33. Особенности российской модернизации.

Особенности модернизации в России

В России на протяжении последних трехсот лет предпринималось множество попыток модернизации, которые, со временем, приобрели характер долговременной исторической тенденции, с типичными для нее специфическими моментами и логикой развития, обусловленных множеством объективных и субъективных факторов. Попытаемся выделить основные особенности модернизации в России, во многом предопределяющие исход и характер модернизационных преобразований. Первой из особенностей российской модернизации является ее особая временная растянутость и незавершенность. Это хорошо прослеживается, если обратиться к исследованиям В. Пантина и В.Лапкина и их гипотезе о волнообразном характере преобразований в России через циклы реформ-контрреформ. Загадка длительности модернизации в России, по их мнению, заключается в том, что этот процесс идет путем «зигзагов и многократной смены направления развития, которые неизбежны в ходе чередующихся реформ и контрреформ»[1]. Второй особенностью модернизации в России является сохранение традиционного подхода новой власти к реформированию, определяемому А. Мельвилем, как «традиционное аппаратное администрирование»[2]. Следовательно, модернизационный процесс в России слишком сильно зависит от влияния прежних, полуконсервативных, воззрений правящей элиты. Исключение составляет самая первая – «петровская» модернизация. Еще одна важная особенность российской модернизации – это этатизм, то есть исключительная роль государства в инициировании, определении направленности и осуществлении модернизации. Государство настолько тотально контролирует процесс, что он предстает как «цепь своеобразных «революций сверху», которые не только осуществляют зачастую силовыми методами, но и вопреки устремлениям основной общественной массы»[3]. В оценке данной особенности существует две точки зрения. Так, например, И. Пантин, Л. Гордон и Э. Клонов видят в «революции сверху» необходимость, учитывая российские условия преобразований. Их оппоненты (Л. Шевцова, А. Ахиезер, А, Мельвиль) считают, что подобное переворачивание процесса модернизации «с ног на голову» - «подрывает понятие модернизации с ее ориентацией на индивидуальное сознание» [4]. Но здесь нельзя не упомянуть об еще одной специфической для России тенденции – противоречивости процесса. Ведь с одной стороны наше государство – сила, инициирующая и подталкивающая реформационные изменения, а с другой – инертная структура, которая не соответствует природе преобразований. Эта особенность блокирует разрешение противоречий как условия развития страны. Ведь власть по сути своей должна реформироваться параллельно обществу. Но здесь мы сталкиваемся с описанным выше противоречием, о котором говорил А. Мельвиль. Следующая, связанная с предыдущими, особенность российских модернизаций состоит в «разнонаправленности процессов модернизации государства и модернизации общества» [5]. Есть точка зрения, что в России, постоянно двигающейся по пути реформ, модернизация общества в целом подменяется модернизацией государства или отдельный его элементов ( военно-индустриальной мощи, бюрократического аппарата, реакционных или репрессивных органов и т.п.). Происходит подобное за счет контрреформ в обществе (см. первую особенность), которое вследствие этого теряет свой потенциал к развитию и откатывается назад или впадает в состояние долговременной стагнации. Еще одна особенность российских преобразований заключается в «долгосуществующих и глубоких культурных и идейно-политических расколах общества»[6], в настроениях и отношении к конкретным этапам модернизации (например реформы Петра I) и их последствиям. На протяжении всего процесса перманентных преобразований не было своеобразного «диалога» между элитой о обществом. Его отсутствие и породило идейные и культурные расколы. Следующая особенность российской модернизации состоит в том, что «в России традиционное общество с его сословиями, общинным укладом и основанная на автократии политическая система, а также адекватный всему этому ценностной строй были разрушены, но дальнейшая эволюция так и не привела к образованию политического, экономического и социокультурного порядков, которые бы соответствовали парадигме современного общества[7]. Иными словами, разрушив традиционное общество, правящая элита так и не смогла создать столь же сбалансированного индустриального социума. Восьмой особенностью в нашем списке является принадлежность реформ в России к эндогенно-экзогенному типу модернизационных процессов, т.е. модернизация осуществляется на собственной основе, равно как и на основе заимствований. И в этом плане мы разительно отличаемся от стран эндогенного типа модернизации, когда преобразования проходят на собственной основе (Западная Европа, США и т.п.) и экзогенного, осуществляемая на основе заимствований при отсутствии собственных оснований. Характерной особенностью этого типа модернизации является сочетание различных собственных и заимствованных институтов и традиций. Вполне справедливым и достаточно интересным представляется мнение М.В. Ильина, отмечающего, что применительно к российским условиям, эти институты и традиции можно в целом сгруппировать в «четыре эволюционно разнородных блока». Эти блоки «консервировали определенный эволюционный тип и воспроизводили его логику... Первый: вотчинный, или патримониальный, блок представлял собой... воспроизведение «семейной модели» господства во все более крупных масштабах. Второй развился из поверхностно и ускоренно заимствованной у Византии христианской теократии, основывался на господстве единой и единственной «правды». Третий был упрощением и без того не слишком изощренной ордынской деспотии... и служил непосредственной мобилизации всех ресурсов, в том числе ресурсов принуждающего насилия, для решения некой «судьбоносной» задачи. Четвертый: претендующая на модернизованность военно-бюрократическая структура «государевой службы» — упрощенная версия популярной в Германии XVII—XVIII вв. утопии «полицеистского государства... Предполагалось, что, руководствуясь идеями просвещения и полицеистической наукой, его власти способны обо всем печься и все устраивать наилучшим образом. Эти блоки находились в остром конфликте друг с другом, ибо различались по происхождению... К тому же они принадлежали к разным эволюционным временам...»[8].

Следующую, одну из самых любопытных, особенностей выделяет В. Кржевов. Он отмечает, что в России «со времен императора Николая I чрезвычайно популярна конспирологическая версия, охотно тиражируемая пропагандистами официозной идеологии» [9]. Колеблющими устои Отечества преобразователями у нас обыкновенно объявляются “…прозападно настроенные индивиды и группы, чуждые глубинной народной культуре и потому легко соблазняемые внешним благополучием иной цивилизации”. Фиксируя привычку большинства россиян к “твердой руке” и “сильной власти” и неприятие принципов “правового государства” и либерально-демократических ценностей, автор спрашивает читателя: “Почему же все-таки на протяжении минимум двух последних столетий в России не раз и не два предпринимались попытки радикального реформирования системы управления?” И показывает, что довольствоваться примитивным клише о злокозненности “агентов чуждых влияний” становится все труднее.[10] Иными словами, давая обществу образ врага, неважно внутреннего или внешнего, государство берет у общества огромный кредит доверия для «борьбы с ненавистниками отчизны». Тем самым общество само дает государству право на монопольное проведение реформаторских идей в жизнь. В целом анализ особенностей российской модернизации позволяет утверждать, что логика преобразований в нашей стране не вписывается в общепринятые параметры, но вместе с тем вполне поддается изучению. Модернизация всех сфер жизни продолжается по сей день, а значит вскоре, наверняка появятся новые специфические моменты общественного и государственного развития России.