С.И.Сухих. Лекции по истории и методологии филологии. История русского

литературоведения XIX - первой половины ХХ вв.

Нижегородский государственный университет им. Н.И.Лобачевского

Филологический факультет

Кафедра русской литературы ХХ века

Проф. С.И. Сухих

ИСТОРИЯ ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЯ конца ХIХ – первой половины ХХ ВЕКОВ.

Курс лекций

для магистрантов 1-го года обучения

ВВЕДЕНИЕ.

ИСТОРИЯ ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЯ: ПРЕДМЕТ И ЗАДАЧИ ИССЛЕДОВАНИЯ

1.Литературоведение как наука: литературоведение и критика; литературоведение и проблема научности; проблема метода исследования. 2. Проблемы и задачи изучения истории русского литературоведения. 3. Русское литературоведение и литературоведение Запада. 4.Литературно-критический контекст развития русского литературоведения в Х1Х веке: принципы и методы «эстетической» критики; принципы и методы «реальной» критики.

§ 1. Литературоведение как наука

1.1. Литературоведение и критика

Литературоведение как наука граничит со смежными областями знания: эстетикой как наукой об общих законах искусства (включая литературу), разными отраслями искусствознания, с языкознанием и т.д.

Наиболее близко литературоведение соприкасается с литературной критикой – областью знаний и сферой деятельности, тесно связанной с литературоведением и по объекту, и, как представляется на первый взгляд, по методу анализа. Критику иногда считают частью литературоведения, выделяя в его составе теорию литературы, историю литературы, литературную критику и вспомогательные литературоведческие дисциплины (источниковедение, текстологию и др.)¹.

В чем главное, принципиальное отличие между литературоведением и критикой?

Литературоведение, занимаясь исследованием литературы, призвано дать ответы на вопросы «ЧТО?», «КАК?» и «ОТКУДА?».

Литературная критика занимается не выяснением этих вопросов, хотя и может их касаться. Она занимается оценкой литературных произведений и отвечает на вопрос «ХОРОШО или ПЛОХО?»

Как пишет М.Гаспаров, отделяющий критику от литературоведения, критика – «это не наука о литературе, а литература о литературе. Это форма самоутверждения и самовыражения: статьи Белинского о Пушкине и Баратынском очень мало говорят нам о Пушкине или Баратынском, но очень много – о Белинском и его последователях»².

На эту тему есть интересная книга Бориса Бурсова «Критика как литература»³.

1.2. Литературоведение и проблема научности

Есть давний, старинный спор: а наука ли вообще литературоведение? Ницше назвал его когда-то «веселой наукой» (есть у него такое сочинение). Представители естественных наук любят повторять афоризм: «Науки делятся на естественные и противоестественные», – относя к последним и науку о литературе.

Среди самих литературоведов критика традиционных методов литературоведения и обвинение их в «ненаучности» очень часто бывают связаны с попытками применения к изучению литературы методов других наук. Таких попыток в истории литературоведения было немало. Не будем с порога отрицать пользу применения методов других наук в исследовании литературы. Но сразу скажем: если такая польза и есть, то до определенной степени. До той, когда происходит подмена метода, когда метод другой науки из вспомогательного становится основным. Вот тогда неизбежны искажения, неизбежны смещения, в том числе подмена объекта. Такая опасность существует, тем более, что литературоведение очень близко может соприкасаться с другими областями знания, и не только с искусствознанием и эстетикой, но и, скажем, с философией, социологией, психологией, лингвистикой, семиотикой.

Вся история литературоведения – это история поиска собственного ОБЪЕКТА и собственного МЕТОДА его исследования.

Но вернемся к вопросу о научности. К чему сводятся обычно доводы оппонентов, не считающих литературоведение строгой наукой?

ДОВОД 1-й: литературоведение не пользуется количественными методами анализа, математическим аппаратом.

