23. Метатактика

Истина против власти

<…>

Компьютерная революция сделала возможным моделировать, а значит, лучше понимать различные социальные проблемы – от безработицы до увеличения расходов на здравоохранение и экологической угрозы. Мы можем рассматривать разные моде­ли одного и того же явления, изучать взаимодействие огромно­го числа факторов, создавать базы данных на недоступном прежде уровне и анализировать информацию чрезвычайно сложными способами.

Там, где новая система производства материальных благ пускает корни, правительства, даже в большей мере, чем бизнес, не могут осуществлять свою деятельность без компьютеров. До появления компьютеров и передовых информационных технологий правительства были в большей или меньшей степени демократическими.

Но политика крутится вокруг власти, а не истины. Решения принимаются не на основании «объективных» выводов или глубо­кого понимания, а обусловливаются столкновением сил, где каждая сторона преследует свои цели. Компьютеры не могут устра­нить эти необходимые (и полезные) парирования ударов и выпады в борьбе за власть. Они просто поднимают эту борьбу на более высокий уровень.

Политические лидеры и высокопоставленные бюрократы еще недооценивают, насколько они стали зависимы от компьютеров, а потому мало защищены от тех, кто умеет обращаться с вычисли­тельной техникой, используя се в политической игре. Причина кроется в том, что обычно в правительстве больше всего компью­терной обработки проводится на низшем, а не на высшем уровне бюрократической иерархии. Мы не видим президентов или партий­ных руководителей, нажимающих на клавиатуру или всматриваю­щихся в экран компьютера. Вот и получается, что люди, стоящие у управления, принимают решения – от выбора военного самолета до определения налоговой политики, − основываясь на «фактах», которые в значительной степени подвергались обработке специалистами, работающими на компьютерах.

Касается ли это больничных коек, контроля импорта или ин­спекции продовольствия, к моменту обсуждения какой-либо про­блемы или определения политического курса вся информация уже внесена (и подправлена) в компьютере, где она подсчитана, клас­сифицирована, обобщена и подытожена.

И на каждом этапе этого процесса, от создания базы данных до способа обработки информации, программы, используемой для ее анализа, все сведения открыты для манипуляции ими, и подобная операция проводится так тонко и часто незаметно, что с ней ни в какое сравнение не идут обычные средства поли­тической информтактики, вроде засекречивания и утечки ин-формации.

А если искажения, произведенные метатактикой, мы добавим к доработкам, умышленно осуществленным чиновниками и политиками, игравшими в описанные ранее обычные «информигры, то напрашивается единственный вывод: политическая информа­ция поступает к человеку, принимающему решения, только после прохождения через лабиринт кривых зеркал. А завтра эти самые зеркала будут отражать другие зеркала. [c. 336-337] <…>

Чернобыль в урне для голосования

В декабре 1987 г. в Сеуле, Южная Корея, после 16 лет военного правления состоялись всеобщие выборы. Итоги этой ожесточенно проходившей тройственной борьбы были в конце концов подведены, и страна продолжила успешно развивать свою экономику. Но после завершения избирательной кампании политические наблюдатели отметили некоторые странности в голосовании.

Разница в процентном отношении, зафиксированная в более ранних официальных отчетах, непонятным образом не изменилась на протяжении ночи и по регионам. Имевший огромную популярность кандидат от оппозиции признался, что никак не мог поверить в то, с каким перевесом он одержал победу в провинции Кванджу, где ему отдали голоса 94% избирателей. В лучшем случае, утверждал он, он должен был собрать 80% голосов. Возникло подозрение, что махинации проводились не с избирательными бюллетенями, а с компьютерами, куда стекались данные о результатах выборов.

Подозрение это, насколько нам известно, не получило под­тверждения, однако Мэгги Форд, корреспондент «Financial Times» в Сеуле, ссылаясь на политического комментатора из Вашингто­на, отмечала, что «довольно легко составить компьютерную мо­дель приемлемых итогов голосования. При этом следует руковод­ствоваться данными о политических симпатиях населения, учитывать региональные особенности, классовые и возрастные факторы, а также сам ход предвыборной кампании. Такая модель может сделать расклад количества голосов».

По-видимому, подобную модель можно было бы использовать, чтобы искусно манипулировать результатами голосования в веду­щих избирательных округах, не оставляя никаких следов. Вполне возможен вариант, когда опытный программист, получив доступ к нужному паролю, даст инструкции компьютеру приписать некоторое количество голосов, отданных одному кандидату, к показате­лям другого, а затем тщательно уничтожить предыдущую инфор­мацию.

