Елена Бразговская

Существуют ли знаки без референтов и референты, не актуализированные в знаках?

вторая статья цикла

Семиотика за пределами аудитории

Цикл заметок о том, как всё то, что «и так ясно», теряет свою очевидность

Изучение семиотики не похоже на прямую дорогу. Каждая только что выученная аксиома вдруг начинает иронично подсмеиваться над тобой и грозит трансформироваться в серию парадоксов. Сегодняшний предмет разговора – аксиома о неразрывной связи носителя знака и его референта (объекта мира, на который знак указывает). Эта аксиома звучит так: один объект стоит вместо другого (aliquid stat pro aliquo), но в сознании присутствуют оба.

Знак замещает референт, создавая необходимость движения мысли от носителя знака к идее замещённого им объекта. Вернусь к примеру из первой статьи, рассматривая его в контексте нынешнего вопроса:

Луна не знает, что она луна,

И светится, не ведая об этом¹.

Луна действительно не знает, как мы к ней обращаемся. Однако говорящему известно, что спутник Земли носит именно это имя, поскольку язык утвердил конвенцию замещения: слово луна употребляется в случае, если мы намерены указать им на соответствующий референт. Во всех ситуациях произнесения / написания / представления слова луна в сознании возникает образ / идея / понятие об объекте, который носит данное имя. И наоборот: видя луну, мы «заключаем» её в вербальную оболочку знака луна.

Возможность коммуникации основана на неразрывной связи между знаком и референтом. Одновременно это и способ бытия самого знака. Более того, из нашей аксиомы с неизбежностью должно выводиться существование объекта, на который знак указывает, каким бы парадоксальным данный объект нам не казался.

О допущении существования абстрактных референтов

В «Имени розы» устами Вильгельма Баскервильского У.Эко рассуждает о так называемых «чистых знаках», или verbum mentis, которые соотносят нас не с самой вещью, но с её идеей: конь как таковой. Эко не раз упоминает, что «учитель скептически отзывался об универсальных идеях»². Он не считал чистые знаки собственно знаками, рассматривая их в качестве технических инструментов мышления, позволяющих совершать путь от универсального к единичному. Из этого следует, что Вильгельм стоял на позициях средневекового философского номинализма, в рамках которого слово (например, конь) соотносится с идеей (коня) ³. Но где живёт сама идея? Она находится в нашем сознании, но уж никак не в мире. Противоположную позицию занимали (и продолжают занимать) реалисты (от лат. real, реальный), последовательно проводя в жизнь семиотическую аксиому о связи знака и референта: если есть слово, то непременно где-то в мире, в качестве некоторого объекта, существует идея, которую оно замещает. Именно об этом у Х.Л.Борхеса:

Та роза, которая вне тленья и стиха,

<…>

воскресающая волшебством алхимика из тёплой горстки пепла,

<…>

единая вовеки роза роз⁴.

Или у Чеслава Милоша:

Платон и его идеи: на земле существуют – бегают и сменяют друг друга поколения зайцев, лис, коней, а где-то там, наверху, вечно длятся идеи зайцости, лисости, идея коня и идея треугольника <…>⁵.

Каждый из нас, как пишет Борхес, рождается реалистом или номиналистом⁶. Для одних слово «роза» отсылает к реально (вне нас) существующей идее (розе роз), для других – оно лишь слово, связанное с конкретным цветком / понятием о розе. Однако интересно, что это разногласие совершенно не оспаривает аксиоматичность связи между знаком и референтом. В обоих случаях от слова роза протягивается ниточка к объекту, тесно с ним связанному: к розе роз или к конкретной розе. А это значит, что абсолютное проведение в жизнь нашей аксиомы всё же позволяет говорить, что за словом «красота» может стоять и сама красота – абстрактный предмет, а не свойство вещи.

Ещё раз повторю что положение о неразрывной связи между знаком и референтом ни у кого не вызывает сомнений. И потому оно, как правило, не рассматривается как сложное, а значит, заслуживающее нашего внимания и работы мысли. Однако дальнейший разговор коснётся случаев, в которых «несомненная» аксиома может и должна украситься шлейфом наших сомнений.

Рассмотрим случаи, в которых, как может показаться наивному семиотику, знак обретает автономность от вещи, а вещь (референт) отделяется от знака:

1. О возможности существования знаков, которые ни на что не указывают (знаков-симулякров).

2. О возможности существования знаков, которые указывают сами на себя.

3. О возможности существования вещей, для которых в языке нет знаков.

Симулякр как знак, отсылающий в «никуда»

Знак может проходить несколько стадий своего развития. На первой он указывает на свой референт. Отображая объект мира, знак подчёркивает свою связь с реальностью. На второй стадии знак обращён уже не к самому референту, но к представлению о нём. Здесь он становится знаком знака – «эхом отсутствующего звука, тенью отсутствующей вещи и даже рисунком несуществующего рисунка». Умножая эту ситуацию, знак теряет связь с миром, превращаясь в знак без референта, в пустую форму, в симулякр⁷. В таком контексте можно прочесть известное высказывание Гертруды Стайн: Роза есть роза есть роза есть роза (Rose is a rose is a rose is a rose). Что означает первое слово в этом высказывании? Что значит «роза», если она определяется через розу и далее розу, и вновь розу? В итоге, слово уже не значит ничего. Симулякры, как «пустые формы», не нуждаются в референтах и референции. Возникновение симулякра, по Ж.Бодрийяру, знаменует утрату мира.

Примером знака без референта, функционирующего без значения, наподобие пустой вербальной формы, является слово, созданное Станиславом Лемом: сепульки (sepulki). Первое упоминание о сепульках у Лема встречается в «Четырнадцатом путешествии» его «Звёздных дневников»: «Сепульки – элемент цивилизации андритов, играющий значительную роль в их существовании». Лем использует иную, нежели Бодрийяр, технологию создания пустых знаков. Кажется, что он вводит понятие о референте данного слова, приводя информацию о сепульках из Космической Энциклопедии:

СЕПУЛЬКИ – элемент цивилизации андритов, связанный с сепулькариями (см. СЕПУЛЬКАРИИ).

СЕПУЛЬКАРИИ – объекты, предназначенные для сепуления (см. СЕПУЛЕНИЕ).

СЕПУЛЕНИЕ – регулярное действие, процесс производства сепулек, совершаемый андритами, живущими на планете Энтропия (см. СЕПУЛЬКИ)⁸.

Здесь механизмом создания знака без референта становится определение слова через однокоренные слова, по кругу, то есть в итоге – через само себя (пример псевдонаучного определения). Кстати, в одном из более поздних рассказов цикла Лем, словно между строк, упоминает, что и сама Космическая Энциклопедия – это обман, несуществующий труд. Таким образом, реализуется ещё одно значение бодрийяровского термина: симулякр есть обман, фикция. Фиктивны сепульки, о которых говорит Энциклопедия. Да и сама Энциклопедия – лишь культурный симулякр. Симулякрами становятся и любые слова, которые человек употребляет, не стремясь знать их точное определение. Так, если на экзамене по семиотике (или вне его) студент бодро жонглирует терминами семиозис, семиосфера, симулякр, но при этом не может объяснить их значения, поскольку никогда об этом не задумывался, то можно делать вывод: его сознание есть пространство симулякров. Почему он играет пустыми словами? Потому что считает их «уместными» в данной ситуации или желает «блеснуть» знаниями, произвести впечатление на собеседника. В итоге, любовь к симулякрам превращает и самого человека в симулякр.