Место творчества Диккенса в Советском Союзе (1917 - 1991)
Вопрос о восприятии Диккенса в России неоднократно ставился русской критикой советского периода, однако его решение на первых порах не выходило за рамки небольших статей общего характера, которые не освещали проблемы в целом. Одновременно, в литературоведении активно разрабатываются вопросы конкретных связей русских писателей с творчеством Диккенса. Так, в 1924 г. появилась статья Н. Апостолова "Диккенс и Толстой", автор которой обращает внимание советских читателей на то, что "сближающими моментами" трилогии J1.H. Толстого "Детство. Отрочество. Юность" и "Дэвида Копперфильда" является "общий тон этих произведений — грациозный, слегка о юморизованный", а также "родство характеров Дэви и Николеньки" .
Б.Г. Реизов, говоря о заимствовании одного эпизода "Села Степанчикова" из "Записок Пиквикского клуба", утверждал, что Диккенс несомненно явился учителем Достоевского "и в мастерстве композиции большого романа, в ведении интриги, чрезвычайной компликации взаимоотношений и в обилии действующих лиц"
В конце 1930-х -1940-ые годы в советском литературоведении развертывается полемика о Диккенсе, возникает борьба двух точек зрения — стремление представить Диккенса либо радикалом, либо консерватором. Первая тенденция нашла свое отражение в работах известного русского диккенсоведа Т.И. Сильман. В монографии Т.А. Сильман "Очерки творчества" (1948) поставилен вопрос о сложном составе диккенсовского художественного метода, утверждая, что Диккенсу удалось показать реальное многообразие мира через многообразие жанровых форм, сосуществующих в его произведениях в качестве нового стилевого единства.
Вторая тенденция отразилась в работах В.В. Ивашевой, видевшей в Диккенсе "ограниченного викторианского филистера" и сводившей гуманизм писателя к идеологии Д.С. Милля. В своей статье "Диккенс в русской критике" (1946) она отмечала, что "диккенсовский комплекс представлений отражает в популяризованной форме тот ход буржуазной мысли, который характеризует Джона Стюарта Милля и его последователей. Высказывание Ивашевой о том, что "характер восприятия Диккенса в русской критике XIX века приближается к тому восприятию автора, которое мы встречаем в критике английской", вызвало резкую критику И.М. Катарского, который отмечал, что "лишь русская критика смогла понять и оценить глубокий демократизм и реализм Диккенса, его правдивое изображение современной ему АнгЛИИ .
В 1946 году одновременно со статьей В.В. Ивашевой появилась статья М.П. Алексеева "Русский Диккенс", в которой отмечалось, что Диккенс был воспринят "как один из наиболее родственных русской литературе иностранных писателей". Причину особой популярности Диккенса в русской литературе М.П. Алексеев видел прежде всего в присущем его творчеству "истинном демократизме" и столь же подлинном и "глубоко гуманистическом" характере его произведений. Именно благодаря этим качествам, Диккенс " в столь высокой степени ответил основным тенденциям в русской литературе XIX века"17 и мог восприниматься читателями как "русский" писатель несмотря на все свое национальное своеобразие.
Говоря об эволюции восприятия творчества Диккенса18, М.П.Алексеев отмечал, что и в 1860 - 1880-ые годы произведения Диккенса продолжали пользоваться прежним вниманием, и для большинства русских читателей этого периода, в особенности для представителей разночинной интеллигенции, диккенсовские образы «оказались столь же понятными, родными, популярно-типичными, как Чичиков, Репитилов, Расплюев, Хлестаков». По мнению М.П. Алексеева, восприятие Диккенса в России могло меняться в течение десятилетий, но "родственные с ним узы русских читателей не разрывались" М.П.Алексеев обращает на проблему перевода произведений Диккенса. В своих работах "Встреча Диккенса с И.И. Введенским» и "Переводчик Диккенса В.В."Бутузов" он отмечал, что сильнейшее воздействие на русского читателя Диккенс начал оказывать с того времени, как появились переводы Введенского, "всеми силами приспособлявшего произведения Диккенса к их пониманию в России". В Бутузове исследователя восхищало трудолюбие и умение преодолеть те трудности, перед которыми отступали переводчики-ремесленники его времени. Алексеев последовательно доказывал, что именно благодаря Введенскому и Бутузову Диккенс в особенности пришелся по сердцу русскому читателю и заслужил его искреннюю любовь.
