Детерминанты статуса женщины

Практически каждое известное нам общество демонстрирует определенную дифференциацию

между женщинами и мужчинами, и фактически каждое общество является образцом тендер-

ного неравенства и мужского доминирования. Но разнообразие в пределах этих универсалий

является, тем не менее, поразительным, и тендерные различия и неравенство могут носить как

более выраженный, так и неявный характер. Дело не только втом, что чем выше степень

тендерной дифференциации, тем глубже тендерное неравенство, хотя обычно бывает именно

так. Можно вообразить четыре таких возможности — высокий или низкий уровень тендерной

дифференциации в сочетании с высокой или низкой степенью тендерного неравенства.

Каковы же тогда возможные факторы, определяющие статус женщины в обществе? При каких

условиях ее статус улуч-

шается, а при каких сводится до минимума? Экономические, политические и социальные

взаимодействия — это те переменные величины, которые создают различные культурные

формации. Например, одно крупномасштабное исследование различных культур показало, что

при большей потребности общества в физической силе и высокоразвитых двигательных

навыках больше будет различий между мужской и женской социализацией. Также вероятно,

что чем больше размер семьи, тем больше различий между женщиной и мужчиной. Отчасти

это связано с тем, что изолированное положение нуклеарной семьи означает, что мужчина и

женщина периодически вынуждены брать на себя роли друг друга, поэтому в ней редко

бывает строгое разделение ролей14.

Одним из ключевых факторов, определяющих статус жен-щин, является разделение труда в

сфере ухода за детьми. Репродуктивная роль женщины исторически ограничивает ее участие в

социально-экономической сфере. Но, хотя ни одно общество полностью не передает

мужчинам функции ухода за детьми, чем больше мужчины участвуют в воспитании детей и

чем больше женщины освобождаются от этих обязанностей, тем выше бывает статус

женщины. Есть много способов освободить женщин от их «исключительных» обязательств. В

обществах, не принадлежащих к числу западных, это позволяют делать разные обычаи, как,

например, няни, берущие на себя заботу сразу о нескольких детях, участие в уходе за детьми

мужей или соседей или поручение этой роли пожилым членам племени, поскольку их

экономическая деятельность ограничена возрастом15.

В качестве одного из объяснений женского статуса рассматриваются также отношения между

детьми и родителями. Социолог Скотт Колтрейн обнаружил, что чем ближе отношения между

отцом и сыном, тем выше в такой семье статус женщины. Колтрейн обнаружил также, что в

культурах, где отец относительно не вовлечен в воспитание детей, мальчики идентифицируют

себя через противопоставление своей матери и другим женщинам, поэтому они склонны к

проявлению черт гипермаскулинности и проявляют свою мужественность через

отрицательное отношение к женщинам. Чем большее участие принимает отец в воспитании

детей, тем меньше такой мужчина умаляет роль и значимость женщин. Маргарет Мид также

подчеркивала центральную роль отцовства в семье. Большинство культур воспринимают роль

женщины в воспитании детей как данность, тогда как мужчине необходимо научиться стать

воспитателем. Здесь, конечно, есть, чем рисковать, но в этом нет ничего фатального: «Каждое

известное нам человеческое общество построено на обучении мужчинами своих детей»16.

Если мужчине нужно научиться воспитывать детей, то здесь возникает вопрос о

мужественности вообще. Само представление о том, что значит «быть мужчиной»,

чрезвычайно меняется от одной культуры к другой, и оно во многом зависит от того, сколько

времени и энергии отец тратит на своих детей. Это оказывается немаловажным и для женщин,

поскольку чем больше времени мужчина проводит со своими детьми, тем меньше в такой

культуре тендерное неравенство. Верно и обратное: чем более свободны женщины от ухода за

детьми — чем более забота о детях делится с кем-то еще и чем выше контроль женщин над

собственной фертильностью — тем выше их статус. Колтрейн также обнаружил, что статус

женщины зависит от ее контроля над своей собственностью, особенно после заключения

брака. Когда женщина сохраняет контроль над своей собственностью в браке, это неизменно

повышает ее статус в обществе.

