§ 23. Спонтанность идеации, сущность и факт

Однако разве — возразят нам тут — не истинно и очевидно то, что понятия, или, если угодно, сущности вроде „красного", „дома" и т. д. проистекают путем абстрагирования из индивидуальных созерцаний? И разве не конст­руируем мы по собственной воле понятия на основе уже сложившихся поня­тий? Так, стало быть, речь все же идет о психологических продуктах. Ведь это все, — быть может, еще добавят к сказанному, — как в случае произ­вольных фикций: играющий на флейте кентавр, какого мы воображаем себе по собственной воле, — это ведь не что иное, как построение нашего пред­ставления. — Ответствуем: конечно же „складывание понятий", а также и свободное измышление осуществляются спонтанно, а все спонтанно поро­ждаемое, само собой разумеется, есть продукт духа. Однако, что до играю­щего на флейте кентавра, то он есть представление в том самом смысле, в каком представлением называют представляемое, а не в том, в каком пред­ставление есть название психически-переживаемого. Конечно, сам кентавр — это не что-то психическое, он не существует ни в душе, ни в сознании, он не существует вообще нигде, ведь он „ничто", он — целиком и полностью „воображение"; точнее же говоря, переживание воображения есть во-обра-жение себе кентавра. Постольку, поскольку это так, самому переживанию, конечно, принадлежит нечто „принимаемое за кентавра", нечто „кентавро-мнимое", кентавро-сфантазированное. Но только не смешивайте же именно

59

это переживание воображения с тем, что во-ображается в нем как таковом." Так и в спонтанном абстрагировании порождаемое — это не сущность, а сознание (о) сущности, и положение при этом таково: в то время как — и это, очевидно, сообразно с сущностью — дающее из самого первоисточни­ка сознание (о) сущности (идеация) в себе самом необходимо есть созна­ние спонтанное, для чувственно дающего, опытно схватывающего сознания спонтанность — внесущностна, — индивидуальный предмет может „являть­ся", может осознаваться, но и без всякой спонтанной „деятельности* „над ним и „на" нем. Так что нет никаких Мотивов, — разве что кроме мотивов смешения, — которые могли бы требовать отождествления сознания сущно­сти и самой сущности, а тем самым и психологизации последнего.

Однако тут могло бы смущать соположение еще и воображающего соз­нания — именно в отношении „существования" сущностей. Что — разве сущность это не вымысел, не фикция, как это угодно скептикам? Между тем, подобно тому как соположение фикции и восприятия, подводимых под бо­лее общее понятие „созерцающее сознание", наносит ущерб существова­нию даваемых в восприятии предметов, так осуществленная выше сополо-женность — „существованию" сущностей. Вещи могут восприниматься, вспоминаться и тем самым сознаваться как „действительные"; или же они, в модифицированных актах, могут сознаваться как сомнительные, недействи­тельные (иллюзорные); наконец, в совершенно иной модификации, — как „просто грезящиеся", как якобы действительные, недействительные и т. д. Точно так же обстоит дело и с сущностями, а с этим связано то, что и они, подобно иным предметам, могут иметься в виду, мниться, то правильно, то ложно, — как, например, в ложном геометрическом мышлении. Но постиже­ние и созерцание сущности — это многообразный акт, ив особенности вы­сматривание сущности есть дающий из самого первоиЬпочника акт, а — как таковой — он есть аналог чувственного восприятия, а не воображения.