Наиболее полно проблема восприятия творчества Диккенса в русской культуре была исследована в работе И.М. Катарского. Монография "Диккенс в России. Середина XIX века" (1966) охватывает значительный период в русской литературной жизни и дает характеристику этого восприятия от первых упоминаний о Диккенсе в русской печати и первых переводов его произведений на русский язык до конца 1850-х годов.
Огромный интерес к проблеме "Диккенс в России" проявляется в англоязычной критике. Работы зарубежных критиков в основном носят характер монографического исследования: "Диккенс и Достоевский", "Диккенс и Толстой". Особенностью большинства работ англоязычных ученых является стремление поставить и осветить вопрос о сходстве и различии философской, общественной и эстетической позиций Диккенса, Достоевского и Толстого.
Творческие связи Достоевского с Диккенсом привлекали внимание многих англоязычных исследователей. Одной из первых работ в изучении вопроса о Диккенсе и Достоевском явилась статья Георга Каткова "Steerforth and Stavrogin" (Стирфорт и Ставрогин"), в которой роман "Бесы" исследовался в контексте с романом "ДэвидКопперфильд".
В 1973 году была опубликована монография "Dostoevsky and Dickens. А Study of Literary Influence" ("Достоевский и Диккенс. Исследование литературного влияния") канадского литературоведа, профессора Йоркского университета в Торонто Н.М. Лари, посвященная творческому влиянию английского романиста на русского писателя. Структурной основой исследования Н.М. Лари служит эволюция Достоевского от "Бедных людей" до "Братьев Карамазовых". Сравнивая "Бедные люди" с произведениями раннего Диккенса, Лари утверждает, что "присущая Диккенсу утопическая идея спасения отверженных обществом в брато с стве и христианской взаимопомощи была присуща и молодому Достоевскому" .
Лари исследует диккенсовские сюжеты и образные параллели и показывает, как они преобразовывались русским писателем, который использовал их главным образом в качестве отправной точки и развивал далее соответственно собственным идейно-художественным задачам. Так, исследователь обнаруживает многие важные точки соприкосновения с Диккенсом в романе "Униженные и оскорбленные", доказывая, что ни в одном романе Достоевского созданные им образы не вызывают такого обилия ассоциаций с диккенсовскими. Наиболее ярко это проявлялось в анализе образа Нелли, зависимость которого от образа одноименной героини романа "Лавка древностей" давно уже отмечалась в литературоведении .
Н.М. Лари утверждает, что в произведениях Достоевского 1860 — 1870-х годов ("Вечный муж", "Идиот", "Бесы") можно найти следы влияния Диккенса, отмечая при этом сходство в сюжетных перипетиях и в содержании отдельных образов, например: Вельчанинов -Монтегю, Настасья Филипповна -Эдит Домби, генерал Иволгин -Уильям Доррит и т. д.
Задачи канадского исследователя не ограничиваются определением конкретных образов в произведениях Достоевского, созданных под влиянием английского романиста. Н.М. Лари пытается показать, как видоизменялись под пером Достоевского диккенсовские герои, становясь действенными участниками русской жизни, и что мог почерпнуть Достоевский в произведениях Диккенса на каждом этапе своего творческого пути.
В ХХ в. в России Диккенс стал не только объектом пристального внимания литературоведов, но и предметом почитания поэтов-лириков. Д. и его образы становятся лирическими героями поэзии П.Антокольского, Н.Асеева, О.Мандельштама, С.Соловьева, А.Иванова, С.Маршака, М.Алигер и др.
В 1930-е гг. новые переводы Диккенса были сделаны Густавом Шпетом, Аркадием Горнфельдом, работавшими в соавторстве Александрой Кривцовой и Евгением Ланном. Эти переводы подвергались позднее критике — например, Норой Галь — как «сухие, формалистические, неудобочитаемые». Некоторые ключевые произведения Диккенса были в 1950-60-е гг. заново переведены Ольгой Холмской, Натальей Волжиной, Верой Топер, Евгенией Калашниковой, Марией Лорие.
К 150-летию со дня рождения писателя выпущена почтовая марка СССР (1962 г.).