Марксизм сейчас не в моде, а вот до «перестройки» критики литературоведения любили ссылаться на слова Карла Маркса: «Наука только тогда достигает совершенства, когда ей удается пользоваться математикой». Но, во-первых, ведь речь идет не о степени совершенства, а о том, наука или не наука литературоведение как область знания. Литературоведы, в отличие от физиков, или математиков, или философов, или семиотиков, никогда не страдали манией величия и не объявляли свою область знаний «наукой наук».

А во-вторых, если на то пошло, то законы функционирования товарного производства в рыночной капиталистической экономике были выведены самим Марксом чисто логическим путем, без математического анализа. И все же первая часть его «Капитала» – это настоящая наука, тем более для Х1Х века, все экономисты – не только марксисты – это признают.

Гуманитарные науки в течение тысячелетий не пользовались помощью математики. И отрицать на этом основании их достижений нельзя. Конечно, глупо было бы восставать против математики: нет ее – и не надо! Надо бы…. Да вот только не все можно сосчитать, а главное – что считать, как выделить эти поддающиеся счету элементы для количественного анализа? Для литературоведения это вопрос вопросов: из каких элементов, каких «кирпичиков» делается литература, как их выделить, описать, сделать сравнимыми, то есть доступными для математической обработки, для формализации. Ведь только после этого можно попытаться «поверить гармонию алгеброй» по примеру пушкинского Сальери.

ДОВОД 2-й. Наука построена на эксперименте. А литературоведение экспериментов не ставит. Что можно на это сказать?

Во-первых, эксперимент – не единственный критерий научности и тем более не абсолютный. История, философия, практически все гуманитарные науки не основаны на эксперименте. Да и естественные науки – не все и не всегда. Астрономия, например, в течение тысячелетий не знала эксперимента. Многие науки опираются на наблюдение, а не на эксперимент.

Во-вторых, история литературы и литературоведения дает нам и примеры экспериментирования. Правда, в ограниченных пределах и редко эти эксперименты были успешными (с точки зрения качества, художественного уровня их результатов).

Когда художественному творчеству предшествует создание эстетической теории, которую затем пытаются реализовать, – это и есть эксперимент в литературе, в свою очередь становящийся базой для теоретических выводов литературоведения. Примеры? Пожалуйста! Эстетическая теория натурализма и «экспериментальный» роман Золя. Теория формальной школы 20-х годов и творчество некоторых «серапионов» (например, молодого В.Каверина). Вообще литературный авангард ХХ века – это по преимуществу головная, экспериментальная литература. Особенно современный «постмодернизм» – это и есть экспериментальные литературные «игры». Как писал М.Гаспаров, «у Станислава Лема предлагается литературная игра: «Сделай сам»; можно поженить Свидригайлова с Наташей Ростовой и посмотреть, что из этого выйдет. Постмодернисты занимаются почти тем же самым»⁴. Например, один из наших (правда, теперь уже не наших, а американских) теоретиков постмодернизма, Михаил Эпштейн, попытался теоретически смоделировать, изобрести и предложить литературе абсолютно новый вид тропа, который он назвал «метаболой»⁵.

Большей частью такого рода «эксперименты» неудачны. Но ведь и в естественных науках так же: удачный эксперимент и там редкость. А для литературоведения это вообще не главная опора.

ДОВОД 3-й. Литературоведение не наука потому, что ОБЪЕКТ и СУБЪЕКТ исследования совпадают. В науке ученый наблюдает объект реальный – природу. А в литературоведении он «наблюдает» свое собственное ВОСПРИЯТИЕ литературного произведения, его и толкует. Это действительно серьезная проблема для литературоведения.