Интересно, что недавнее исследование о мужском братстве, столь необходимом для теорий,

которые делают акцент на войне или закреплении роли мужчин в социальном порядке, служит

тому еще одним подтверждением. Социолог и географ u1044 Дафна Спайн утверждает, что те

культуры, в которых мужчины разрабатывали самые сложные разделенные по полу ритуалы,

оказывались культурами с наиболее низким женским статусом. Спайн описала

пространственную организацию некоторых культур и обнаружила, что чем дальше от центра

деревни находилась мужская хижина, чем больше времени мужчины тратили на свои

ритуалы, находясь в этой хижине, и чем более важную роль в культуре играли эти мужские

ритуалы, тем ниже был статус женщин. «В обществах с „мужскими домами" женщины имеют

наименьшую власть, — пишет исследовательница. — Если мужчина проводит свое время

далеко от семейной хижины, в мужской хижине с- другими мужчинами, то у него остается так

мало драгоценного времени и еще меньше склонности к тому, чтобы посвятить его семье и

воспитанию детей»17.

Точно также антрополог Томас Грегор обнаружил, что все формы пространственной

сегрегации между мужчинами и женщинами связаны с тендерным неравенством. Племя

меинаку в Центральной Бразилии, например, имеет очень хорошо институционализированные

мужские хижины, в которых хранятся племенные тайны и ритуальные инструменты, и там же

на них играют. Женщинам в эти хижины запрещено заходить. Мужчи-

на племени сказал Грегору: «Это место — только для мужчин. Женщинам нельзя видеть

ничего из того, что здесь находится. Если женщина входит в хижину, мужчины забирают ее в

лес и насилуют»18.

Этидвесоциальныепеременные —вовлеченность отца в воспитание детей (часто измеряемое с

помощью пространственной сегрегации) и контроль женщины над своей собственностью

после заключения брака — входят в число центральных детерминант статуса женщины и

тендерного неравенства. Неудивительно, что они также определяют уровень насилия над жен-

щинами, поскольку чем ниже женский статус в обществе, тем выше вероятность сексуального

и прочего насилия по отношению к женщинам. В одном из наиболее всесторонних срав-

нительных исследований женского статуса Пэгги Ривз Санди выявила несколько u1074 важных его

коррелятов. Одним из них является контакт с мужчинами. Сегрегация по половому признаку

тесно взаимосвязана с низким статусом женщины в обществе, словно разделение полов было

«необходимо для развития неравенства полов и мужского господства». (И наоборот,

исследование общества с эгалитарными отношениями между полами не обнаружило никакой

идеологии, формирующей желательность сегрегации по половому признаку.) Конечно,

экономическая власть женщин, как критическая детерминанта, является «результатом такого

полового разделения труда, при котором женщины достигают самостоятельности и создают

независимую сферу контроля». Кроме того, в культурах, для которых характерна забота об

окружающей среде, женский статус значительно выше. Культуры, которые рассматривают

окружающую среду как враждебный мир, имеют тенденцию к развитию моделей мужского

доминирования19.

Наконец, Санди обнаружила, что самый высокий уровень равенства женщин с мужчинами и,

соответственно, наиболее низкая статистика изнасилований встречается там, где оба пола в

равной степени выполняют обязанности по обеспечению своих семей продовольствием. В

таких случаях мужчины принимали большее участие в воспитании детей. Как ни странно,

когда вклад женщин был более значительным, их статус тоже был низким. Таким образом,

статус женщин обычно был ниже в тех случаях, когда их вклад был или очень значительным,

или очень малым, и более равным мужскому там, где их вклад был примерно таким же, как

мужской.

Теперь, следуя Таврис иУэйд, мы можем суммировать результаты кросс-культурных

исследований о женском статусе

и мужском господстве. Во-первых, мужское господство уменьшается, когда мужчины и

женщины работают вместе, с незначительным разделением рабочей силы по половому

признаку. Сегрегация работы по половому признаку — эта та переменная, от которой сильнее

всего зависит женский статус. Во-вторых, мужское господство проявляется более явно, когда

мужчины контролируют u1087 политические и идеологические ресурсы, необходимые для

достижения целей данной культуры, а также когда мужчины управляют всей собственностью.

В-третьих, мужское господство «усиливается в условиях колонизации», и проникновение

капитализма в деревню и индустриализация в целом понизили женский статус. Мужское

господство также связано с демографическим дисбалансом между полами: чем выше процент

достигших брачного возраста мужчин по отношению к достигшим брачного возраста

женщинам, тем ниже статус женщины в таком обществе. И, наконец, экологические проблемы

способствуют усилению мужского доминирования20.

