Тема 2.5. Культура Нового времени

Становление науки, постепенно все более плотное вхождение ее в ткань общественной жизни лишь завершило собой становление ра­ционализма как отличительной черты образа мысли и образа жизни человека Нового времени. Рационализм входил в массовое сознание и был совместим в тех исторических формах с христианско-католи- ческой религией, с ее учением о разумности сотворенного Богом мира. В массовом сознании рационалистическая тенденция проявляла себя как явное преобладание здравого смысла над авторитарным догматиз­мом и мистическим упованием на сверхъестественное, что было так характерно для духовной жизни Средневековья.

Сказанное, как уже отмечалось, не означает, что новоевропейское сознание и раннебуржуазная культура были атеистическими. Хрис­тианская религия и церковь как до, так и после Реформации (XVI в.) отнюдь не теряли и не ослабляли своих позиций. Они продолжали играть весьма существенную и даже возрастающую роль — и не только в духовной, но и в общественной, политической жизни этого яркого и бурного времени. Можно даже сказать, что религия из сферы личной жизни все больше и больше перемещалась в сферу государственной, гражданской жизни, а на уровне теоретического сознания, взаимо­действуя сложным и противоречивым образом со свободомыслием философии и науки, деформировалась в «компромиссные» идеологи­ческие и мировоззренческие формы — пантеизм и деизм (где Бог либо отождествлялся с природой, либо значительно ограничивался в своих функциях по отношению к ней).

Сказанное о гуманистической доминанте не означает, что в новоев­ропейском сознании и культуре произошло какое-либо смягчение или приукрашивание «варварства» того времени: жестокость, зло, насилие, войны, в том числе и гражданские, на годы, а то и десятилетия, опусто­шали целые страны, приносили неисчислимые беды и страдания десят­кам и сотням тысяч людей. Войнам сопутствовали голод и эпидемии. Но эсхатологических предчувствий они уже не порождали. В психоло­гии масс преобладала вера в возможность разумного переустройства мира, а смута и хаос происходящего переживались как тернии на пути к новой жизни. Силы человека были напряжены, но они не уменьшались, а прибывали.

Европа XVII в. — это молодая Европа, начинающая новую жизнь, сбрасывающая с себя груз веков и тысячелетий. Но разрыв со Сред­невековьем был в то же время и «сближением» с более древними и глубинными истоками цивилизации, диалектическим возвращением к классической рациональности древнеэллинской (досократиче- ской) культуры. Философ и математик Нового времени Лейбниц

167

(1646-1716), как и философ и математик античности Пифагор (VI в. до н. э.), понимали Вселенную как единый и целостный организм, как гармонию, полную и глубочайшую соразмерность всех ее уровней и атрибутов. В философии Лейбница идея «предустановленной гармо­нии» занимает центральное место и наполнена не только абстрактно- теоретическим, но и религиозно-теологическим, гуманистическим и эстетическим содержанием.

«Предустановленная гармония» — это не один из умозрительных постулатов крупного философа, а общекультурная парадигма эпохи, которую не «придумал», а открыл Лейбниц в общественном сознании своего времени. Если в массовом сознании и в общественном чувстве это была вера в бесконечную мудрость божественного промысла, то в высших проявлениях духа — в музыке Баха и искусстве классицизма вообще — рационалистическая идея гармонии переживалась и осу­ществлялась как регулятивный принцип творчества: и как главный побуждающий стимул, и как канон композиции.

Но это был и тот предел, дойдя до которого рационализм перехо­дил уже в свою противоположность. Постулат целесообразности всех явлений и событий мира не совмещался с очевидными фактами опыта: со всем злым, безобразным и низменным, чем с избытком наполнены жизнь и история. Если мы живем в лучшем из всех возможных ми­ров, как это следовало из рассуждении Лейбница, то темные стороны бытия, а следовательно, и бытие в целом, неразумны, необъяснимы. Вполне естественно поэтому, что философы XVIII в. (Вольтер, Голь­бах), уже с позиций своего времени, подвергли резкой, даже убийс­твенной критике плоский оптимизм телеологических идей своих предшественников.

Телеологизм — не единственная черта исторической ограниченности раннебуржуазного рационализма. Не менее существенной чертой, вы­ражающей еще неразвитость, односторонность рационалистического умонастроения и мироощущения эпохи молодого капитализма, был преимущественно рассудочно-прагматический характер самой раци­ональности. Здравый смысл массового сознания, с его ориентацией на предпринимательский успех и деловую инициативу, совершал не только созидательную, но и разрушительную работу в сфере духа, нигилистически отбрасывая моральные и эстетические ценности, если они не требовались для достижения непосредственных целей и удов­летворения ближайших интересов.

Но прагматизм обыденности был той эмпирией, из которой из­влекало свой опыт рефлектирующее сознание. На этом материале возводились философско-социологические и политико-юридические