Правда, после появления, скажем, квантовой механики этот довод можно обратить и к естественным наукам, в том числе к физике. Для теоретиков «постмодернизма» это стало оправданием их собственных теоретических построений: раз уж физика потеряла реальный объект, то чего же стесняться литературоведам: они сами будут теоретически конструировать этот объект. Так, тот же Михаил Эпштейн пишет: «Реальность, которая открывается физикам начиная с 1930-х годов, – это в нарастающей степени «гиперреальность», поскольку она создается параметрами самих приборов и математическим аппаратом исчислений. Самый трудный методологический вопрос в современной физике, занятой такими умозрительными конструкциями, как «кварки» и «струны», – это что, собственно, исследуется? Каков статус так называемых физических объектов и в какой степени они могут быть названы «физическими» и «объектами», коль скоро они возникают на кончике математического пера… Наука, в своем приближении к реальным основаниям материи, обнаруживает выдуманный, чисто умственный характер той физической реальности, которую якобы описывает, а на самом деле изобретает»⁶. Да, «кванты» или «кварки» не увидишь даже в микроскоп и не пощупаешь, но это не значит, что они есть всего лишь фикции ума.

Говорят еще, что в современной физике прибор дает нам показания не об объекте, а о своем соприкосновении с объектом. Но физик старается выяснить степень возмущающего влияния прибора, чтобы потом вычесть ее из характеристик этого объекта.

«Постмодернистами» и их сторонниками, адептами так называемой «нарциссической филологии», или «солипсической» филологии, которые занимаются самоцельной «игрой в бисер» и самовыражением, все эти доводы приводятся в оправдание своих игр.

А по сути, они свидетельствуют о том, что на нынешнем этапе своего развития и естественные науки столкнулись с теми трудностями, которые всегда стояли перед науками гуманитарными, в частности, перед наукой о литературе.

В ней всегда существовала проблема «восприятия», т.е. «возмущающего влияния» воспринимающего сознания на представление о воспринимаемом объекте – скажем, объективно существующем литературном памятнике или объективно существующих законах литературного процесса.

Всякое гуманитарное творчество (искусство или наука – все равно) неизбежно противоречиво по своей сущности: в нем всегда субъективные пристрастия более или менее заметно вторгаются в процесс познания, в стремление объективизировать объект наблюдения, отделить его от личности наблюдателя. Важно наличие такого стремления и мера достигнутого «отчуждения». Есть гуманитарии, которые гордятся своим субъективизмом и действуют по принципу «я так вижу», импрессионистическому по своей сути. Но их оппоненты всегда вправе задать вопрос: «А что если вы дальтоник?» Настоящая наука учитывала и фактор восприятия – мы увидим это, когда речь пойдет, скажем, о филологической концепции Потебни.

Субъективное в литературоведении относится в большей степени к оценке. Но эстетическая оценка – это только один из элементов исследования, к тому же она в большей степени относится к критике. Установление же закономерностей представляет собой объективную научную ценность. Развитие литературоведения как раз связано со стремлением освободиться от субъективизма – это четко прослеживается в его истории. По отношению к литературоведческим концепциям необходимо говорить не столько об объективности или субъективности, сколько об истинности или ложности, так же как по отношению к научным концепциям в области естественных наук.

ДОВОД 4-й. И, наконец, очень часто говорят: литературоведение представляет собой странную картину науки без терминологии. Это основательный упрек. Отсутствие строгой терминологии – большой недостаток нашей науки. Структуралисты, постструктуралисты, постмодернисты очень боятся этого упрека и заняты прежде всего терминологическими изысками – придумыванием вычурной и чрезмерно обильной терминологии, особенно с многозначительными, но пустыми приставками: пост, сверх, гипер, супер и т.д. Это никак не спасает, потому что содержание за этими «терминами» все равно случайное и субъективное.

Но с терминологией в литературоведении действительно большие сложности, как во всех гуманитарных науках. Дело, видимо, в том, что литературоведение имеет дело прежде всего с качественными, а не количественными признаками объекта. Легко ложатся в терминологию лишь понятия о таких явлениях, которые имеют строгую количественную определенность. Другая причина сложностей – в том, что сам объект науки находится в непрерывном движении, изменении. Поэтому и понятия о них движутся, изменяются. Так что теоретическое исследование обязательно должно учитывать движение, изменение, развитие самих понятий о литературных фактах: историческое – во времени – и диахроническое – в зависимости от подхода, научной школы, метода, той или иной традиции.