Кросс-культурные объяснения сексуального насилия

Процитированный Грегором мужчина из племени меинаку, также как работы Пэгги Ривз

Санди и других исследователей, говорят о том, что насилие — это не выработанная в процессе

эволюции репродуктивная стратегия менее успешных мужчин, а скорее явление культуры,

которое способствует укреплению отношений между мужчинами. Изнасилование может быть

стратегией, направленной на поддержку мужского доминирования, или, как пишут

этнографы, средством, благодаря которому мужчины надеются скрыть зависимость от матери,

но уж никак не альтернативным способом ухаживания. В своем этнографическом

исследовании группового изнасилования в Университете Пенсильвании Пэгги Санди

предположила, что такая форма насилия имеет своим происхождением и тендерное

неравенство, позволяющее мужчинам видеть в женщинах всего лишь кусок плоти, и

потребность мужчин демонстрировать друг перед другом свою маскулинность. Групповое

насилие сплачивает мужчин. Более того, групповое насилие позволяет некото-рый

гомоэротичный контакт между мужчинами. Один участник рассказывал исследовательнице об

удовольствии, испытанном при ощущении спермы его друзей в женщине, которую он

насиловал, и Санди почувствовала выраженный эротический компонент в этом признании.

Женщина была сосудом, переда-

точным звеном, через которое эти мужчины могли иметь секс друг с другом и при этом

считаться гетеросексуалами. Только в культуре, которая принижает и обесценивает женщин,

возможны такие формы поведения. Изнасилование, таким образом, вряд ли является

эволюционной стратегией, выбранной менее успешными мужчинами для своей репродукции.

Это — акт, имеющий место только в тех обществах, где есть тендерное неравенство и где есть

мужчины, которые могут быть «весьма успешны» в других формах половых отношений, но

при этом верят в свое право насилия над женщинами. Здесь речь уже о тендере, а не о поле, и

это один из путей, с помощью которого тендерное неравенство продуцирует тендерные

различия21.

Ритуалы тендера

Антропологи исследуют культурное конструирование ген-дера также и через изучение

специфических тендерных ритуалов. Их работа предполагает, что происхождение этих

ритуалов не носит биологический характер. Поскольку биологическое воспроизводство и

воспитание детей кажутся очень серьезными факторами формирования тендерного

неравенства, становится понятно, почему многие из этих ритуалов связаны именно с

воспроизводством. И поскольку пространственная сегрегация представляется тесно связанной

с тендерным различием и неравенством, ритуальная сегрегация — как в пространстве, так и во

времени — также может быть в центре внимания. Например, большой интерес представляет

собой инициация молодых мужчин, в том числе из-за относительного исчезновения таких

формальных культурных ритуалов в современных Соединенных Штатах. Этот ритуал

обеспечивает участвующему в инициации мужчине ощущение идентичности и членства в

группе. Многие культуры, особенно в оседлых земледельческих и пастушеских обществах,

включают в себя обрезание, удаление крайней плоти члена мальчика, и через этот ритуал

мужчина становится членом общества. Возраст мальчика, участвующего в этой церемонии,

может быть разным. Обзор данных по двадцати одной культуре показал, что четыре из них

практикуют обрезание мальчика в младенчестве, десять — когда мальчику исполняется

приблизительно десять лет (до наступления половой зрелости), шесть проводят обрезание

крайней плоти юноши в период наступления половой зрелости, и в одной культуре ритуал

проводится уже после полового созревания.

Почему столь многие культуры считают, что принадлежность к миру взрослых мужчин

требует генитальных увечий? В действительности, обрезание — самая обычная медицинская

процедура и в Соединенных Штатах. На этот счет, конечно, имеется большое количество

теорий. В Библии, например, обрезание — видимый знак взаимной связи между Богом и муж-

чиной, символ повиновения мужчины закону Бога. (В Быт. 17: 10-11,14 Бог приказывает,

чтобы Авраам провел обрезание Исаака в знак завета, заключенного с Богом.) Но обрезанная

плоть выступала и в качестве трофея. Победившие воины, отрезая крайнюю плоть своих

поверженных противников, уродовали и оскорбляли тела побежденных в знак своей победы.

(В 1 Кн. Царств 18: 25 царь Саул требует, чтобы Давид убил сто врагов и принес их крайнюю

плоть как выкуп за невесту. Давид, слегка перестаравшись, принес двести.)