Разработанный Научно-исследовательским институтом город­ской политики (Urban Policy Research Institute) проект наблюде­ния за выборами, частично опирающийся на разработки, сделан­ные двумя учеными-компьютерщиками из Принстонского университета Джоно Р. Эдвардсом и Говардом Джей Штраусом, констатирует, что «внедрение компьютеризованного голосования па протяжении двух последних десятилетий создало условия для возможной фальсификации итогов выборов и ошибок, масштаб которых заранее невозможно представить».

Специалисты на этот счет разошлись во мнениях, но проект наблюдения за выборами получил поддержку Уиллиса Г. Вара, глав­ного исследователя, работающего в Рэнд Корпорейшн. Вар выска­зался следующим образом: уязвимость электронной системы голосования такова, что «на каких-то выборах вполне можно ожидать своего рода чернобыля. равно как и в Калифорнии можно ожи­дать землетрясения силой в 8 баллов по шкале Рихтера».

Но такой рискованный поворот событий – дело будущего. Пока же можно представить себе, что произойдет, если с компьютером «поработают» специалисты, программисты или системотехники какой-либо многонациональной корпорации, в планах которой – выжить, как говорится, определенною сенатора с его места. Еще можно представить, что система электронного голосования нахо­дится под косвенным тайным контролем не какой-нибудь партии или корпорации, а иностранного государства. Выборы могут за­вершиться с применением прибавления или вычитания очень ма­ленького, совсем незаметного количества голосов от каждого кан­дидата. И никто этого не будет знать.

Это в качестве предостережения кандидату.

Давай цифры!

Уязвимы могут быть не только сами компьютеры и не обязательно во время голосования, в этом отношении опасность подстерегает и в способе, каким используются и неправильно употребляются компьютеризованные данные, информация и знание. [c. 339-341] <…>

<…> Даже большинство цифр, кажущихся объективными, предстают хорошо обкатанными в ходе борьбы за политическую власть. [c. 343] <…>

<…> Ибо политических тактиков не интересуют поиски «истины» или даже простая точность. Они стремятся вооружиться боеприпасами для ведения информвойн. Для нападок на противника не играет роли, соответствуют ли данные, информация и знание «истине» или нет.

Жульничество с базами данных

Правительства все больше полагаются на содержащиеся в ком­пьютерах базы данных. … искусное вмешательство в базы данных – это образец метатактики.

Владеющие искусством метатактики проводят свои операции не путем контролирования доступа к информации, а в первую очередь определяя, что будет содержаться в базе данных, а чего нет. [c. 343-344] <…>

И все же контроль за тем, что поступает в сегодняшние бесчисленные и непрестанно множащиеся базы данных, есть лишь самый простейший вид метатактики. Гораздо сложнее пытаться контролировать то, как данные классифицируются на категории и группы. [c. 344] <…>

Борьба за власть часто разворачивается посредством показателей, содержащихся в базах данных, и придаваемого им значения. [c. 345[ <…>

Люди-фантомы

<…>

Системная модель может помочь нам отчетливо представить сложное явление. <…>

Не столь важно, каким может оказаться конечный продукт, все модели так или иначе неизбежно основаны на «запрограммированных» предположениях. Более того, решения о том, какое значение придать любой задаваемой переменной величине, нередко тоже «запрограммированы», интуитивно или произвольно. [c. 349] <…>

В итоге развивается новая стадия политического конфликта: борьба против предположений, на которых строится цепочка других предположений, часто содержащихся в сложном программном обеспечении. Это можно рассматривать как конфликт метасомнений. Происходящее отражает развитие суперновой экономики. А она не может развиваться без человеческого контакта, воображе­ния, интуиции, заботы, сочувствия, психологической восприим­чивости и других качеств, которые идентифицируются с людьми, а не машинами. Но она также требует более сложного и абстрактного знания, опирающегося на огромную лавину данных и информации – и все это является предметом для все более изощренной политической манипуляции.

Подобный взгляд на информтактику и в особенности на новую метатактику учит нас, что эти законы, устанавливающие границы для правительственной секретности, касаются также и основ демократии. Новая экономика по самой своей природе требует свободного обмена идеями, новаторскими теориями, сомнений в отношении власти. И еще…

Несмотря на гласность, несмотря на закон о «свободе информации», несмотря на утечки информации и трудности, с которыми сегодняшние правительства сталкиваются при охране секретных вещей, действия тех, кто сегодня держит в своих руках власть, могут становиться не менее, а все более светонепроницаемыми.

В этом заключается «метазагадка» власти. [c. 351-352]

Цитируется по: Тоффлер Э. Метаморфозы власти. М.: ООО «Издательство АСТ», 2004. – 669 с.

__________