоступно ему, ибо более глубокие источники и настоящие святыни не существуют для него. Это обязательно приводит к беспредметной тоске или скуке жизни, которая владеет современным «цивилизованным», но культурно и духовно опустошенным человеком.

Отсюда И.А. Ильин выводит корни революционных брожений ХХ века, тоталитаризма. Либеральная демократия, борясь за свободу, частную инициативу и самоуправление, способствовала разнузданию освобожденных и передаче их в новое рабство [3, с.388]. Спасение же человечества, по мнению Ильина, может быть найдено только на путях поиска высших ценностей человеческого бытия, его духовного обновления. Именно по этому пути, пути познания Правды, т.е. единства Истины, Добра и Красоты, идет восточное христианство – Православие. В эмиграции он мечтает о восстановлении сильной монархической России. «Россия не человеческая пыль и не хаос. Она есть прежде всего великий народ, не промотавший своих сил и не отчаявшийся в своем призвании. Этот народ изголодался по свободному порядку, по мирному труду, по собственности и по национальной культуре. Не хороните же его преждевременно! Придет исторический час, он восстанет из мнимого гроба и потребует назад свои права!» [4, с. 264].