В других культурах, как предполагают этнографы, обрезание создает видимый шрам, который

связывает мужчин друг с другом и служит обрядом перехода во взрослую мужественность.

Уай-тинг, Клакхон и Энтони утверждают, что в ритуале присутствует и символика разрыва

эмоциональных связей мальчика с матерью, необходимая для подтверждения его

маскулинной идентификации. Другие авторы указывают, что культуры, в которых обрезание

молодых мужчин является очень важным ритуалом, склонны к большей степени тендерной

дифференциации и ген-дерного неравенства. Обрезание, которое всегда является общест-

венной церемонией, одновременно укрепляет связи между отцом (и его поколением) и сыном

(и его поколением). Оно связывает мужчин и исключает женщин — явно и демонстративно.

Обрезание, как правило, связано с мужским доминированием, так же как и другие формы

увечья мужских гениталий22. В очень немногих культурах, например, позволяется ритуальное

кровотечение из члена при обрезании. Такие культуры все еще верят в кровотечение как

лечение от болезни, и в этом случае «лечится» болезнь, вызванная половым контактом с

женщинами, которые, как полагают, являются нечистыми и заразными. Мы знаем о четырех

культурах с практиками полукастрации, то есть удаления одного яичка. В одной из этих

культур люди считают, что это предотвращает рождение близнецов23.

Женское «обрезание» также практикуется в некоторых культурах, хотя гораздо реже, чем

мужское. Оно представляет собой либо клиторотомию, при которой удаляется клитор, либо

инфибуляцию, когда сшиваются наружные половые губы и оставляется лишь маленькое

отверстие для мочеиспуска-

ния. Любопытно, что женское обрезание часто выполняется взрослыми женщинами. Есть

культуры, в которых этот ритуал выполняется братом отца девочки. Клиторотомия широко

распространена в Африке, но не только, и всегда имеет место только в обществах,

практикующих мужское обрезание. Инфибуляция наиболее широко распространена в

Восточной Африке и Сомали, и цель этого ритуала состоит в том, чтобы предотвратить

половые сношения, в то время как клиторотомия совершается с целью предотвращения

сексуального удовольствия и, следовательно, сексуального разнообразия. Я приведу здесь

описание этой практики, сделанное женщиной из Судана, подвергшейся клиторотомии.

Теперь она работает преподавательницей в ближневосточной стране:

«Я никогда не забуду день моего обрезания сорок лет назад. Мне было шесть лет. Однажды

утром, во время школьных летних каникул, мать сказала мне, что я должна идти с нею в дом

ее сестер и затем посетить больного родственника в Хальфайат-Эль-Мулук [в северной части

Хартума, Судан]. Мы действительно пришли в дом моей тети, и оттуда мы все направились

прямо в красный кирпичный дом [я раньше там никогда не была].

Пока моя мать стучала в дверь, я пробовала прочитать имя, написанное на двери. Скоро я

поняла, что это был дом Хай-джи Аламин. Она была акушеркой, которая [делала обрезание]

девочкам, живущим в округе. Я окаменела и пыталась убежать. Но мать и две мои тети меня

схватили. Они стали говорить мне, что акушерка должна провести обряд моего очищения.

Акушерка была самым жестоким человеком в моей жизни... [Она] приказала молоденькой

помощнице пойти и купить бритвы у соседнего бакалейщика-йеменца. Я все еще помню, как

она возвратилась с бритвами, завернутыми в фиолетовые обертки с нарисованным

крокодилом.

Женщины приказали мне лечь на кровать [сделанную из веревок] с небольшим отверстием в

середине. Они держали меня, в то время как акушерка начала срезать мою тоть без анесте-

зирующих средств. Я кричала, пока не потеряла голос. Акушерка говорила мне: „Хочешь,

чтобы меня забрали в полицейское отделение?" После того, как все было сделано, я три дня не

могла есть, пить или даже писать. Я помню, как мой дядя узнал про то, что они со мной

сделали, и уфожал подать в суд на своих сестер. Они боялись его и решили снова отвести

меня к акушерке. Она самым строгим голосом приказала мне, чтобы я села на корточки и

мочилась. Это было самое сложное в моей жизни тогда, но я это сделала. Я мочилась долго и

дрожала от боли.